Мне повезло: у меня был Учитель

Леониду Гозману* повезло. На днях его Учителю Галине Михайловне Андреевой, которую все звали просто ГМ, исполнилось бы сто лет. Вот что вспоминает о ней сам Гозман*.

Союз вольнодумцев

ГМ была выдающимся человеком. У нее были все возможные научные регалии и достижения – книги, учебники, звание академика. В МГУ она основала две кафедры – сначала на философском факультете, потом, когда из-за конфликта с консервативным руководством факультета вынуждена была уйти оттуда, в 1972-м создала еще одну – кафедру социальной психологии, уже на психологическом. Там мне и посчастливилось учиться, а потом работать. Вместе с кафедрой она основала, точнее, внедрила в СССР и саму эту науку – социальную психологию. До нее этой области психологии в стране не существовало. Были отдельные товарищи, глубокие знатоки истмата или научного коммунизма, охотно эту буржуазную лженауку разоблачавшие, сочетая эту полезную деятельность с полным незнанием того, что эта самая социальная психология собой представляет.

Ни к науке, ни к образованию их тексты, разумеется, отношения не имели. Мировая социальная психология была тогда наукой молодой и оптимистической. И хотя бы поэтому противоречила мрачно-солидному духу советских гуманитарных дисциплин. ГМ и сама была эманацией этой веселой энергии, духа интеллектуальной свободы. На нашей кафедре всегда было шумно, к нам любили заходить на чай, у нас даже диван был не темный, как положено, а яркий, светло-зеленый. Кафедра не была диссидентской, но она была вольнодумной. И смеяться у нас можно было над всем и над всеми, в том числе и над самой ГМ, которая не переставала от этого оставаться нашей королевой.

На войне как на войне

Но в университет и в науку ГМ пришла не со школы. В июне 41-го ей только исполнилось семнадцать лет. А уже в июле она закончила курсы радисток и ушла добровольцем на фронт. Она по-настоящему воевала, не в штабе армии. И прошла всю войну, до Победы. В 1944-м «Комсомольская правда» проводила конкурс на фронтовой очерк. ГМ его выиграла – она выигрывала всё, в чем принимала участие. Могущественный тогда обозреватель Юрий Жуков написал ей, что отзовет ее с фронта, чтобы она работала в «Комсомолке». Она отказалась, сказала, что хочет довоевать. Ей было двадцать лет. Он ответил: жду, место для тебя сохранится. Но после войны она не пошла в журналистику, хотя и очень звали, – закончила философский. И ученым стала настоящим.

Дело, которым она занималась, она не просто знала, как никто, она его любила. О прочитанных книгах, о новых концепциях она рассказывала со страстью и восторгом, заражая этим всех нас. Кафедра была ориентирована на Запад. ГМ хотела, чтобы здесь у нас была не провинция, не племя, поколениями развивающее и улучшающее каменный топор, искренне считая его вершиной технической мысли, но современная наука, которая не может быть ничем иным, кроме как частью науки мировой. Как и все практически настоящие ветераны, она почти ничего не рассказывала о войне. Хотя, судя по наградам, было что рассказывать. Да и с мужем они познакомились именно на фронте и прожили потом вместе всю жизнь. С однополчанами она встречалась, о них иногда рассказывала, а вот на официальные мероприятия старалась не ходить. А когда при Путине начался весь этот державный звон, тотальное вранье и фальшивые ветераны, она просто наотрез отказывалась даже рядом с этим стоять.

Всегда лучше всех

Она была уникальным человеком. Всё, что она делала, она делала лучше всех – лучше всех пекла пироги и выращивала морковку, лучше всех читала лекции. Когда на какой-нибудь конференции, проходящей под ровный гул в зале, она поднималась на трибуну, наступала тишина – всем почему-то важно было услышать, что она скажет. Она была прирожденным лидером. Не представляю ее на вторых ролях. Не представляю работу, с которой она бы не справилась. Ее бы на русский трон – золотой был бы век. А еще она писала стихи. И Учителем она была от Бога. Никто из нас не понимал: откуда у нее силы заниматься каждым студентом, каждым аспирантом, по двадцать раз читать и в конце концов самой править их тексты? Откуда кураж? Плюньте вы на этого дурака, говорили мы ей. Но она физически не могла, чтобы что-нибудь получалось плохо. Она верила в своих учеников.

