Кто погубил Сергея Есенина. Криминально-поэтический сериал «Собеседника». Часть 3

Классик ушел из жизни в возрасте 30 лет ночью с 27 на 28 декабря 1925 года в Ленинграде

«Собеседник» продолжает серию публикаций о том, как Россия потеряла одного из своих самых ярких поэтов. Сегодня представляем вниманию читателей третью из 10 частей.

Часть 2. Сам ли в петлю влез?

Худая «немка» и дама с лорнетом

Есенин вовсе не был, как кто-то может подумать, этаким наивным пареньком, недотепой с гармошкой, сочиняющим вирши, пастушком из рязанской деревни. Вполне прагматичный молодой человек, себе на уме, знавший, чего он хочет от жизни и как этого добиться. Добился действительно многого.

Послушайте, как Есенин читает свои стихи (особенно монолог Хлопуши из поэмы «Пугачев») – граммофонные записи переведены в цифру и есть в интернете.

Звучит сильно, мощно. Посмотрите кадры кинохроники. Это будут штрихи к портрету уверенного в себе, мощного человека, не простачка и не слабачка из кабачка.

В обеих столицах он быстро обзавелся полезными знакомствами в литературных и прочих кругах. Когда в 1916-м Есенина призвали в армию, он отправился не на фронт в окопы, а по протекции влиятельных друзей-приятелей попал в Царское село, где стал служить в госпитале санитаром. Вскоре рядовой Есенин уже выступал с чтением своих стихов перед императрицей, княжнами, патронировавшими госпиталь и другими членами царской семьи. Несколько стихотворений им посвятил. Был похвален и одАрен.

За спиной же (по воспоминаниям поэта В. Рождественского, опубликованным в 1946 году) якобы рассказывал в декабре 1916-го про обстановку в дворцовом госпитале Царского Села: «Место неплохое, беспокойства только много… И пуще всего донимают царские дочери – чтоб им пусто было. Приедут с утра, и весь госпиталь вверх дном идет. Врачи с ног сбились. А они ходят по палатам, умиляются. Образки раздают, как орех с елки. Играют в солдатики, одним словом. Я и «немку» (т. е. императрицу Александру Федоровну – авт.) два раза видел. Худая и злющая. Такой только попадись – рад не будешь. Доложил кто-то, что вот есть санитар Есенин, патриотические стихи пишет. Заинтересовались. Велели читать. Я читаю, а они вздыхают: «Ах, это все о народе, о великом нашем мученике-страдальце…» И платочек из сумочки вынимают».

Тем не менее, сборник своих стихов «Голубень» Есенин собирался посвятить именно «немке». И не просто посвятить, а с верноподданической надписью на книжке – «благоговейно посвящаю». Но грянула революция, и цензура такое в книгопродажу не пропустила (несколько экземпляров с посвящением все же сохранились у букинистов).

Да что там царица, сам Григорий Распутин оказывал миловидному парнишке-солдатику протекцию! Очень нужные знакомства. Во всяком случае казались таковыми до февраля 1917 года. А потом лучше было об этих фактах биографии даже не заикаться...

В Петрограде Есенин напросился на встречу с Александром Блоком, читал стихи и сумел ему понравиться. Блок, называвший его стихи «свежими, чистыми, голосистыми», помог юному дарованию войти в среду литературного бомонда Северной столицы, в частности, попасть в знаменитый литературный салон Зинаиды Гиппиус, познакомил их. К стишкам «деревенского поэта» здесь поначалу отнеслись с интересом. Но потом между хозяйкой и Есениным возникла сильная нелюбовь.

Однажды Гиппиус, холодная, высокомерная дама, поглядывая в лорнет кивнула в его сторону: «Что это за гетры на вас?» – «Это охотничьи валенки», – зло ответил Есенин. В салоне раздались смешки. Он прекрасно понял, что вопрос содержал намеренное оскорбление, а то будто хозяйка не знала, что такое валенки... Позже в памфлете он назовет ее «безмозглой и глупой дамой».

Больше Есенин в салоне Гиппиус не появлялся. У него в Питере было и другое, дружеское окружение.

Поэты нетрадиционной ориентации

Продвигаться к славе Есенину помогали в Петрограде поэты Сергей Городецкий и Николай Клюев, поклонники исконно-посконной Руси, всего «народного», крестьянского. Знакомство Клюева и Есенина произошло еще в 1915 году, дальше отношения укреплялись, и со стороны Клюева приобрели странноватый характер. Вот что можно подумать, когда в письмах тебе пишут: «Сереженька», «голубь мой белый», «целую тебя в усики твои милые» (какие у Есенина усики, не носил он их никогда! А вот у Клюева, да – те еще усищи), прилюдно гладят по голове? И жутко ревнуют, когда у Сереженьки в Питере заводятся отношения с женщиной. Вообще-то Есенин был женат (без регистрации) на гражданке Анне Изрядновой, в декабре 1914 года в этом гражданском браке родился сын Юрий. Семью и ребенка Есенин бросил. Но он был вовсе не по той части, по которой, очевидно, хотелось его иметь милому другу Коле. Мысли Есенина обретались высоко на Парнасе, он жаждал славы, известности – и только лишь.

Поговаривали и про Городецкого, что тот, вращавшийся кроме литературных в нетрадиционных кругах, слывший бисексуалом, положил глаз на голубоглазого красавчика и зазвал жить к себе; лишь ради своей порочной страсти помогал продвигать стихи Есенина.

Позже, когда Сергей окажется в другой компании – имажинистов (декларация этого объединения опубликована 10 февраля 1919 года), – про него и Анатолия Мариенгофа, также поселившихся вместе, будут поговаривать, что тут не просто дружба… Мы не станем развивать эту тему, а просто констатируем, что Есенин был «не из этих». Он ни разу не был Оскаром Уайльдом, а вышеперечисленные – его возлюбленными Брюсами Дугласами.

В 1915 году возникло объединение поэтов, которых позже назовут «новокрестьянскими». Кроме Есенина и Клюева, это Александр Ширяевец, Сергей Клычков. Затем объединение «Краса» превратится в сообщество «Страда», которое пропишется на квартире Сергея Городецкого и куда кроме перечисленных войдут и другие «новокрестьянские» поэты. Задача – издание произведений этого направления, публичные выступления. В 1916 году «новокрестьяне» поехали в Москву, где выступали перед публикой в каких-то невообразимых рубахах, вышитых крестиками, Есенин еще и в лаптях обутый. Маяковский, сам по молодости щеголявший в эпатажной желтой кофте, поинтересуется:

– Это что же, для рекламы?

«Есенин отвечал мне голосом таким, каким заговорило бы, должно быть, ожившее лампадное масло, – вспоминал Маяковский. – Что-то вроде:

– Мы деревенские, мы этого вашего не понимаем... мы уж как-нибудь... по-нашему... в исконной, посконной...»

Довольно быстро все это – валенки, лапти, рубахи-распояски, стихи о народной долюшке и неволюшке – Есенину надоест, от новокрестьян он отойдет. Будет носить лакированные туфли, модные английские пиджаки и шляпы, лайковые перчатки, помахивать тростью, пахнуть дорогим парфюмом. Сделается имажинистом и первым щеголем в Москве. Его ждала настоящая прижизненная слава, которой он страстно жаждал с ранней юности.

О своих же литературных учителях и поэтических пристрастиях Есенин напишет в октябре 1925 года в автобиографии «О себе»:

«… Восемнадцати лет я был удивлен, разослав свои стихи по журналам, тем, что их не печатают, и поехал в Петербург. Там меня приняли весьма радушно. Первый, кого я увидел, был Блок, второй – Городецкий. Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что в первый раз видел живого поэта. Городецкий меня свел с Клюевым, о котором я раньше не слыхал ни слова. С Клюевым у нас завязалась, при всей нашей внутренней распре, большая дружба.

…Из поэтов-современников нравились мне больше всего Блок, Белый и Клюев. Белый дал мне много в смысле формы, а Блок и Клюев научили меня лиричности.

В 1919 году я с рядом товарищей опубликовал манифест имажинизма. Имажинизм был формальной школой, которую мы хотели утвердить. Но эта школа не имела под собой почвы и умерла сама собой, оставив правду за органическим образом».

С «гуру» Клюевым отношения Есенин поддерживал до последних дней, что однако не помешало ему выдать в стихотворении «На Кавказе» (сентябрь 1924-го, Тифлис) такие строки об учителе: