"Не царское это дело!": политолог объяснил, почему Путин так долго молчит о трагедии в Казани
Дмитрий Орешкин считает, что президент не выражает соболезнования, так как не хочет ассоциировать себя с неудачами и трагедиями
Политолог Дмитрий Орешкин высказал свое мнение о том, почему Владимир Путин до сих пор так и не выразил личные соболезнования по поводу теракта в Казани, где в результате нападения на гимназию №175 погибли 10 человек и более 20 пострадали.
11 мая 2021 года 19-летний Ильназ Галявиев, окончивший эту школу ранее, вошел в здание, выстрелил в вахтера и взорвал самодельную бомбу. Далее он продолжил стрельбу, заходя во все открытые помещения. Трагедия в Казани шокировала россиян, став главной новостью, которая затмила длинные майские праздники. Но лидер нации до сих пор не обратился к народу, чтобы выразить соболезнования лично. За него это в комментариях журналистам от лица ВВП сделал пресс-секретарь Дмитрий Песков. И всё на этом... Почему Путин молчит о стрельбе в школе Казани, Sobesednik.ru спросил политолога Дмитрия Орешкина.
– Мне кажется, здесь две составляющие. Одна психологическая, а вторая – политтехнологическая, – считает Орешкин. – Психологически, мне кажется, Путин страдает какой-то формой суеверия, он очень боится за свою безопасность, за безопасность своей семьи. Он инстинктивно старается избегать таких неприятных тем. Он человек функциональный, это ходячая функция.
К такого рода суеверным опасениям, которые можно назвать заскоками, например, относится отказ называть по имени Навального.
– Как будто это тот самый дьявол, которого нельзя называть по имени, а лучше назвать Анчутка, потому что если ты его назовешь, то он материализуется в углу избы.
Это тоже рационально необъяснимо, но у нас нет Навального, есть «берлинский пациент».
Почему он три дня во время крушения «Курска» не высовывался? Ведь тоже все ждали от него какого-то участия, сочувствия, разъяснения, а он – и это известная история – горе овдовевших женщин описал малоприличными терминами. Потому что он это видел как элемент политической кампании. У него такой опыт и, в общем, наверно, небезосновательный опыт – он понимает, как на таких вещах делается пиар или антипиар.
Путин или умом сознает, или просто селезенкой чувствует, что ему не надо быть рядом с неудачами, – считает Орешкин.
– Путин должен быть лидером побед, Путин – это «Крым наш!», Путин – это Россия, поднимающаяся с колен, Путин – это парад.
А вот человеческие трагедии – это зона ответственности губернаторов, правительства, Думы. Как-то так получается, что он летает выше, он до этого не снисходит.
Мне кажется, это, с одной стороны, специфика организации психики политического лидера такого стиля, – продолжает политолог. – С другой стороны, это вполне разумное, рациональное рассуждение о том, что там, где плохо, Путина не должно быть.
– Путин должен быть там, где хорошо, чтобы в глазах у общественного мнения шаблоны такие формировались: где Путин, там победа. Есть Путин – есть Россия.
Работает ли эта концепция? Конечно, особенно в нашем обществе. Ведь Путин очень осторожен. Он в общем-то довольно недоверчив, он все это проверил на личном опыте. И я думаю, что у него есть не в полной мере осознанное, а скорее инстинктивное желание мыслить себя великим вершителем судеб человеческих. А выражать соболезнования, скажем так, не царское это дело.
