Евгений Цыганов: Если уж требуют сердца перемен, то, значит, пришло им время

Фильм Алексея Учителя «Цой» еще только готовится выйти в прокат, но, как это было и с «Матильдой» того же режиссера, вызвал большой скандал еще до премьеры: родственники недовольны. Главную роль – но не Цоя, а водителя автобуса, с которым столкнулся «Москвич» музыканта – сыграл Евгений Цыганов. «Собеседник» поговорил с ним о фильме, о музыке и о политике.

• 1979 – родился 15 марта в Москве
• 1997 – окончил режиссерский факультет РАТИ
• 2001 – дебютировал в кино (фильм «Коллекционер» Юрия Грымова)
• 2014 – впервые поставил спектакль на сцене («Олимпия»)
• 2019 – получил «Нику» за лучшую мужскую роль (фильм «Человек, который удивил всех»)

Любой фильм про известного человека – в чем-то вранье

– Евгений, как вы думаете, почему в последнее время возник особый интерес к жизни Цоя? Кирилл Серебренников выпустил фильм о нем – «Лето», теперь Учитель...

– Ну, фильм «Лето», насколько я помню, задумывался, как история больше про Майка Науменко. Я вот в юности был его большим поклонником, а лет десять назад задумался о том, что, наверное, сегодня такие имена, как Науменко или Башлачев для молодых людей не существуют, и это обидно. Поэтому такие фильмы нужны. Все эти разговоры, насколько жизнь киногероев похожа на реальную биографию, меркнут по сравнению с тем, что песни эти снова звучат. 

Знакомство Учителя с Цоем состоялось еще в начале его режиссерской карьеры – он снимал Виктора, когда тот работал в кочегарке, и что касается этого сценария, то, насколько я знаю, он лежал у Алексея Ефимовича давно. Его переписывали несколько раз пытались приступить к съёмкам, но, видимо, не складывалось. А теперь пришло время. Я тот человек, который склонен верить, что все в жизни происходит вовремя.

– Вы играете Павла Шелеста – водителя автобуса, с которым летом 1990 года столкнулся «Москвич» Цоя. Вы общались с прототипом – Янисом Фибиксом?

– Нет, не встречался, и я не играл этого конкретного человека. Учитель изначально не планировал делать псевдодокументальное расследование той трагедии. Алексей Ефимович рассказывал мне, что у Яниса в тот роковой день была годовщина свадьбы и он заезжал в магазин за цветами и тортиком для супруги, из-за этого автобус сделал крюк. И вот по нелепой случайности он оказался именно в это время и в этом месте. Но в фильме этого факта нет, хотя, согласитесь, такая подробность кинематографична с точки зрения судьбы, рока. Но Учитель решил рассказать историю, как он это ощущает. Думаю, имеет на это право.

Любой фильм про известного человека – это все равно будет в чем-то вранье. И в данной ситуации интересна не документальность, а что Алексей Учитель исследует этим фильмом. Кстати, изначально он назывался «47» — как альбом, над которым Цой работал в дни гибели.

– И что же режиссер исследует?

– Мне кажется, посыл фильма в двух словах: Цой жив! А дальше... Что такое, когда человек жив, но его нет в живых?! Остаются его близкие люди, его ребенок, его песни, стихи. Остается этот облом для всех – человек уходит из жизни на взлете. Истерия фанатов. Судьба водителя автобуса, у которого в одно мгновение изменилась жизнь. Но, повторюсь, мы делали его абстрактным персонажем. Это фильм о судьбе, о том, что каждый раз, выходя из дома, мы можем не прийти туда, куда шли.

– Невольно проводишь параллели с историей Михаила Ефремова, у которого жизнь изменилась в одну минуту из-за аварии...

– Да, что-то похожее в этом есть. Михаил Олегович – любимец зрителей, прекрасный артист. И тот ад, который на него обрушился в связи с этой историей... И как стремительно эта народная любовь превращается в ненависть и агрессию. Так что все мы под Богом ходим. Никто не знает, куда нас выведет наша нелегкая... Можно любой смысл закладывать в фильм, но все зависит от финала: либо ты попадаешь в зрителя, либо что-то не произошло, несмотря на какие-то гуманные, прекрасные идеи, которые закладывали авторы. В данном случае хочется надеяться, что фильм «Цой» найдет своего зрителя. Мне кажется, картина показывает не только историю семьи Цоя или судьбу водителя, но и временной отрезок нашей многострадальной страны. 1990 год, когда произошел некий рубеж: уже случилась перестройка, но еще существовал СССР.

Думаю, этот фильм – немножечко советский. Возможно, это последний советский фильм, с небольшим опозданием.

Выходил на протестные митинги

– Песню Виктора Цоя «Перемен!» можно сегодня часто услышать на улицах Белоруссии, где проходят протестные акции. Вы следите за тем, что там происходит?

