Звезда фильма "Холоп" Милош Бикович: Я – патриот России

Сербский акет Милош Бикович рассказал Sobesednik.ru о своей новой роли Муслима Магомаева и отношении к политике

Фото: Global Look Press

Этот сербский актер сыграл главную роль русского мажора Гриши во взорвавшем российский прокат «Холопе». До этого работал у Михалкова в «Солнечном ударе», а еще в «Отеле «Элеон», в «Духless 2», в «Балканском рубеже», в фильме «Лед». На прошлой неделе в российский прокат вышел фильм «Отель «Белград», где 32-летний Бикович не только сыграл главную роль, но и выступил сопродюсером. А с понедельника на «Первом канале» идет сериал «Магомаев». В нем Милошу снова доверили главную роль – самого Муслима Магомаева, о котором он раньше ничего не знал.

В Магомаеве я увидел ребенка

– Милош, у вас потрясающее сходство с Магомаевым! И очевидно, что оно достигается не за счет грима – у вас из всех ухищрений есть только парик, – а за счет мимики. Легко получалось копировать Магомаева?

– Я пересмотрел, наверное, все его интервью и выступления. Старался брать из каждого выступления разные элементы и собирать какую-то свою мозаику его поведения. Но я старался не напрямую его копировать, а давать свой импульс, учитывая его органику. Легко ли это получалось – даже и не знаю. Знаю только, что хороший сериал, как и хороший фильм, требует глубокого вживания в роль.

– А Муслим Магомаев – человек из другой страны и другой эпохи – он вам вообще интересен как личность, как артист? И в чем вы видите, может быть, его проблему?

– Знаете, Магомаев в сериале чуть-чуть отличается от Магомаева в жизни. Это не документальное кино, поэтому не было задачи передать все точно до миллиметра. Я бы сказал, что мы Магомаева делали в технике импрессионизма. Я пытался сделать его портрет как мое впечатление о нем. И он мне нравится. Тем, что я видел в нем ребенка. А поскольку я прочитал о нем все, что можно было найти, то могу предположить в нем некое чувство брошенности.

Он рос без родителей. Я не буду рассуждать о том, бросили его родители или нет – не мне делать такие выводы. Но, может быть, Муслим Магомаев, легендарный артист и звезда, будучи ребенком, так чувствовал. Ребенку нельзя было объяснить, что папа погиб в 45-м году, а мама должна была куда-то уехать. Ребенок это всегда связывает с собой и с отношением к себе. Поэтому у Магомаева было такое сильное желание выступать, петь на сцене и своим искусством восполнить ту недополученную в детстве любовь. Получить наконец свободу от детского ощущения брошенности. Мне так кажется. 

Ему была необходима любовь и зрителей, и женщин тоже. Ему остро была нужна любовь в отношениях с Тамарой Синявской. Ее любовь и была той недостающей частью мозаики, которая сделала его цельным. И чем больше у Магомаева было бед в жизни, тем больше полета было в его искусстве. Вот я так старался строить его образ.

– Магомаев мог остаться и в Париже, и в Италии, но он вернулся в СССР. Обратно за железный занавес. А вы бы вернулись на его месте?

– Не знаю. Не знаю, потому что СССР, который был в реальности, и СССР, который мы сделали в сериале, все-таки отличаются. И тут много вопросов, между чем выбирать.

– Тогда другой вопрос. Сериал снимался для «Первого канала», аудитория которого, как ни верти, в основном женщины 60+. Не обидно, что вашу работу увидят в общем-то зрители определенного возраста и интересов?

– Нет. Я думаю, что со мной знакомо уже и молодое поколение. И если проект качественный, то он их привлечет. Да, они не застали Магомаева, но они узнают его через этот проект. Для меня честь, что это будет и через меня.

– Вы как-то сказали, что все время поначалу отказываетесь от ролей, которые потом круто выстреливают. И видимо, самые большие сомнения – соглашаться или нет – были именно по поводу роли Магомаева. Потому что вы его не знали?

– Потому что я был тогда уставший. Я прочитал сценарий одной серии, меня он не очень зацепил. Потом весь сценарий менялся. Но когда я поговорил с продюсером, понял, какая это величина, и решился попробовать его сыграть.

Социализм – в нашем подсознательном

– Сериал «Магомаев» снимается отчасти и на волне нашей нынешней ностальгии по советским временам. А у вас в Сербии – хотя вы уже наполовину наш, «Милош наш», как шутят люди – есть такая ностальгия по Югославии?

– Да-да, есть. Есть даже у поколения, которое Югославию не помнит – например мое поколение. Но эта эстетика социалистическая у наших стран почти одинаковая. И есть в ней нечто, что прочно обосновалось в нашем общем подсознательном. Оно там живет, и мы это чувствуем, хотя мы этого не помним. У нас вся эта «югоностальгия» обычно начинается с воспоминаний, а заканчивается ссорой в соцсетях: мол, да, тогда было лучше, но что они наделали тогда – и заканчивается все блокировкой фолловеров, – хохочет Милош.

– Но вам это чуждо, я так понимаю?

– Нет, почему же? Это часть истории моей страны, и я воспринимаю это как часть и моей собственной истории, хотя я тогда еще не родился. Так что и ностальгию по СССР я понимаю, хотя я здесь иностранец, притом что «Милош наш».

Это, кстати, еще одна наша общая с Магомаевым вещь. Да, тогда был единый СССР, но все-таки Магомаев был азербайджанец в России. То есть как бы наш, но все-таки не совсем наш. Как бы отличался чуть-чуть. Он ощущал свою инаковость.

– И потому еще настойчивее завоевывал свое право быть первым среди равных. В СССР тоже был национализм, и от этого никуда не денешься. И Магомаев, кстати, ушел со сцены разом и резко. Вам близко его решение?

– Да, мне это понятно. Он был честолюбив и ушел, когда понял, что не может больше петь на таком же высоком уровне, как раньше. Но была и другая причина. В то время все стали петь под фонограмму, а Магомаев считал это ниже своего достоинства. Поэтому он стал все реже и реже выступать и потом ушел.

– Кроме общего социализма, у нас была и другая знаковая эпоха – девяностые годы. В России одни считают, что это были ужасные, голодные и криминальные времена. Другие – что это были времена свободы и свежего воздуха. А какое у вас отношение к девяностым в Сербии?

– Наши девяностые были примерно такими же, как ваши, но у нас просто нет такого противоречивого восприятия. Югославия отличалась от СССР тем, что у нас не было такого сильного зажима свободы. Поэтому и девяностые для нас были не свежим воздухом, а только катастрофой и осознанием лжи. А за ними пришли кровавые конфликты, беда, кризис.

Global look Press

Тарковский сегодня провалился бы в прокате

– Вы несколько раз говорили о своей любви к Достоевскому. Вы это серьезно или это говорится для имиджа?

– Это очень серьезно! (Милош говорит таким серьезным голосом, что уже смешно.)

– Но Достоевский же ужасно мрачный, он убивает всю витальность в человеке?

– Да? Я не согласен. Вам стоит перечитать, например, «Братьев Карамазовых», обратив внимание на кредо Зосимы, касаемо воли к жизни даже в самых ужасных, экстремальных условиях, близких к смерти. Что это, если не витальность?

– Это зачет. А Тарковский вам искренне нравится? Его фильмами принято восторгаться.

– А вот Тарковский сегодня абсолютно провалился бы в прокате. С фестивалями тоже вопрос – смогли бы его понять или нет. Знаете, скорее всего Тарковский сам сегодня был бы другим. Гений потому и гений, что он хорошо корреспондирует с духом своего времени. Поэтому «Андрей Рублев» и выдающееся произведение – потому что эстетика и поэтика этой картины точно совпали с чувствами народа и мира, которому он в тот момент был нужен. И Тарковский, как режиссер этих длинных кадров, вызывает своего зрителя на созерцание, на размышление, даже, я бы осмелился сказать, на молитву. Тарковский дает время зрителю поработать умственно, пока он смотрит кино. Поэтому его фильмы смотреть непросто.

– А что вы выбираете – честолюбие или деньги? Если вас позовет сниматься Звягинцев за небольшой гонорар и если одновременно предложат попсовый проект с огромными деньжищами?..

– Безусловно, Звягинцев. Звягинцев предлагает кому-то роли нечасто, а коммерческих фильмов было и будет много.

– Вы попали в российское кино благодаря Михалкову. Он жесткий режиссер? Требовательный?

– Да. Но он имеет право. Когда он предъявлял жесткие требования, я никогда не задумывался, прав он или нет. Просто старался как можно четче и усерднее выполнять их.

– Кто круче – Михалков или Кустурица?

– Они разные. Михалков более поэтичный, романтичный. А у Кустурицы больше черного юмора, в его фильмах персонажи могут умирать, и иногда это получается смешно, даже их страдания получаются порой смешными. У Кустурицы вообще связь с реальностью проходит через фильтр юмора.

– А вам близка такая эстетика, когда смерть и веселье соприкасаются друг с другом?

– Да, я люблю это.

– В этом есть элемент сербской идентичности?

– Есть. Дело в том, что мы постоянно находимся где-то на пороге войны, это накладывает отпечаток и на наше чувство юмора, и на наше чувство жизни. 

Нет причины стараться быть русским

– Милош, а вы в России спорите о политике? У нас общество довольно сильно поляризовано. Крым наш или Крым не наш – вот это всё.

– Не спорю о политике и даже ничего не комментирую. Представьте, что меня позвали на ужин в уважаемый дом, и я сейчас начну вам говорить, как переставить мебель, где у вас нечисто, где надо переклеить обои. Это не мое дело. Я здесь все-таки гость.

– Так уж и гость! Сколько времени вы проводите в России сейчас?

– Достаточно много. Как минимум 50 процентов.

– Некоторые зарубежные актеры бывают тут реже, но не прочь получить (и получают) российское гражданство. Будете пытаться?

– Быть сербом в России – это очень круто. Ты вроде и свой, но все-таки немножко европеец. Или по-другому: европеец, но все-таки свой. Меня здесь очень хорошо приняли, но нет никакой причины стараться стать русским. Я и так достаточно русский, оставаясь при этом сербом.

– Я в вашем инстаграме нашла фотографию 2018 года, где Путин вам вручает медаль. Что это было?

– Это награда за культурное сближение народов, которая вручается иностранцам. Такую награду получили, например, Кустурица и министр иностранных дел Сербии. Это награда за продвижение русской культуры.

Вот, например, до того, как я стал известен в России, в кинотеатрах Сербии вы бы не смогли увидеть русское кино. А сейчас оно собирает в сербском прокате больше, чем голливудское. Это одна из сторон продвижения русско-сербских отношений. Это заметили в Кремле, и поэтому мне вручили такую награду. И я очень горжусь.

Премьера картины «Отель «Белград» // фото Андрея Струнина

– Я понимаю, это круто. Но вы же знаете, что многие после этого момента стали шутить: «Ну все, теперь карьера Биковича в России попрет, он в шоколаде, его будут звать в самые крутые денежные проекты». Потому что это как пропуск на вершину, это как самое мощное протеже.

– А меня и до этого звали в самые крутые и денежные проекты.

– А почему? Почему именно вас везде зовут? Есть миллион классных актеров. Только не отшучивайтесь, типа «потому что все остальные крутые были заняты».

– Я не знаю. Я создавал свою карьеру в Сербии. Меня там стали звать на главные роли в самые кассовые проекты. Потом все то же самое произошло в России. Я побаиваюсь сказать, но, может быть, все-таки в конце концов во мне есть какой-то талант?

– Ну это безусловно. Я бы ни за что не стала смотреть «Холопа», если бы не ваша главная там роль.

– Спасибо. Но, понимаете, приз, награду, главную роль – это все можно лоббировать. Можно заставить, можно приказать. Это может быть даже госзаказ. Но заставить зрителя несколько раз ходить за свои деньги в кинотеатр и смотреть ваше кино и потом вам писать «спасибо» – это не может никакой госзаказ, никакое лобби. Никакой Путин не может приказать кому-то вас любить.

Поэтому тот факт, что я снялся в самом кассовом фильме России («Холоп») и в главной роли самого кассового фильма за последние 15 лет на Балканах («Южный ветер»), лично мне говорит о том, что ну все-таки я, видимо, хорошо делаю то, что я делаю.

– Вы, судя по всему, патриот Сербии...

– Да. Должен сказать, что я патриот и России.

– ...но, с другой стороны, вы, путешествуя по Америке, гуляя, например, среди небоскребов Чикаго, постите слова сожаления о том, что лучшая молодежь Сербии – самые умные, крутые и талантливые сербы – уезжает в ту же Америку. И это вроде бы как ваша боль. Но вы то же самое делаете? Разве нет?

Кстати, у России есть та же проблема утечки мозгов и талантов. Лучшие сейчас уезжают из России. 

– Даже если уезжают, главное, чтобы они свою страну не забывали, а любили и продвигали. И если бы молодые люди сами не уезжали, то, может быть, их надо было бы отправлять за рубеж. Но мотивировать их таким образом, чтобы они хотели возвращаться.

Я из Сербии уехал, но Сербию не покинул. Например, мы сделали сербско-русский проект «Отель «Белград» – он идет в кинотеатрах, и русские люди теперь могут узнать, что можно в Белграде увидеть, почувствовать, попробовать. Это кино приближает Сербию к русским людям. И я надеюсь, что вы захотите приехать в Сербию.

– Это сейчас прозвучало прямо как речь амбассадора Сербии в России.

– Естественно. Этот проект я и продюсировал сам, и играл в нем. И хорошо, если у меня есть возможность это сделать для наших отношений.

– Милош, а вы ездили на Украину и в Крым? Как вы для себя решаете этот вопрос?

– Насколько я понял, я попал в черный список на Украине. И пока я эту проблему никак не решаю, у меня пока нет причин ездить на Украину. Это, конечно, жалко.

Я не думаю, что надо запрещать кому-то, тем более третьим сторонам в этом конфликте, въезд в страну. Я думаю, это никуда не ведет. Это тупик.

– Тогда давайте вернемся к Магомаеву. Он производил неизгладимое впечатление на женщин, и они за ним бегали. И все вокруг, конечно, очень напористо интересовались его личной жизнью. У вас есть такая проблема?

– Да, бывает такое. Я смотрю на это так. Культура – это попытка не только развлекать зрителя, но и приносить какой-то свет, искать и уточнять разницу между добром и злом. И актер, человек искусства, должен это делать. И если актер, находящийся на виду у всех, начнет говорить о своей личной жизни, то это будет унижение профессии. Я ее не прячу, она есть. Просто не хочу, чтобы она была на первом плане, тем более что я считаю «желтуху» самым низким, что можно найти в публичной сфере.

  • 1988 – родился 13 января в Белграде (Югославия)
  • 2004 – дебютировал в сербском сериале «Доллары идут»
  • 2010 – стал популярен на родине после фильма «Монтевидео»
  • 2013 – получил хорватскую театральную премию «Марул»
  • 2014 – сыграл в «Солнечном ударе» Никиты Михалкова
  • 2018 – удостоен медали Пушкина за укрепление дружбы между Россией и Сербией

***

Материал вышел в издании «Собеседник» №09-2020 под заголовком «Актер  Милош Бикович: Я — патриот России».

 

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика