Кто погубил Сергея Есенина. Криминально-поэтический сериал «Собеседника». Часть 8
Классик ушёл из жизни в возрасте 30 лет ночью с 27 на 28 декабря 1925 года в Ленинграде
Свадебное путешествие
Это было своего рода свадебное путешествие. Хотя официально свой брак Сергей и Софья оформят только 18 сентября, летом они сыграют скромную свадьбу и с июня живут как муж и жена гражданским браком. Из Москвы в Баку Есенин и Толстая выехали поездом 26 июля , а 28 были уже на месте. Киров просит Чагина обеспечить молодым все условия.
Их поселили все в тех же Мардакянах (40 км от Баку), в отдельном трехкомнатном домике. «Персидский» колорит никуда не делся — все тот же огромный сад, фонтаны, еще и полный пансион. Отдыхай, поэт Есенин, предавайся творчеству и молодоженским радостям.
«Мама, голубка, дорогая, только что приехала в Баку. Ехали удивительно. Я очень счастлива и спокойна. Он бесконечно внимателен, заботлив и нежен…» - писала Софья в Москву матери в день приезда.
Поначалу Есенину в Мардакянах вроде бы неплохо писалось, рождались грустные, но красивые стихи: «Жизнь — обман с чарующей тоскою...», «Гори, звезда моя, не падай...» и другие. Но «иллюзия Персии» на Апшеронском полуострове, кажется, начала ему надоедать.
«… купались в бассейне, плевали в потолок, под конец скучали. Когда хотели вести светский образ жизни, то шли в кинематограф и на вокзал пить пиво. Изредка, даже очень редко (sic!) Сергей брал хвост в зубы и скакал в Баку, где день или два ходил на голове, а потом возвращался в Мардакяны зализывать раны. А я в эти дни, конечно, лезла на все стены нашей дачи, и даже на очень высокие». - жаловалась Софья в очередном письме.
В записках Чагин пенял Есенину, что тот не долго продержался, опять начал злоупотреблять. И это при том, что снова возникли подозрения, что у него туберкулез.
Прошел месяц пребывания Есенина и Толстой в Мардакянах. 27 августа в очередной раз взявший «хвост в зубы» поэт ускачет в Баку и устроит там безобразнейший дебош. Пьяного, расхристанного его сильно побьют и доставят в отделение милиции. Заступничество друзей не помогает. Есенина держат сутки, другие. Наконец отпускают, а потом снова пьяного и набедокурившего отвозят в то же 5-е отделение милиции.
Петр Чагин (второй человек в Баку!) сообщает Софье запиской:
«...Телефонными звонками сейчас же милицейское начальство мной было предупреждено с выговором за первые побои и недопустимости повторения чего-либо в том же роде. Я предложил держать его до полнейшего вытрезвления, в случае буйства связать, но не трогать. Так оно, видимо, и было сделано. Для наблюдения за этим делом послал специального человека. »
Софья немедленно подхватывается и мчится в Баку выручать своего непутевого мужа. Добирается до отделения, где того держат, пытается объяснить милиционерам, что это большой поэт, что он серьезно болен… В отделении она провела 14 часов.
«Утром пришла его выручать и просидела с ним весь день. Здесь всякие люди загибаются и не хотят его пускать. Он весь, весь побитый и пораненный. Страшно милый и страшно грустный. Я злая, усталая, и мне его жалко-жалко.» - жалуется она в письме.
Когда они доберутся до Мардакян, получат записку от Чагина:
«Дружище Сергей, ты восстановил против себя милицейскую публику (среди неё есть, между прочим, партийцы) дьявольски. Этим объясняется, что при всей моей нажимистости два дня ничего не удавалось мне сделать. А обещали мне вчера устроить тебя в больницу, но, видимо, из садистических побуждений милиция старалась тебя дольше подержать в своих руках. Удержись хоть на этот раз. Пощади Софью Андреевну... Нахулиганено достаточно. Будя. Твой Петр»
Позже Чагин напишет в своих воспоминаниях:
«Как-то в сентябре 1925 года, на даче, перед отъездом Есенина в Москву, я увидел его грустно склонившим свою золотую голову над желобом, через который текла в водоем, сверкая на южном солнце, чистая прозрачная вода.
— Смотри, до чего же ржавый желоб! — воскликнул он. И, приблизившись вплотную ко мне, добавил: — Вот такой же проржавевший желоб и я. А ведь через меня течет вода даже почище этой родниковой. Как бы сказал Пушкин — Кастальская! Да, да, а всё-таки мы оба с этим желобом — ржавые. »
Да, как-то не задалось у них с Софьей свадебное путешествие. 3 сентября Есенин и Толстая отправляются из Баку назад в Москву. И это для Есенина теперь действительно будет последний раз.
Рога и ругань
Дорога из столицы солнечного Азербайджана в первопрестольную долгая
- трое суток под перестук колес. Чем занять себя в пути? Способ все тот же, проверенный — беседы с зеленым змием. Очень кстати в поезде имеется вагон-ресторан, в который Есенин постоянно наведывается. Но путь туда из спального вагона №2225, в котором едут Сергей и Софья, пролегает через особый вагон №2244, в котором обретаются высокие советские и партийные работники, высший комсостав, дипломаты. Охраняют эту публику чекисты.
Инцидент произошел, когда поезд был уже недалеко от столицы, на перегоне Серпухов-Москва. Есенин схватился с пассажирами одного из купе — дипкурьером Адольфом Рога и заведующим отделом благоустройства Москоммунхоза Юрием Левитом. Последний, видимо ездил на смотрины -Левита по рекомендации Л.Каменева собирались назначить министром здравоохранения Закавказья.
Как происходила перепалка, едва не дошедшая до драки, разные источники
пересказывают по-своему. Версия «потерпевшей» стороны отражена в акте №5,
составленном транспортным дежурным, комендантом охраны поезда, проводником злополучного вагона, и подписанном также Рога и Левитом.
«Мы, нижеподписавшиеся, составили настоящий акт 6/IX-25 г. в том, что при следовании на перегоне ст. Тула и Серпухов пассажир спального вагона № 2225 Сергей Есенин... проходя из ресторана по смежному вагону № 2244, в котором ехал дипломатический курьер А. М. Рога, в которое купе хотел несколько раз ворваться. На просьбу граж. Рога держать себя прилично, на что ответил Сергей Есенин площадной бранью, а также угрожал оскорбить т. Рога
действием, что могут подтвердить ехавшие пассажиры спального вагона № 2244»
Кроме того Рога подал рапорт своему начальству в отделе виз и дипкурьеров при Народном комиссариате по иностранным делам (НКИД):
«На обратном пути моей последней командировки, в поезде начиная от Баку было несколько случаев попыток ворваться в занимаемое нами купе Есенина, известного писателя. Причем при предупреждении его он весьма выразительными и неприличными в обществе словами обругал меня и грозил мордобитием, сопровождая эти слова также многообещающими энергичными жестами... По всем наружным признакам Есенин был в полном опьянении, в таком состоянии он появлялся в течение дня несколько раз…
По дороге освидетельствовать состояние Есенина согласился врач Левит, член Моссовета, но последнего Есенин не подпустил к себе и обругал «жидовской мордой»».
Оба документа дипломатическое начальство курьера Адольфа Рога направит в прокуратуру с требованием возбудить уголовное дело, что и будет исполнено.
Есенина начинают таскать на допросы. 29 октября участковый надзиратель
48-го отд.милиции С.Шувалов, допросив Есенина, с его слов составляет протокол. Рисуется несколько иная картина произошедшего:
"Форма № 97
Протокол допроса 17
"Я, Есенин Сергей Александрович, гр. Рязанской губ. Рязанского уезда Кузьминской вол., дер. Константинова имею 30 лет от роду, проживаю в гор. Москва по Померанцеву пер. улице дом 3, кв. 8 в районе 45-го отд. милиции... По профессии поэт... сотрудничаю в советской прессе... семейное положение — женат, двое детей ... национальность - великоросс. По существу дела могу сообщить:
6-го сентября по заявлению дип. курьера Рога я на проезде из Баку (Серпухов — Москва) будто бы оскорбил его площадной бранью. В этот день я был пьян. Сей гражданин пустил по моему адресу ряд колкостей и сделал мне замечание на то, что я пьян. Я ему ответил теми же колкостями.
Гр. Левита я не видел совершенно и считаю, что его показания относятся не ко мне. Агент из Г. П. У. видел меня. Просил меня не ходить в ресторан. Я дал слово и не ходил...
В купе я ни к кому не заходил, имея свое. Об остальном ничего не могу сказать. Со мной ехала моя трезвая жена. С ней могли и говорить. Гр. Левит никаких попыток к освидетельствованию моего состояния не проявлял…»
Собственно какая разница, из ресторана возвращался Есенин или шел в ресторан, но чекист его не пустил, заглянул в купе к Рога намеренно или перепутал его со своим. Все произошедшее представляется полной ерундой. Однако дело-то заведено. Уголовное - «по признакам преступления, предусм.
2 ч. 176 ст. Угол. Код." Опять «хулиганка»! Тогдашний УК определял хулиганство, как «озорные, бесцельные, сопряженные с явным проявлением неуважения к отдельным гражданам или обществу в целом действия». Наказание за такие действия предусматривалось не самое суровое - «принудительные работы или лишение свободы на срок до одного года». Но не будем забывать, что на Есенине висел еще десяток незакрытых дел — хулиганство, антисемитизм, и все это могли припомнить и присовокупить. Добавить к хулиганству еще и «жидовскую морду». Годом тут не отделаешься…
Новое дело против Есенина направили в нарсуд Лубянского уч-ка Сокольнического р-на Москвы судье В. Липкину, и тот, судя по всему, был настроен решительно.
Есенин пытается найти выход. 11 ноября он встречается с министром просвещения А. Луначарским, просит вмешаться, чтобы уголовное преследование прекратили. Луначарский направляел Липкину письмо:
«Дорогой товарищ,
На В<ашем> рассмотрении имеется дело о «хулиганском поведении» в нетрезвом виде известного поэта Есенина. Есенин в этом смысле больной человек. Он пьет, а пьяный перестает быть вменяемым. Конечно, его близкие люди позаботятся о том, чтобы происшествия, подобные данному, прекратились.
Но мне кажется, что устраивать из-за ругани в пьяном виде, в которой он очень раскаивается, скандальный процесс крупному советскому писателю не стоит. Я просил бы Вас поэтому дело, если это возможно, прекратить.»
К судье обращается и видный советский писатель И.Вардин, автор книг «Краткая история партии коммунистов» (1920), «Большевизм после Октября» (1925), «Пресса большевизма» (1925) и других. Он пишет, что «антисоветские круги, прежде всего эмиграция, в полной мере использует суд над Есениным в своих политических целях». А также сообщает, что Есенин нуждается в лечении и в ближайшее время будет помещен в одну из лечебниц.
Все бесполезно, Липкин игнорирует эти обращения. Кто-то влиятельный явно стоит за ним. Тучи над поэтом сгущаются, и на этот раз, похоже дело дойдет до приговора.
Клиника
Что делать, куда бежать, где укрыться? Сестра Катя уговаривает Сергея лечь
в больницу: больных не судят. Софья договаривается с руководством клиники при Московском университете на Пироговской, которую возглавляет уже известный Есенину по загранице профессор Петр Ганнушкин. Их пути пересекались в 1923 году в санатории под Парижем, куда поэта определила Айседора Дункан и который обошелся ей в кучу денег.
В Москве не просто клиника, а психиатрическая лечебница, Ганнушкин — врач-психиатр, основатель собственной школы, всю жизнь занимается психами и психозами. Есенина это коробит: все решат, что у него крыша поехала, раз оказался в дурдоме, а он здоров, здоров! Но деваться некуда, либо дурная слава психопата, либо - под суд. И 26 ноября Сергей Есенин ложится в клинику Ганнушкина. Но помещают его вовсе не к психам, которые содержатся в отдельном здании, а в маленькую палату невропсихиатрического санатория.
Здесь нет буйных, применяются щадящие методы реабилитации. По договору Есенин должен провести в санатории два месяца, за закрытыми дверями.
Уже на следующий день, 27 ноября Сергей пишет в Баку другу Чагину:
«Дорогой Петр! Пишу тебе из больницы. Опять лег. Зачем — не знаю, но, вероятно, и никто не знает. Видишь ли, нужно лечить нервы, а здесь фельдфебель на фельдфебеле. Их теория в том, что стены лечат лучше всего без всяких лекарств… Все это нужно мне, может быть, только для того, чтоб избавиться кой от каких скандалов. Избавлюсь, улажу... и, вероятно, махну за границу. Там и мертвые львы красивей, чем наши живые медицинские собаки...».
Не «медицинских собак» ему следовало опасаться, а чекистских и милицейских
ищеек. Те идут по его следу и быстро находят . 28 ноября сотрудники ГПУ появляются в клинике и требуют выдать им гражданина Есенина Сергея Александровича. Но вместо поэта профессор Ганнушкин выдает им справку:
«Удостоверение. Контора психиатрической клиники сим удостоверяет, что больной Есенин С.А. находится на излечении в психиатрической клинике с 26 ноябся с.г. и по настоящее время; по состоянию своего здоровья не может быть допрошен на суде. Ассистент клиники Ганнушкин». Документ подействовал, люди в кожанках на время от Есенина отвязались. Но только на время.
Пациентов разрешено навещать, к Сергею приходят посетители. Приходил и Мариенгоф, с которым они серьезно разруганы, но ради прежней дружбы встретились. Мариенгоф вспоминал:
«...Поднимаюсь по молчаливой, выстланной коврами лестнице. Большая комната. Стены окрашены мягкой, тёплой краской. С потолка светится синенький глазок электрической лампочки. Есенин сидит на кровати, обхватив колени.
– Серёжа, какое у тебя хорошее лицо… волосы даже снова запушились.
Очень давно я не видел у Есенина таких ясных глаз, спокойных рук, бровей и рта. Даже пооблетела серая пыль с век...
Есенин говорит:
– Мне очень здесь хорошо… только немного раздражает, что день и ночь горит синенькая лампочка… знаешь, заворачиваюсь по уши в одеяло… лезу головой под подушку… и ещё – не позволяют закрывать дверь… все боятся, что покончу самоубийством...»
В клинике Есенин написал много блестящих стихов (не все литературоведы согласны, что они такие уж блестящие, но это их право, ученые спорят): «Клен ты мой опавший...», «Какая ночь! Я не могу...», «Не гляди на меня с упреком...», «Ты меня не любишь, не жалеешь...», «Может поздно, может слишком рано...» и др. - всего 15 стихотворений менее чем за месяц. Мог ли такое сделать психически нездоровый человек, пребывающий в неадеквате?
Но Есенин в те дни был в адеквате. А вообще мы знаем немало примеров, когда гениальность и психические расстройства идут рука об руку. Какой же диагноз поставили поэту в клинике? Лечащий врач Есенина А. Я. Аронсон рассказал общему знакомому, что профессор Ганнушкин не сомневается: у того ярко выраженная меланхолия. Так тогда называли депрессию, которую в ряде случаев современная психиатрия считает опасным заболеванием, сопровождаемым манией преследования, бредовыми идеями, вплоть до мыслей о самоубийстве. В случае с Есениным меланхолия на фоне алкоголизма могла представлять из себя гремучую смесь.
Вроде бы на титульном листе его истории болезни, заведенной в клинике в начале декабря, значилось: «Delirium tremens. Hallucinations XI 1925. Кашель, кровохарканье». «Delirium tremens...» в переводе с латинского означает «трясущееся помрачение сознания» - тяжелый острый психоз, развивающийся на фоне алкоголизма. В российской традиции издавна употребляется термин «белая горячка» (Товарищ Саахов в «Кавказской пленнице» о Шурике: «Да, да, белый, совсем горячий!»). Но история болезни Есенина не сохранилась, и что именно было написано на титульной листе, документально не подтверждено.
Матвей Ройзман, приятель и ровестник Есенина, московский поэт и литератор, тоже хотел навестить Сергея в клинике на Большой Пироговской. Но приехал туда, когда прием посетителей уже закончился. Доктор Аронсон объяснил Ройзману, что у Есенина сегодня уже было несколько гостей, он волновался, устал, и лучше приехать через три дня, чуть раньше приема посетителей, чтобы первым пройти к Есенину.
Ройзман вспоминал:
«Через два дня я зашел по делам в «Мышиную нору» (литературное кафе имажинистов, появившееся в 1925 году на углу Кузнецкого моста. - Авт.)
и глазам своим не поверил: за столиком сидел Сергей, ел сосиски с тушеной капустой и запивал пивом. Разумеется, я поинтересовался, как он попал сюда.
- Сбежал! - признался он, сдувая пену с кружки пива. - Разве это жизнь? Все время в глазах мельтешат сумасшедшие. Того и гляди сам рехнешься.
Я спросил, как же он мог уйти из санатория. Оказалось, просто: оделся, пошел гулять в сад, а как только вышла из подъезда первая группа посетителей, пошел с ними, шагнул в ворота и очутился на улице.
Он плохо выглядел, в глазах стояла тусклая синева, только говорил азартно. Может быть, обрадовался свободе? (А по Мариенгофу выглядел прекрасно, «даже волосы снова запушились». - Авт.) … Потом писали, что в санатории Есенин поправился и чувствовал себя хорошо. Не верю! Нужно быть нечутким, чтобы не видеть того трагического надлома, который сквозил в каждом жесте Сергея. Нет, санаторий не принес ему большой пользы! И это подтвердилось через несколько дней ».
21 декабря, Есенин из клиники сбежал. Но не пиво пить, а вообще — без разрешения, без выписки, не пройдя курса в назначенные два месяц .
Доктор Аронсон бегал по всей Москве, по всем есенинским местам, чтобы найти и вернуть своего пациента, но безуспешно.
Какое-то время тот проведет у Мариенгофа, а вечером 23-го отправится в Померанцевый переулок — паковать чемоданы. Хмуро попрощается с Софьей и сестрой Сашей. Куда ехал, зачем?
Очевидно, что решение бежать из клиники и уехать было не спонтанным, а обдуманным. Из писем к Чагину видно, что в конце декабря Есенин намеревался встретиться с ним в Баку. И вдруг переменил направление на Ленинград. Зачем он туда поехал, что собирался делать?