– Конечно. Я часто снимался в Белоруссии. Знаете, мне казалось, что это такая спокойная страна со своей размеренной жизнью. Создавалось внешнее впечатление: люди чувствуют себя в порядке. Но оказалось, не в порядке. Если уж требуют сердца перемен, то, значит, пришло время этим переменам. Просто хочется, чтобы это произошло менее трагично для реальных людей. Мне сложно на эту тему рассуждать. Например, когда произошла история с Михаилом Ефремовым, все стали его осуждать, хаять, каждый посчитал своим долгом высказаться, и это меня раздражало. Понимаю, что ситуация с Белоруссией иная, что людям, которые выходят на улицы, нужна поддержка – но должен ли артист комментировать?! Не знаю. Когда на протесты выходят сотни тысяч людей и говорят, что их обманули, мне тут добавить что-то сложно. Ситуация там сложилась конечно же кошмарная. И я верю чувству тех людей, которые там протестуют.

– Вы же иногда публично высказываетесь в защиту тех или иных людей, хотя однажды сказали: «Артисту в политике делать нечего».

– Ну, взять, к примеру, историю с руководителем карельского отделения общества «Мемориал» Юрием Дмитриевым, которого обвинили в тяжких грехах и посадили. Я пытался встать на его защиту, подписывал письма, записывал видеообращения. Но это в нашей стране слабо работает. Хотя была надежда привлечь внимание к несправедливой ситуации. Или к истории с Устиновым и теми ребятами, которые получили в итоге реальные сроки совершенно неадекватные их действиям.

Эти ситуации очевидно вопиющие и хамские, на мой взгляд. Поэтому я и высказывал свое мнение. Но тут главное не сойти с ума и не начать лезть во всё подряд с ощущением, что все страсть как нуждаются в твоём мнении о происходящем в стране.

– Евгений, а вы выходили когда-либо на протестные митинги?

– Такое было. Я звонил своим знакомым, которые были, например, на митинге на проспекте Сахарова, спрашивал: «Народ пришел?» Если мне отвечали, что мало, то я шел. Это абсолютно логичное и личное решение. Вы же понимаете, что люди выходят на такие мероприятия по разным причинам, у каждого она своя. Когда я выхожу или не выхожу, это я отвечаю только за себя. Но мне не нравится, когда к людям, выражающим свою позицию, относятся пренебрежительно.

«Не пойду на пати я, у меня социопатия...»

– Вы снимались в фильме Валерия Тодоровского «Одесса», где рассказывается об эпидемии холеры в Одессе в 1970 году. Сегодня у нас тоже бушует вирус. Как вы это пережили?

– Да с «Одессой» произошла удивительная история. Когда фильм снимался и даже выходил на экраны, никто и подумать не мог, что тема холеры станет настолько актуальной спустя несколько месяцев. 

Я был на съемках, когда всё закрыли на карантин, у меня все было сурово расписано и в кино, и в театре. И вдруг резко все планы летят к чертовой матери! И этот момент был для меня любопытным. Мы живем в таком ощущении, что у тебя все под контролем, а тут тебе говорят: можешь пока погулять, вернее посидеть дома и подумать о своём поведении.

– Некоторые предполагают, что вирус этот придуманный: мол, всемирный заговор, чтобы экономику разрушить, и так далее...

– Если бы я об этом узнал в итоге, то, вообще, не удивился бы. Но люди же реально болеют в том числе знакомые. С точки зрения истории, я понимаю, что все возможно. А что там на самом деле… Вот взять, к примеру, наш организм, наше тело, вроде все понятно, что там. Но какие в нас процессы в этот момент происходят, какие болезни активизируются, мы не знаем. Где реальность происходящего?! Я даже иногда думаю: может, я умер какое-то время назад, а мой организм все эти годы живет по инерции. Как курица без головы еще бегаем, интервью какие-то даем. 

– Вы выступаете вместе с рок-группой «Пока прёт», исполняете песни. В одной из них есть такие слова: «Не пойду на пати я, у меня социопатия...» Зная, что вы редко общаетесь с журналистами и посещаете публичные мероприятия, можно предположить, что поете о себе?

– Конечно, пою о себе, о ком же мне петь? Знаете, у меня были разные периоды в жизни: и гулял много по разным тусовкам, и не гулял, а потом я понял, как классно позволить себе не идти туда куда тебя зовут и остаться дома. Видимо, это возраст уже. Но мы, конечно, за эту изоляцию засиделись и готовимся сейчас с парнями к питерскому концерту, который будет 18 сентября в клубе «Грибоедов».

Пока был карантин, мы попросили наших друзей, чтобы каждый записал видео, где он или она сидят дома на диване и поют песню про социоапатию. Надеюсь, к концерту мы смонтируем его и сделаем премьеру. 

