Александр Молочников: Мы и за себя вступиться не можем. Что уж говорить о Белоруссии
Мы поговорили с Александром Молочниковым, чей спектакль «Бульба. Пир» был на днях представлен в театре на Малой Бронной
Мы поговорили с Александром Молочниковым, чей спектакль «Бульба. Пир» был на днях представлен в театре на Малой Бронной.
Если вы еще не знакомы с творчеством 28-летнего режиссера Александра Молочникова – а начинал он как актер в МХТ при Олеге Табакове, – вашим будущим впечатлениям можно только позавидовать. Его спектакли и фильмы – чистый адреналин и энергия.
- 1992 – родился 14 апреля в Петербурге
- 2012 – окончил актерско-режиссерский курс ГИТИСа
- 2015 – стал лауреатом Премии Табакова за спектакль «19.14»
- 2017 – получил президентскую грамоту за «многолетнюю плодотворную деятельность»
- 2020 – участвовал в «Танцах со звездами»
В октябре наконец состоялась премьера его спектакля «Бульба. Пир», сделанного, так сказать, под крылом Константина Богомолова. Из-за пандемии премьеру с апреля перенесли на сентябрь, а потом на октябрь – у Молочникова обнаружился ковид на «Кинотавре» в Сочи, куда режиссер возил свой новый фильм «Скажи ей».
Было безответственно прийти без маски
– Хочу извиниться перед всеми, с кем контактировал на «Кинотавре», – говорит Саша, – я почувствовал себя нехорошо в день приезда, вызвал врача, но первый тест оказался отрицательным, и врач сказал, что это переутомление. Все дни перед этим без остановки шли репетиции спектакля «Бульба. Пир», так что к ночи я просто ложился на сцену без сил. И как правило, у меня перед каждым выпуском происходит небольшая фигня с температурой.
И все же ковид подтвердился, Молочников быстро сдался врачам, но скандал «о безответственности» успел разгореться.
– Мне, конечно, обидно, что так получилось, потому что всю группу фильма отстранили от участия в закрытии «Кинотавра», – признается Александр. – Действительно, было безответственным пойти на красную дорожку без маски, и я об этом жалею, но, кажется, никто из контактировавших со мной не заболел.
Быть круче Бертолуччи
– Но это все уже в прошлом, а в настоящем у нас новый спектакль «Бульба. Пир». Почему «пир»?
– Во-первых, потому, что в спектакле есть тексты, далекие от оригинала, и на название «Тарас Бульба» мы как-то не дерзнули. Оно, наверное, было бы кассовым, но вызвало бы недоумение школьных учителей. Одна из частей спектакля – та, которая не гоголевская, хотя и у Гоголя герои все время выпивают – это некое застолье, и здесь возникло слово «пир» как такое универсальное торжество.
В спектакле сошлись два мира – гоголевский и европейский. Точнее, это две семьи – казацкая и европейская – и то, что между ними происходит. Примерно то же, что и сегодня. И европейская семья там – так сказать, квинтэссенция всех европейских семей с их толерантностью ко всем видам меньшинств и прочим.
– Я, кстати, знаю, что вы как-то неодобрительно комментируете нынешний «культ толерантности», если не сказать обрушиваетесь на него.
– Вот вы лучше приходите и смотрите. Все это есть как раз у нас в «Бульбе».
– Я во время карантина смотрела ваш сериал «Безумие», снятый в зуме, вы там играете самого себя. И в этой связи спрошу: а что значит «работать животом»?
– Животом? А, это мой оператор у кого-то подцепил выражение. В общем, «снимать животом» – это значит, что у тебя нет какого-то рационального плана, раскадровки, и ты как-то интуитивно ищешь решение и способы. В моем случае это иногда работает, а иногда нет. Вернее, мне кажется, нужно всегда работать животом, русский человек это называет, как правило, словом «душа».
По крайней мере, мне, наполовину русскому и наполовину еврею, так легче. Иногда надо просто прийти и развести всё как чувствуешь, а не планировать. Вот это и есть «работать животом» – сделать интуитивно, животно, унюхать.
– Я понимаю, что значит «работать животом», когда это говорит актер, но вы недавно уволились из МХТ, и сейчас вы только режиссер. И все это суперинтересно, потому что Богомолов, который скорее всего для вас является авторитетом, делает свои спектакли очень умственно, из головы, как он сам говорил.
– Думаю, что у него тоже бывает по-разному. Я наблюдал достаточно эмоциональные его проявления в жизни, но не уверен, что сейчас он все строит именно вокруг рацио. Думаю, мы с ним сходимся в нелюбви к такому псевдоэмоциональному театру, театру наигрыша, но в остальном... Если кто-то когда-то будет сравнивать Богомолова и Молочникова, будет найдено много отличий.
Но знаете, вообще это сравнение глупое, потому что он все-таки значительно старше, а во-вторых, с гораздо большим опытом и с неизмеримо большим количеством спектаклей. Я тут не угонюсь, да и в общем цели такой нет.
– Я и не сравнивала, хотя количество спектаклей – дело времени. А что нет цели угнаться, тут я не верю.
– Поставить много-много спектаклей – нет. А быть круче всех – у меня, конечно, цель всегда есть. Напишите только «ха-ха-ха» (Молочников действительно хохочет. – Авт.). Быть круче Бертолуччи, Германа, Антониони и Феллини. А почему, собственно, нет?
Очаровать Табакова
– Александр, как все же вы попали в МХТ? В телеграм-каналах сплетничают, что вы протеже Ольги Хенкиной, правой руки Олега Табакова.
– Так. Мне очень нравится обсуждение всерьез телеграм-каналов. Так смешно было, когда многоуважаемые люди в МХТ, дамы в МХТ за 60 их обсуждают. Это выглядит комично, да.
Меня в театр Табаков взял. Но, простите за пафос, режиссерское мое становление – это действительно дело рук Ольги Семеновны Хенкиной. Не знаю, соответствует ли это смыслу слова «протеже», но Ольга Семеновна – это вообще первый человек, который поверил в то, что мне можно доверить спектакль.
- Звезды МХТ встретили Литвинову усмешками, а Пелевина – овациями
Моей первой постановкой был спектакль-кабаре «19.14» (на стихи Быкова. – Ред.). Мы показали эту работу Олегу Павловичу, уже когда пришел первый зритель, но до этого мне нужно было доказывать, что я это могу сделать.
– А как Олег Табаков к вам относился? Ведь правда, в 22 года поставить спектакль в главном драматическом театре страны – это невообразимо.
– Олег Павлович говорил обо мне как-то в интервью, и говорил хорошо, мне кажется. Я не хочу, чтобы это звучало пафосно, но он был действительно впечатлен моим первым спектаклем. Мы шли, помню, по коридору, и он сказал: «Ну-у-у держись, Молочников!» Будет типа с тебя теперь спрос, да. Потом до меня доходило, что он даже как-то рекламировал мой спектакль...
Дело в том, что у Олега Павловича была такая черта – он вдруг становился одержим кем-то одним. А потом это так же проходило. Это мог быть какой-то артист или студент его колледжа. И вот Олег Палыч ходил и всем говорил, какой тот замечательный, и я даже иногда недоумевал, почему этот человек ему так нравится. Короче говоря, был период, когда ему было интересно то, что мы пытались делать. И этот интерес протянулся до спектакля «Светлый путь», который был последним моим спектаклем в МХТ и последним, который посмотрел Табаков. И после этого мы много с ним говорили, хотя говорить ему уже было непросто. Он сказал тогда, что это не спектакль-праздник, а спектакль-испытание. Это было положительным комментарием. Потом он рассказывал про свою родню, как разные люди из его семьи по-разному проявлялись в связи с революцией и как их жизни по-разному складывались. Олега Павловича уводило уже на какие-то другие, глобальные темы, но о том, что артистам предстоит еще «дорасти» до понимания тех событий, он сказал четко.
Обнулить МХТ
– И теперь этот спектакль убрали из репертуара МХТ. Я правильно понимаю, что, когда не стало Олега Павловича, ваш уход из МХТ был логичным и закономерным?
– Наверное, логичным. И даже наверняка.
– Вы что-то там резкое сказали и хлопнули дверью? Или, наоборот, вас выдавили?
– Нет-нет. Уже после ухода Олега Павловича мы начали делать спектакль «Чайка». И хотя это пришлось на такой, ну переходный, что ли, момент, репетиции шли нормально. И в общем-то спектакль мог бы получиться. Но это немножко странный проект. Потому что идея пришла нам в голову уже во второй половине сезона, и уже не было денег делать что-то на Большой сцене, и мы решили, что пусть он будет на Малой сцене, а потом его перенесем. В общем, было как-то ясно, что со всей этой переменой власти в театре, чтобы не думать обо всех этих пертурбациях, нужно начать новую работу. И мы ее начал
Потом пришел Сергей Васильевич (Женовач. – Ред.) и сказал, что этой работы не было в том плане, который ему был передан. И что вообще он как бы не понимает, что это такое и зачем. И вообще, зачем мне что-то ставить, если я актер, ха-ха. Это был такой ход... почти в духе «Вы кто, простите?» – «Юра Шевчук, музыкант». Не в том смысле, что я режиссер такого же масштаба, как Шевчук – музыкант, а в смысле, что это было такое немножко типичное кагэбэшное обнуление.
