Николай Платошкин: Меня оскорбляет, что пенсионер в России получает 10 тысяч рублей
Николай Платошкин, несмотря на приговор, не признал вину в склонении к беспорядкам и будет бороться за полную реабилитацию
19 мая Гагаринский суд огласил приговор лидеру движения «За новый социализм» Николаю Платошкину: 5 лет условно и 700 тыс. руб. штрафа. Судье оказалось достаточно двух заседаний, чтобы исследовать материалы всех 27 томов дела.
Одно из первых интервью после оглашения приговора политик дал Sobesednik.ru и высказал свои версии: куда так спешила судья Ольга Арбузова?
Скорый суд
– Ожидали, что все закончится в суде так быстро? По сути, и не начавшись?
– Будете смеяться, но я это предсказал. Перед первым заседанием 29 апреля у меня собрались адвокаты (у всех стаж – по 20 лет, все работали следователями до этого)... Они мне говорят: «Думаем, к концу июня приговор вынесут». А я, вовсе не юрист, замечаю: «По-моему, они хотят в один день прогнать». Надо мной начали смеяться.
А на процессе смотрю: проходит часа два, и мои защитники начинают нервничать – вообще не понимают, что происходит. Знаете, как было представлено обвинение? В деле 27 томов, так обвинители зачитали... оглавление каждого из них. Примерно так: «Том 23, лист дела №43, письмо, запрос в Рязанскую область, лист такой-то – ответ из Рязанской области». За час озвучили содержание всех томов. И это означало исследование дела.
– И впрямь странный способ. Есть версии, почему так?
– Видимо, потому, что во всех документах, которые они отказались озвучить по существу, данные были в мою пользу. Экспертизы были в мою пользу, ответы на запросы и т.д.
Судья отвергала все наши ходатайства, которые требовали бы еще одного заседания. Например, мы просим вызвать свидетеля защиты, судья обязательно спрашивает: «А он в зале суда?» Если в зале, его опрашивали. Если же надо было вызвать, отказывали... У меня создалось четкое впечатление, что процесс, в котором 25 часовых видеороликов и 27 томов дела, судья стремилась прогнать как можно быстрее.
– Уверен, если бы мое дело Ольга Арбузова начала по-настоящему исследовать, тут даже у нее возник бы вопрос: а в чем вообще обвиняют Платошкина?
А когда обвинение вызвало 16 свидетелей и заслушало лишь четверых (остальных слушать отказалось), мои адвокаты уверяли: с таким они сталкиваются впервые.
– И кого же вызывало обвинение в качестве свидетелей?
– Мою супругу Анжелику Глазкову, например. Потом вызвали человека, который подавал в мэрию Москвы уведомление о проведении пикета, а ему отказали. Его спрашивали, принуждал ли я его подавать это уведомление. Тот отвечал: да нет, я сам хотел... Может, Платошкин вам денег обещал, интересовались у него. А тот даже не понимает, о чем они. А один свидетель и вовсе сказал: я вот с Платошкиным познакомился, так считаю, что жизнь прожил не зря. Видимо, обвинение поняло: если и дальше так пойдет, суд превратится для меня просто в праздник. И они свернули заслушивание своих же свидетелей.
Зато в приговоре мы услышали: вина Платошкина подтверждается показаниями 4 свидетелей обвинения! Мы просто обомлели.
Ловушка правосудия
– Зачем же, как вы думаете, нужна была такая спешка? Ведь и адвокат ваш в обморок упал, и вам скорую вызывали, а процесс все равно не прервали...
– Меня тоже мучил этот вопрос. Почему не провести 5–6 заседаний? Почему надо было доводить дело до того, что адвоката Александра Обозова, упавшего в диабетический обморок (мы же без обеда и перерывов сидели в зале с 10 до 19 часов), вынесли из зала? А с другим моим адвокатом – Татьяной Перситской – вышла не менее ужасная вещь. У меня закончилось с ней соглашение – оно было почасовым. Она доложила об этом судье. Ей надо было либо продлить соглашение (то есть нужен был перерыв в процессе), либо покинуть зал заседания. Ни того, ни другого ей сделать не разрешили. У дверей поставили здоровенного пристава с пистолетом и велели не выпускать адвокатов из зала.