– Еще есть у вас песня – «Я не умею делать деньги...» Тоже о себе?

– Эти слова принадлежат ребятам из прекрасной питерской группы «Джан Ку», мы просто сделали кавер-версию, где соединили несколько песен. Мне кажется, что нельзя работать только для того, чтобы «делать деньги». Я не против денег и того, чтобы их зарабатывать, но тут вопрос восприятия момента. Как в известной притче, когда человек везет тележку. «Я везу тележку», «я зарабатываю деньги», «я строю храм». Важно для себя осознать, для чего ты в данный момент этим занимаешься. Тухлый вариант думать только о том, сколько ты получишь за свою работу. 

– А зачем вам эти выступления с группой? Есть кино, есть театр...

– Наверное, это подростковая мечта. У рыбаков есть такая поговорка: «Время, проведенное на рыбалке, не идет в счет жизни». Я ни разу не рыбак и не охотник, но для меня время, проведенное на репетиции группы или на концерте – это подарок. В эти моменты я чувствую себя пацаном.

– Вы же еще пробуете себя в режиссуре. В театре «Мастерская Петра Фоменко» поставили спектакль «Олимпия». Еще сняли киноновеллу «Случайный вальс»...

– Год назад мы еще сняли фильм «Мятежный», – черно-белое, практически, немое кино. Я говорю «мы» потому что я это делал с небольшой, но фантастической командой не побоюсь этого слова – друзей. Это идея крутилась у меня лет пять-шесть, а потом – все сошлось. А что вас удивляет?! Я ведь по образованию – режиссер, поэтому не посторонний в этой профессии. Хотя пока не могу сказать, что – состоявшийся режиссер. Вот, например, Дмитрий Крымов, у кого я сейчас репетирую в спектакле, просит, чтобы в афише его указывали, не как режиссера, а просто как постановщика. А уж он-то великолепный режиссер! Мне всегда было это интересно, еще в школе что-то ставил.

Поначалу хотел стать рок-звездой, во вторую очередь – режиссером, затем – поэтом, потом – скульптором, актером – в последнюю очередь. Но видите, как жизнь сложилась: меня сначала узнали как артиста.

Однажды мой друг – актер Сережа Фролов сказал: «Я учился на актёра, в дипломе написали «артист», но в последнее время чаще чувствую себя торгово-развлекательном комплексом – всё чаще торгуюсь, развлекаю и комплексую».

Холодно, а ты на каблуках, в легком платьице

– Евгений, вы знаете, что вас иногда называют «известным молчуном»?

– Мне слишком дорого то, что со мной происходит, чтобы об этом много распространяться. Я порой не понимаю, кто придумал такое правило, что публичный человек обязан со всеми делиться чем-то сокровенным. И я не понимаю: почему кто-то позволяет себе зарабатывать, сочиняя и распространяя про меня, и не только про меня, всякую ересь.

– Еще, помнится, драматург Евгений Гришковец сказал про вас: «Цыганов – мачо»...

– Это не он придумал, кто-то в прессе написал – и пошло-поехало. Еще писали, что «Цыганов – актер с одной физиономией во всех фильмах». Я к этому никак не отношусь. Может быть, я не суперподвижный товарищ, но меня не очень беспокоит, кто и что обо мне думает. Главное, чтобы то, что я делаю, мне было интересно. Конечно, мне приятно, когда хвалят мою работу. Но что скажет дядя Коля или тетя Маша о моей противной для них роже, это неинтересно.

– Два года назад вышел фильм «Человек, который удивил всех», где ваш герой, узнав о смертельном диагнозе, решает поменяться и представляет себя женщиной. Очень неожиданно было увидеть вас в такой роли. Как работали над этим образом?

– Это сложно объяснить и показать. Нас в институте учили: больше проживать. В театре тебе перепадают роли, где ты можешь позволить себе сыграть и старика, и ребенка, и зайчика, и женщину. В кино с этим сложнее, обычно просят, чтобы ты был Цыгановым в определенных обстоятельствах, поэтому мне было интересно. А еще я понял, как тяжело приходится актрисам. Некоторые сцены снимали в ноябре: холодно, а мне нужно было бегать на каблуках, в легком платьице. Это непросто.

– Вы как-то сказали, что не любите сниматься в постельных сценах. Почему?

– Если возникнет такая необходимость, почему бы и нет. Но… Кажется, Жан-Люк Годар высказал такую мысль: «Последнее, что может режиссер рассказать о любви, – это поцелуй». Недавно посмотрел одну кинокартину, где герои постоянно целуются. Подумал: если бы этого было меньше, то кино было бы значительно чувственнее.

* * *

Материал вышел в издании «Собеседник» №34-2020 под заголовком «Евгений Цыганов: Если жить только для денег, то все закончится».