– Думаю, ваше увольнение – это ошибка Женовача.
– Честно скажу: я ему страшно благодарен. Понятно, что это немножко штамп. Но я реально благодарен, мне по природе моей вообще не нравится сидеть в одном месте долго. Просто МХТ был настолько прекрасным местом при Олеге Павловиче! Это был настолько совершенный для меня лично театр, даже притом что какие-то другие театры, как, например, театр Погребничко, мне казались гораздо более художественно цельными. Но мне с моим мироощущением было куда счастливее работать в МХТ, потому что это было особенное, бурлящее, международное место, где все время что-то обновлялось, делались какие-то лаборатории, приезжали разные люди, режиссеры, в школе-студии учились американцы, столовая все время была полна каких-то звезд. И вот это постоянное ощущение эпицентра какой-то движухи для меня было страшно ценным.
Приверженцы высоколобого искусства сейчас скажут: нелепо ценить театр за то, что там в буфете звезды, малыш. Ну да, окей. Наверное, глупо. Но, например, Голливуд потому и хорош, что каждый туда входящий сразу понимает, что он в мировом центре кинематографа.
Я – «театральная бабулька»
– Как думаете, это конец МХТ? Или просто он из «блестящих» переходит в разряд «как все»?
– Ну, это сложная и непредсказуемая история. На эту тему много было сказано на общем сборе труппы. Но я Женовачу в глаза не дерзил. В МХТ действительно была попытка назначить худруком Хабенского как человека, который продолжил бы систему существования театра Олега Павловича – когда успешный артист, которого знают в правительстве, став худруком, способен к организации больших каких-то процессов. Все-таки человек, который руководит главным театром страны, должен иметь такие связи, как мне кажется. И в этом смысле Константин Хабенский – наиболее близкая Олегу Павловичу по рангу, что ли, фигура из артистов, звезда номер один этого театра. Он мог бы звать разных режиссеров, ставить самые разные спектакли и так далее.
– На этот счет были разные мнения, но, возможно, вы, как театральный человек, не ошибались.
– Я вообще изначально «театральная бабулька». Я начал ходить в театр с 11 лет, как на работу, поэтому я «благодарный зритель навсегда», а не критик. Я смотрел спектакли по десять раз. И мне, как «театральной бабульке», казалось, что нет больше такого прекрасного места на карте театральной Москвы, как МХТ. Мне, конечно, хотелось, чтобы театр и дальше был тем местом, где все бурлит и кипит.
Но теперь ясно, что МХТ благодаря изменениям, которые внесло Министерство культуры, однозначно так бурлить и кипеть не будет. Хотя должен сказать, что постановка «Чайки» Коршуновасом – это, мне кажется, самое мудрое решение нынешнего руководства МХТ. Это правильно – выпускать ее на Большой сцене и в авторстве большого режиссера.
– Зато вы ставите балет «Чайка», да еще и в Большом театре. Это очень круто. И вообще, у вас, молодого режиссера, в фильме «Мифы» снялись самые модные и знаменитые актеры России. Как вам удалось получить их доверие?
– Как показала практика, задача не в том, чтобы собрать всех-всех-всех, а в том, чтобы они потом и второй раз к тебе пошли. И вот с этим все непросто, потому что фильм, по мнению многих участвовавших, выглядит провалом. Сейчас я об этом уже могу говорить спокойно, да и со многими артистами у меня с тех пор прекрасные отношения. Например, с Сергеем Витальевичем Безруковым, который, мне кажется, в этом фильме прекрасен, и, я уверен, мы еще поработаем. И Федор Сергеевич (Бондарчук. – Ред.), надеюсь, тоже когда-нибудь придет ко мне в фильм.
И потом, а почему бы им мне не доверять-то? Мне 28 лет, и много чего сделано.
– Недавно Светлана Алексиевич в связи с белорусскими событиями сказала, что российская интеллигенция что-то «помалкивает, когда нас тут давят». Вам есть что ответить?
– Во-первых, точно совершенно не дорос я пока до интеллигента. А интеллигенция российская действительно молчит.
А нужно выйти и так же перекрыть улицы, как в Минске, когда туда приехал Мишустин. Ну, мы и по поводу себя тоже особо не вякаем. У нас и у себя-то есть за что тут выйти, а мы не очень это делаем. Поэтому что уж говорить, что мы не вступаемся за Белоруссию...
* * *
Материал вышел в издании «Собеседник» №38-2020 под заголовком «Александр Молочников: МХТ был прекрасен при Табакове. Театр кипел и бурлил, а теперь...».
