Гагарин как народный святой: 60 лет первому полету человека в космос
Писатель Лев Данилкин – о том, каково было Юрию Гагарину, слетав к звездам, самому стать звездой
60-летие полета Гагарина в России буквально прогремело. Писатель Лев Данилкин, издавший уже во второй редакции книгу о первом космонавте («Пассажир с детьми. Юрий Гагарин до и после 27 марта 1968 года»), по просьбе «Собеседника» порассуждал о том, каково было Юрию Алексеевичу, слетав к звездам, самому стать звездой и кем он остался для нас.
– Лев Александрович, вы проехались по многим гагаринским местам, были в музеях. Ощущаются ли там сейчас хотя бы отблески той атмосферы эйфории, которая царила на улицах 12 апреля 1961 года? Или все пыльно и мрачно?
– Мне кажется, отношение к Гагарину сейчас поменялось. Его воспринимают не только и не столько как первого космонавта и космонавта вообще, а как народного героя, святого, заступника, небесного покровителя. Из человека, который совершил подвиг в ходе научно-технической революции, он превратился в канонизированного народом. И вот музеи представляют собой скорее святилища. Там выставлять-то особо нечего. В Оренбурге вы можете увидеть самолет, на котором он учился летать. В Саратове еще один – Як, на котором он тоже учился летать в аэроклубе. В этих городах Гагарин – центральный персонаж советской истории. А в «народных» музеях помельче – картины, копии документов. Всё это не пыльное, живое, но похожее на реликварий.
– Говоря о Гагарине как о святом, вы не боитесь столкнуться с модными нынче «оскорбленными» гражданами? Время, знаете, такое – даже объявляя кого-то святым, можно получить обвинение в святотатстве.
– Мы видим, что происходит в последние годы с культом войны, как государство экспроприировало этот народный культ и жестко контролирует его вплоть до закона об уголовной ответственности за оскорбление ветеранов. Культ космоса – это вторая вещь, над которой государство тоже хотело бы закрепить свой контроль. Не удивлюсь, если это перерастет в какой-то абсурд вроде уголовной ответственности за оскорбление космонавтов. Звучит странно, но механизм сейчас именно так и работает: государство подминает под себя все низовые инициативы – либо запрещает их, либо пытается жестко регламентировать.
Суперзвезда
– Вернемся к Гагарину. После полета у него был большой мировой тур, если так можно сказать. Это правда, что он дико устал от него?
– Конечно, никто из советских людей не был подготовлен к тому, чтобы работать звездой и иконой. Генерал Каманин, которому по факту пришлось заниматься эдаким продюсированием, был летчиком, а не продюсером поп-звезд. Все было самодеятельностью, и удивительно, что в ходе этих поездок не было никаких серьезных эксцессов.
О сложностях этой работы можно судить по инциденту в Англии, где в первый же вечер у Гагарина что-то произошло с рукой. А ведь каждый мужчина, который встречается с первым космонавтом, пытается вложить в рукопожатие всю полноту чувств, если уж добирается до него. Кончилось тем, что рука распухла, любое прикосновение к ней доставляло чудовищную боль. Прятать руку за спину, когда ее пытаются пожать, было невозможно, и он продолжал чуть ли не со слезами.
Конечно, его работа не закончилась в 12 дня 12 апреля 1961 года. Конечно, уставал. Постоянно попадал в ситуации, в которых не понимал, как реагировать. Что нужно делать, когда несколько женщин бросаются его целовать. Или когда предлагают поучаствовать в рекламе какого-то продукта: в Гаванской библиотеке я видел индийский рекламный проспект, где Гагарин участвует – не понимая, видимо, что он делает – в рекламе какого-то чая. Он жил в состоянии стресса.
– Один из самых интересных мифов вокруг Гагарина связан с этикетом на приеме у английской королевы: до сих пор обсуждают, как он вынул лимон из чашки и съел его, и весь двор был в шоке...
– Эти истории известны как байки самого Гагарина. Рассказывая что-то в дружеских компаниях, он мог утрировать: потрогал королеву за коленку. Он сам это рассказывал своим приятелям, но, я считаю, ничто не располагает думать, что он нарушил все возможные нормы приличия и цапнул эту женщину под столом за коленку. Есть мифы про расположение приборов на столе, про лимон. Насколько все это имеет отношение к правде, неизвестно. Есть свидетельства переводчика. Но является ли он надежным свидетелем, сложно сказать. Так могло быть, но так вряд ли было.
– Для Гагарина была разница, с кем встречаться – с социалистическим Кастро или с капиталистической Лоллобриджидой?
– Думаю, ему было проще в тех странах, где все контролировалось и можно было все просчитать и спрогнозировать. Подконтрольные журналисты ГДР или Чехословакии его не спросят, правда ли, что он приземлился в этой капсуле, а все-таки не на парашютах. А в Англии, Австрии или Японии – запросто. С другой стороны, к концу 1961-го коммуникативные навыки, связанные с речевой работой во враждебном окружении, у него хорошо были развиты, и он умел уходить от ответов на сложные вопросы.
«Юра, мы всё продолбали»
– На ярмарке Non/fiction вы лихо объясняли природу вошедшего сейчас в моду слогана «Юра, мы всё продолбали» (это если в цензурной версии)...
– Это восприятие Гагарина как высшей инстанции, которой можно давать клятвы, обеты, которой можно жаловаться. Он ведь, с одной стороны, свой парень, и поэтому в этих надписях фигурирует просто «Юра», и понятно, что это за Юра такой. Но, с другой стороны, в этом нет вульгарного панибратства. Может быть, это единственное, чем еще можно гордиться в нашей кризисной ситуации.
Это и оправдание всей советской Атлантиды, которая рухнула. Гагарин – страховка, гарантия, что часть жизни многих людей была прожита не зря, в ней был какой-то смысл.
– Но вот это «Мы всё продолбали»... Гагарин в этом смысле является иконой не только для ностальгирующих по советским временам?
– По-моему, не только. Это и подросткам присуще. По крайней мере российским: в мире первое, культовое место в космосе все-таки принадлежит Нилу Армстронгу, первому человеку на Луне. Таково восприятие, и в этом смысле американская пропаганда оказалась успешнее советской и российской. А наш Гагарин – не только для людей, на жизнь которых пришлись травма и шок от распада СССР. Во многом этот культ в семьях, он переходит из поколения в поколение. Эти фантомные воспоминания о моменте счастья, который страна испытала 12 апреля 1961 года... Я, например, родился позже этой даты, но, видимо, в генах, через рассказы родителей или еще кого-то эти воспоминания передаются и мне. И поэтому на праздник 12 апреля, который, к счастью, не является выходным днем, выпивают не только какие-то пыльные динозавры, ностальгирующие по СССР.
За эти 60 лет изменилось еще и то, что люди, которые его встречали в 1961 году, думали: он открыл дорогу в космос и им тоже. Чур, я второй. Они, от рабочего или крестьянина до самого Королева, правда думали, что еще немного – и в космос будут летать по профсоюзным путевкам. А сейчас мы понимаем, что эта история – точно не для всех, и ничего в этом не изменится.