Первый текст, который я ей дал – курсовая, – был ужасен. После первого прочтения она просидела со мной несколько часов, объясняя все ошибки и небрежности. Стыдно было ужасно. Я переписал, потом еще раз переписал, и она не успокоилась, пока не получилось то, что отвечало ее представлениям о должном. А сколько текстов было потом… Но не это было главным… главное – то, что она учила жизни. И своим примером, когда мы видели, как она относится к студентам и коллегам, к врагам и друзьям. И разговорами о тебе самом, о том, что ты сделал не так, а что – отлично, достойно. И это все выходило далеко за рамки социальной психологии. И это никогда не было нравоучением.

Готова была отбивать даже от КГБ

Она всегда боролась за нас. Она влезала в любую интригу, чтобы поднять кому-то из нас зарплату, выбить стажировку, повысить в должности. И она защищала нас, чего бы это ей ни стоило. Со мной у нее была масса проблем – наверное, больше, чем с другими. То я демонстративно отказывался идти встречать очередного друга Советского Союза к столбу номер такой-то на Ленинском проспекте (была тогда такая замечательная практика). То донос на меня писали, что, мол, обращаюсь к аудитории не «товарищи», а «коллеги» или даже «господа», а читать рекомендую не советскую классику, а западных авторов. Но она и от КГБ готова была отбивать.

За пару недель до защиты я отказался вступать в КПСС, причем обстоятельства сложились так, что этот отказ стал публичным. ГМ предложила отложить защиту, пока не уляжется скандал – завалят ведь. Я отказался: как будет, так будет. Защита прошла на ура, ни одного черного шара, но ее я, конечно, подставил – она и так-то была белой вороной, а тут ее ученик вот что себе позволяет. Но ни слова упрека не было, скорее наоборот – стала еще лучше относиться. Один раз, правда, я вывел ее из себя. Наступила моя очередь идти учиться в Университет марксизма-ленинизма – были разнарядки по кафедрам, как на овощебазу. И я, вместо того чтобы сослаться на семейные обстоятельства, устроил целый перформанс – произнес в присутствии неизбежных стукачей страстную речь, в которой четко высказал, что я думаю и об этом университете, и о системе в целом. ГМ побледнела, потребовала немедленно замолчать, закрыла заседание. А потом, уже наедине, она не сказала мне, что я подставляю ее, хотя так оно и было… только я, дурак, тогда этого не понимал. Она объяснила, на сколько лет я наговорил, и что если уж так хочется в тюрьму, то желательно пойти за что-нибудь более серьезное, а не за эту ерунду.

Наши стерильно возбужденные сограждане (этому термину уже больше ста лет - нет ничего нового под солнцем) наверняка не простили бы ей членство в КПСС, того, что не боролась открыто с тогдашним кровавым режимом, а может, и обвинили бы в том, что участвовала в оккупации Европы – ведь была же она в то время в армии! Бог с ними, с поборниками политической нравственности. Не будучи диссиденткой (хотя и относясь к ним с глубоким и нескрываемым уважением), она всегда была с правильной стороны истории – она адекватно относилась и к подавлению Пражской весны, и к войне в Афганистане, и к официальному идиотизму. До самых своих последних дней она была вовлечена во всё, что происходило в стране (когда незадолго до смерти лежала в больнице, потребовала, чтобы сын принес ей радиоприемник, чтобы слушать «Эхо Москвы» (тогда оно еще работало. – Ред.), поддерживала Горбачева, потом Ельцина и Гайдара.

Она учила, как относиться к людям и к работе, как сохранять достоинство и как держать удар. Как и лучшие из тех, кто прошел войну, она учила тому, как оставаться человеком, когда вокруг тебя злоба и мракобесие. Как нужны нам такие уроки сейчас, когда становится все страшнее и все труднее не опустить рук и не впасть в отчаяние. Такие люди, как она, меняют мир вокруг себя и меняют людей. Это во многом под влиянием ее уроков я пошел по тому пути, который привел меня на демонстрации и в пикеты, на скамью подсудимых, за решетку и в изгнание. Я всегда старался вести себя так, чтобы она одобрила меня. Очень важно, чтобы был Учитель!

*Власти РФ считают СМИ-иноагентом.