– Так в чем же секрет спешки?
– Возможно, я ошибаюсь, но, думаю, причина в том, что регистрация кандидатов в Госдуму начнется 19 июня. И расчет, по-моему, был на то, чтобы меня не просто осудить до этого времени, а успеть еще и отфутболить апелляцию (которую я конечно же подам) – в этом случае решение суда вступит в законную силу и я уж точно не смогу пойти на выборы.
– Неужели все ради того, чтобы не пустить вас на выборы?
– Это, повторю, мое предположение. Но в противном случае не понимаю, какой смысл в столь спешном суде – и адвокатов не выпускают из зала, и сидеть на процессе судья готова с утра до 22 часов, только чтобы уложиться в два заседания...
– То есть в ближайшие 5 лет вы на выборы идти не сможете?
– Не 5, а 15 – там еще 10 лет запрета баллотироваться.
– Думаю, меня специально осудили по тяжкой статье – в этом случае, даже если человек получает условное наказание, он не имеет права участвовать ни в каких выборах.
– Другие ограничения у вас есть?
– Нет, за исключением того, что я теперь безработный. На момент ареста я был зав. кафедрой дипломатии и международных отношений Московского гуманитарного университета. Но по закону человек с судимостью не имеет права работать преподавателем. Так что с сегодняшнего дня (разговор велся 19 мая 2021-го. – Ред.) я безработный, видимо. Впрочем, я еще не был в университете.
Плюс я должен где-то найти 700 тыс. для уплаты штрафа. Ну, и ходить отмечаться. Мне пока не сказали, сколько раз в неделю.
Мелкие пакости
– Думаете, в этом тоже проявятся нюансы особого к вам отношения правоохранительных органов?
– Поводов считать иначе у меня нет. Смотрите: когда меня посадили под домашний арест, мы раз пять требовали разрешить прогулки, причем прилагали выписки из больницы (после того как я попал в реанимацию), где врач пишет: «Платошкину жизненно необходимы прогулки». Ноль!
– Мне следователь открыто сказал: какие бы вы ходатайства ни заявляли, ответ всегда будет один – нет!
Адвокаты удивлялись: некоторые люди, находясь под домашним арестом, гуляют кто по 2, кто по 8 часов в сутки, а мне запрещено даже на лестничную клетку выйти, чтобы выкинуть мусор – браслет сразу начинает пищать...
Или другой пример. Я подаю ходатайство на вызов парикмахера, меня просят дать диплом этого человека – вдруг он не парикмахер... Хорошо, даю повторное ходатайство, прилагаю диплом... А в ответ: судя по диплому, это дамский мастер. Ну и что, спрашивается?
Вот так со мной обращались.
– Кроме родителей и адвокатов, вы ни с кем не могли общаться. Почему не разрешили вам оформить брак с Анжеликой Егоровной?
– Думаю, это из той же серии мелких пакостей. Меня задержали 4 июня 2020-го, а 5-го привели на допрос (кстати, единственный за год следствия). И там я сказал, что хочу заключить официальный брак с Анжеликой. Мне отказали. После этого я перестал их уважать.
Если до этого думал: может, на меня донос какой-то поступил, люди на самом деле хотят разобраться... То после этого понял: никто ничего не хочет.
Мне адвокаты советовали не давать никаких показаний, ссылаться на ст. 51 Конституции, которая позволяет не свидетельствовать против себя. А я недоумевал: зачем запираться? Мне же нечего скрывать! И соглашался. И когда следователь предлагал провести экспертизу моего голоса, и в других случаях. Мне казалось, я прав. «Да почему я должен отказаться? – говорил адвокатам. – Мне за свои ролики не стыдно...»
– Ну а после того, как нам не разрешили оформить брак, я следователям прямо сказал: «Не мужики вы после этого. Я в вашем цирке больше не участвую».
Единственный допрос
– О чем был допрос?
– Он длился час, не больше. И был странным. Ведь в чем меня формально обвиняли? В том, что я склонял людей к участию в массовых беспорядках, сопровождавшихся (так написано, словно они и впрямь были) применением оружия, взрывчатых веществ и т.д. Я и думал, что разговор пойдет в ключе: типа там-то и там-то были беспорядки, их возглавлял некто Сидоров. Склоняли ли вы его? Ну, что-то в этом духе.
А меня спрашивают: «Вы являетесь лидером движения «За новый социализм»?» Я подтверждаю, а сам думаю: а это-то тут при чем? Другой вопрос: «А есть ли у этого движения программа? Можно ли узнать пару пунктов этой программы?» И все в том же ключе...
– Я все ждал, когда же начнутся вопросы про беспорядки – ведь не было никаких беспорядков! Но и вопросов про них не было. Потому что они тоже прекрасно понимали: никаких беспорядков не совершалось. Но допросить-то они меня были должны.
– А что же следствие выясняло целый год?
– Трудно представить. В приговоре, к примеру, судья прочитала, что Платошкин выступал за установление в стране социализма (ужасно, правда?) и критиковал партию «Единая Россия» (оказывается, это теперь тоже преступление), что способствовало дискредитации власти...
Спрашивается, а какое это имеет отношение к Уголовному кодексу? Да, мне не нравится социально-экономическая политика властей. Как она мне не нравилась до ареста, так и сейчас не нравится. Но где статья УК, что за это дают 10 лет?
– А мне сшили какую-то лабуду: представьте только – в деле о якобы массовых беспорядках фигурирует один Платошкин. А все остальные – неустановленные лица! Гениально, правда?
Причем Платошкин, находясь в Москве (точное время и место не установлено – это я цитирую, и так во всем обвинении), склонял к преступлениям неустановленных лиц, которые не имели ни малейшего представления о его преступных замыслах... Шедевр!
– Вы собираетесь подавать апелляцию. Нет ли опасения, что, начав доказывать свою невиновность, в итоге получите реальный срок?
– Моя мать, собирая меня на приговор, была уверена, что я из зала суда отправлюсь в тюрьму. Она плакала и не пошла на суд, так как убеждена в моей невиновности и не может видеть меня в наручниках.
Я это к чему рассказываю. Я невиновен, и для меня вопрос не стоит так: отделался от срока и живи тихо. Нет, я буду отстаивать свою репутацию. Для меня честь – главное.
– На собственном примере я убедился: человека могут осудить вообще ни за что.
Ведь фабула моего обвинения такова: Платошкин призывал исключительно к законным митингам, но под этим подразумевал массовые вооруженные беспорядки. То есть маскировал свои гнусные помыслы призывом к законным акциям! Так ведь любого можно посадить, разве нет? Я буду бороться за свою полную реабилитацию.
«Без политики человек ущербен»
– Будете продолжать политическую деятельность?
– Конечно. Вообще не понимаю, как человек может быть аполитичен. Я считаю: человек, который политикой не занимается, он, извините, несколько ущербен. Потому что политика – это попытка сделать нашу жизнь лучше. Скажем, повышение квартплаты, которым мы все недовольны. Это же тоже политика. И так далее. Короче, это все наша жизнь, которую мы сами должны обустроить.
– Вам баллотироваться теперь долго нельзя. Есть ли среди вашего окружения люди, выдвижение которых вы будете поддерживать?
– Те, кто думал, что я сплю и вижу, как куда-то избраться, видимо, по себе судят.
– Я сейчас костьми лягу за кандидатов от оппозиции – любых: левых и правых, и необязательно от движения «За новый социализм». Главное, чтобы это были честные люди, не спойлеры. Пусть на меня рассчитывают. Я буду на их митингах выступать.
Мне кажется, что те, кто так старался «выключить» меня из политической жизни, скоро убедятся: этим они лишь «включили» массу других людей, которые теперь войдут в политику, потому что были возмущены тем, что произошло со мной.
– И вам неважно, какие лозунги у тех, кого вы планируете поддерживать?
– Прежде всего важна цель – улучшить нашу жизнь. Я благодарен всем общественным и политическим деятелям, журналистам, которые меня поддерживали. В зале суда Максим Шевченко, Елена Шувалова (РПСС) и Денис Парфенов (КПРФ), несмотря на разногласия, были как братья. Потому что были объединены общей благородной, с их точки зрения, целью. В данном случае борьбой за мое освобождение. Так и надо делать дальше.
Если, скажем, в каком-то округе будет сильный кандидат от КПРФ, мы все должны его поддержать. А в другом округе будет сильный кандидат от РПСС, в третьем – от движения «За новый социализм», в четвертом может быть вообще беспартийный, но очень достойный человек. Я всегда за это выступал – поддерживать сильных честных людей, у кого бÓльшие шансы на победу.
– Не получится: оппозиция в России слишком занята собственным местом в мире политики и потому слишком разрозненна.
– Я бы сказал иначе. Оппозиция у нас не сама по себе разрозненна, а благодаря стараниям товарищей из Кремля. Это целенаправленная работа, которая требует больших усилий, денег и много чего еще.
– Амбиции никто не отменял. «Яблоко», к примеру, еще никогда не доходило до реального объединения с кем-либо.
– Это не про меня. Я слово «амбициозно» вообще терпеть не могу. Что такое амбиции? Это цели, которые в человеке не подкреплены его потенциалом.
– Платошкина не будет в Думе? Да и бог с этим! Значит, в Думе будут люди лучше, сильнее и умнее Платошкина. И я помогу им туда попасть – настолько, насколько смогу. Мне мама говорила: «И чего ты в эту политику влез? У тебя работа, квартира, дача... Всё есть. Чего еще?» А мне, извините за тупую банальность, за державу обидно.
Когда прокурор требовал для меня шесть лет колонии, мне дали последнее слово. И я сказал, что к обвинению обращаться не буду, так как считаю это ниже своего достоинства. А просто обратился к отцу, у которого были слезы на глазах. Я сказал: «Пап, ты меня только дождись. Живите для того, чтобы увидеть, как я выйду из тюрьмы. Хотя бы ради этого».
Мне, кстати, следователь говорил: «Вы дипломатом были, в университете преподаете... Чего вам не хватало?» Я ему отвечал: «Наверное, вы не поймете. Просто меня оскорбляет, когда пенсионер получает 10 тыс. руб. Я не хочу, чтобы в моей стране так жили старики. Любые старики – мои, чужие...»
Едва ли он поймет, что я и правда не хочу, чтобы так было, как я видел в одном из райцентров Хабаровского края: скорая помощь везет больного до ближайшей больницы 40 км, дороги плохие, он умирает... Меня это режет. У нас богатая страна, и в ней все было. И мне реально больно, когда я вижу, скажем, оловянный комбинат, который разобрали на металлолом. А ведь в тех местах жили и работали люди. Обидно.
– Среди тех, кто вас поддерживал, как раз много пожилых людей, я заметила. Они ждали вас у суда...
– Да. У меня даже перехватило горло, когда увидел всех тех, кто пришел меня поддержать. Я увидел, что незнакомые люди просто рады за меня – так же, как за своих родных. Это дорогого стоит. Ради таких мгновений стоит жить.
А знаете, как трогательно люди поддерживали меня во время домашнего ареста? Повторю, незнакомые люди. Они помогали моим родителям – вскопали грядки, например. Они звонили мне в дверь и говорили: «Мы вам тут под дверь кое-что поставили, посмотрите». И я обнаруживал за дверью соленые грибы, туесок с клубникой... Низкий всем поклон! Я уверен: никакой Бог не даст нам хорошую жизнь. Ее добьются сами люди.
* * *
Материал вышел в издании «Собеседник» №19-2021 под заголовком «Николай Платошкин: Бог не даст хорошую жизнь. Ее добьются сами люди».
