Лилия Чанышева*: Передо мной должны извиниться те, кто незаконно посадил в тюрьму
Одна из помилованных в результате обмена – бывшая соратница Алексея Навального** и экс-глава его штаба*** в Уфе, 42-летняя Лилия Чанышева* – дала интервью «Собеседнику» еще до освобождения. В заключении с 10 ноября 2021 года она провела 995 дней
«Россия – мой дом, моя семья»
– Как вы пришли в большую политику? Почему из всех политических идей вам стали близки идеи именно ныне покойного Алексея Навального**?
– Непосредственно политикой я занялась после того, как в феврале 2017 года ушла из аудиторско-консалтинговой компании. Отправной точкой стала избирательная кампания Алексея Навального** на выборах президента РФ. Но и до этого я активно выражала свою гражданскую позицию: выходила на оппозиционные митинги в родной Уфе и в столице, наблюдала на выборах, писала обращения в органы власти по городским и прочим проблемам. В заключении я оказалась не из-за Навального**, а из-за того, что в нашей стране отсутствует верховенство права, независимые суды, сменяемость власти, честные выборы и так далее. Поэтому никакой обиды на Алексея**, чью гибель переживаю очень тяжело, у меня не было и быть не могло. Извиняться передо мной должны только те, кто незаконно посадил в тюрьму за легальную и мирную политическую деятельность.
– Но почему после признания всех организаций Навального** экстремистскими, их ликвидации и запрета в России вы, выйдя из штаба***, как многие другие активисты, сразу же не уехали из страны?
– Россия – мой дом, моя семья. Это моя Родина, я гражданка РФ. Здесь меня поддерживают люди, а я несу перед ними ответственность. Уехать – снять эту ответственность. Моя судьба складывается из моего выбора, его я делала, осознавая все риски и их последствия. Поэтому ни на себя, ни на систему, что меня осудила, не ропщу и не злюсь. Это было предсказуемо. Другое дело, что в цивилизованной и демократической стране так быть не должно. И я стремлюсь, чтобы и не было.
– Как ваше заключение переживали родители?
– Никаких претензий к моей работе папа Айрат Хусаинович и мама Татьяна Николаевна не высказывали, так как, повторюсь, она была совершенно мирной и законной. Моим родителям обоим за 70 лет, они на пенсии. Раньше папа работал инженером-геофизиком, мама – экономистом. Конечно, они за меня переживали, когда меня арестовывали на митингах. А когда меня «закрыли» по уголовному делу, мама перестала ночью спать и пока что до сих пор ужасно спит, хотя прошло уже почти три года. Родители знают: меня осудили необоснованно, никакой экстремистской деятельностью я не занималась, и переживают, что так жестоко со мной тогда, в 2021-м, расправились.
– Чем вы занимались до политики?
– Почти 13 лет я проработала в международных аудиторско-консалтинговых компаниях. Занималась консультированием по вопросам корпоративного налогообложения и трансфертного ценообразования, участвовала в аудите финансовой отчетности крупных российских и международных компаний. Доросла до уровня старшего менеджера. Своего бизнеса никогда не имела.
– Почему, как говорят, «покорив» Москву, то есть окончив здесь престижный Финансовый университет при правительстве России, вы в 2013 году вернулись в Уфу?
– Я вернулась в столицу Башкирии из Москвы, так как хотела быть рядом со своей семьей, и да – учитывая мой опыт и знания – быть полезной своей республике, внести вклад в ее развитие, помочь сократить отставание от более развитых регионов нашей страны.
– За время вашей политико-оппозиционной деятельности вас и из зала для чиновничьих заседаний удаляла охрана, и машину вашу обливали краской неизвестные, и еще, знаю, было немало неприятных и довольно опасных эпизодов. Не было ли у вас тогда чувства, что лучше все это бросить, пока не поздно?
– Чувства, что нужно все бросить, не было. Наоборот, воспринимала это как то, что моя работа попадает в слабое место моих оппонентов и, значит, нужно ее продолжать. Рада, что после моего участия в протестах по знаменитой на весь мир горе Куштау и поддержки людьми моей законодательной инициативы Хабиров присвоил шихану статус особо охраняемой природной территории и внес соответствующие изменения в местную Конституцию. Также после моего обращения в прокуратуру о незаконной госзакупке новогодних пиксельных ёлок Федеральная антимонопольная служба обязала поставщика ёлок вернуть в бюджет 115 миллионов рублей. При этом Следственный комитет России завел уголовное дело по статье о превышении должностных полномочий на теперь уже бывшего директора хозяйственного управления при администрации Хабирова, оно сейчас рассматривается в суде.
После этого случая ФСБ РФ проверила другие закупки у этого поставщика, который зарегистрирован в подмосковном Красногорске, где Хабиров ранее работал главой города. Также помогла жителям одного уфимского двора осветить в соцсетях их борьбу против точечной застройки – ее в результате огласки Хабиров остановил. Еще выступала против небезопасных и излишних пешеходных ограждений вдоль улиц Уфы. В итоге назначенный Хабировым градоначальник при вступлении в должность распорядился снести эти ограждения. Все эти успехи были бы невозможны без участия и помощи уфимцев и жителей Башкирии. Так что это наши общие победы!
"Жалела, что не заморозила яйцеклетки"
– Как женщину, меня до слез тронула концовка вашего последнего слова на суде: «Если вы посадите меня на 12 лет (столько запросило гособвинение, после кассации приговор ужесточили с 7,5 до 9,5 лет в колонии общего режима. – Авт.), то я уже не успею родить ребенка. Дайте мне шанс стать мамой!»
– Конечно, очень переживала из-за этого. Жалела, что еще на свободе не подумала о заморозке яйцеклеток. В СИЗО и тем более колонии это сделать не удалось, хотя всячески пыталась это организовать. Мне только и оставалось, что надеяться на помощь медицины, она в сфере репродуктивных технологий развивается очень быстро.
– Женщина в заключении – это также куча самых разных бытовых вопросов, что приходится решать самой.
– Ох, на эту тему можно написать целую диссертацию! Главная проблема – несоблюдение уже существующих правил и норм. И хотя места лишения свободы входят в единую федеральную систему исполнения наказаний, никакой системы на самом деле нет. Условия содержания и порядки могут отличаться не только между субъектами нашей необъятной родины, но и в одном городе в разных СИЗО и даже в разных корпусах одного СИЗО. Это касается и питания – например в Уфе на обед давали мясо, а в башкирских Дюртюлях – сосиски. Есть разница и в базовых бытовых условиях: где-то отсутствует горячая вода, душ, дощатые, они же теплые полы, что особенно важно для женщин в репродуктивном возрасте. В Челябинске, к примеру, меня заселили в ледяной мужской корпус с мышами и без горячей воды. Не во всех СИЗО, где мне довелось побывать, размещали отдельно курящих и некурящих. Из медикаментов на любую простуду чаще всего предлагали сразу антибиотики.
– Кем вас трудоустроили в колонии?
– Меня после обучения определили в швейный цех. С самого начала чувствовала себя там более-менее, но постоянно мучили боли в ногах и спине. А тут еще нас заставляли работать стоя... Мне поначалу поручили обрезать нитки с готовых изделий – охотничьих костюмов (курток и комбинезонов), выносить тяжелый строительный мусор – и даже во время «женских» дней! А медицины в нашей ИК-28 города Березники Пермского края никакой – один фельдшер да две медсестры. Ни терапевта, ни гинеколога! Рентгеновский аппарат включается через раз. Для всех обследований отправляют в Пермь, до нее нужно ехать этапом несколько суток в «столыпинском вагоне» (и со всеми вещами, а не налегке) через Екатеринбург, хотя от Березников до Перми меньше 185 км. Бытовые условия в колонии в целом сложились лучше, чем в СИЗО. Но горячей воды не хватало и тут, и там – везде с ней было крайне напряженно.
"С Алмазом на свиданиях и ревели, и смеялись"
– Ваш супруг стал для всех – без преувеличения – примером настоящей любви. Расскажите, пожалуйста, о знакомстве с Алмазом.
– С мужем мы познакомились в 2017 году, в запрещенной нынче экстремистской соцсети. Сначала изредка переписывались, а потом встретились попить кофе. Спустя четыре года он сделал мне предложение, и мы поженились. Алмаз занимается разработкой новых продуктов на рынке композитных материалов, которые используются в строительстве, машиностроении и во многих других отраслях экономики. Весной 2023 года нам наконец-то разрешили краткосрочные свидания (два-три часа по телефону через стекло и решетку) раз в месяц. На них иногда ревели, порой смеялись. После встречи с любимым у меня на миг возникало ощущение: я выйду на свободу на следующий день. Такой внутренний подъем! Но затем сразу появлялась тяжесть – и скучала по Алмазу еще сильнее. Спасибо мужу за всю борьбу!!! За то, как он бился за меня и заботился обо мне, в каком месте я бы ни содержалась, за то, как следовал за мной по всем этапам, хоть любое наше общение во время них исключалось. Он всегда держался достойно и никогда не унывал. Он по-настоящему стал моей защитой и опорой.
Думы потаенные
– О чем, помимо вашего дела, ваших родных и близких, думалось там, в заключении?
– О тяжелой судьбе женщины в России. Большинство политических заключенных – мужчины. У них на свободе остались матери, жены, дочери, для которых эти мужчины были основными кормильцами. Военные потери – это тоже в основном мужчины, и никакие ура-патриотические митинги-концерты, имущественные выгоды не заменят любимого мужчину в доме. Без сыновей остаются матери. Без отцов – дети. Без будущих детей – жены. Это ли смысл нашей жизни?! Это ли цель развития нашей страны?
– И напоследок: говорите ли вы по-башкирски?
– Увы, нет, но читать, писать и считать умею – первые три года училась в башкирском классе, куда меня отвела моя русская мама, пока папа-татарин с башкирскими корнями служил на вахте на Севере. Но хочу, могу и пожелаю по-башкирски всем вам прекрасного августа: Август айы матур булһын!
/Елена Мильчановска.
*Власти РФ считают и после помилования террористкой и экстремисткой.
**Власти РФ считают и после смерти террористом и экстремистом.
***Власти РФ посчитали экстремистской организацией-иноагентом, запретили и ликвидировали.