Лия Ахеджакова: Это омерзительно – сотрудничать с властью по зову сердца
Накануне своего дня рождения одна из самых ярких российских актрис Лия Ахеджакова дала интервью «Собеседнику»
Накануне своего дня рождения одна из самых ярких российских актрис Лия Ахеджакова дала интервью «Собеседнику». Оно, может, получилось не слишком радостным, но все равно пропитано любовью – к жизни.
- 1938 – родилась 9 июля в Днепропетровске
- 1977 – поступила в труппу театра «Современник»
- 1991 – получила «Нику» за роль в фильме «Небеса обетованные»
- 2013 – приняла участие в митинге на Болотной площади
- 2014 – выступила против политики Путина в отношении Украины
– Лия Меджидовна, новости у нас так себе, если честно. Поправочный триумф, с которым нам теперь жить до следующего раза, приговоры на ровном месте, театры на паузе, полный разгул по телевизору: Макаревича, например, хотят пустить на абажуры...
– А меня на что хотят, не упомянули?
– Пока нет. Но ругают. Говорят, своих защищаете. Серебренникова, Ефремова.
– Ну если за это ругают, то всё в порядке. А по поводу происходящего у меня тяжелые ощущения. Всё как-то навалилось кучей. И то, что с Мишей случилось... Аллочка Покровская, его мама и очень дорогой мне человек, незадолго до смерти говорила мне: я так нервничаю – Мишу или посадят, или убьют. Вот что такое материнское сердце. И то, что с Кириллом... Я-то знаю наше правосудие, они запросто могли посадить невиновных. А сейчас, во время этого коронавируса, попасть в тюрьму – это верная гибель. Ужасно я перенервничала. Плюс в театре у нас не очень хорошо, не очень просто складываются отношения у замечательного совершенно человека и прекрасного режиссера Виктора Анатольевича Рыжакова. Я, Марина Неелова, Чулпаша, Люся Крылова, Алёна Бабенко – мы все, женщины, ужасно рады, что его назначили худруком «Современника», я уж не знаю, как остальные. Но ему очень тяжело сейчас, потому что были и другие претенденты. В общем, и атмосфера в театре, и то, что театры закрылись из-за вируса и незнамо когда откроются – все это нерадостно, конечно.
Я уж не говорю о том, как сложно в нашей стране сделать спектакль по всем этим регламентам, чтобы тебя при этом не объявили вором. Потому что если ты съел яблоко на сцене, то как ты его в отчете запишешь? Было яблоко – и нет яблока. Более того, его по безналичке не купишь. Об этом недавно писал Владимир Урин (директор Большого театра. – Авт.), это знают все крупные и мощные руководители театров, и они вынуждены с этим считаться. Я ходила на суды по «театральному делу» – страшно и невозможно видеть, как Кирилла, Лёшу Малобродского, Юру Итина и Соню Апфельбаум судили люди, которые сроду не были в театре! Как следователь говорил, что не было спектакля «Сон в летнюю ночь» и «все ваши рецензии – фейки». «И где отчисления автору?» – интересовался следователь. «Так помер Шекспир», – ему говорят. Это же как дико все! Это всем было очевидно, но судили те, кто и понятия не имеет, что ставит «этот Серебренников». Какая, к черту, «Платформа», какие эксперименты, какие независимые экспертизы! Посадить их, и всех делов!
Мы не знаем, какое брать оружие
– Непонятно, что страшнее: некомпетентный суд или крики «почему такой мягкий приговор». Толпа ждала реального срока, а не условного. Почему?
– Я думаю, что пропаганда развратила людей, у которых недостаточно образования, человеческого опыта, знакомства с литературой, тех, кто никогда не был в настоящем театре и довольствуется какой-то белибердой и полной профанацией. Помои вместо вкусной еды. И еще одна вещь: сейчас очень модно плевать в интеллигенцию. И в этом смысле наша история даже не по спирали идет, а по кругу. Вот какая беда. Казалось бы, все учились в школе и у нас столько людей с высшим образованием, но слой оболваненных людей – огромнейший. И это заслуга, между прочим, нашего телевидения, которое не гнушается пропагандой.
– Может, сами люди, без всякой пропаганды, отбросили сегодня стыд?
– Знаете, что, – вздыхает Лия Ахеджакова как-то тяжко, – я помню время, когда травили Пастернака. И ведь травил-то его Союз писателей прежде всего. Понимаете? А обыватель подтягивался, доверяя этим лауреатам, не разбираясь, не желая думать и отбрасывать пропаганду и ложь. Вот и сейчас находятся люди, которые, повторяя за пропагандистами, начинают говорить: «эти актеришки – алкоголики и воры», возмущаться, почему так высоко оплачивается труд этих «дармоедов» и так низко – труд простых людей, которые работают на конвейере. А так говорить может только тот, кто не включает свои собственные мозги. Я играла в маленьких городах, где в театрике на полу весь линолеум отстал, где на сцене досточки проваливаются, а в зале сидят люди, которые понимают каждый смысл, вложенный в спектакль. И этот залик на 500 мест заполнен людьми, которых я обожаю, и мы понимаем друг друга, у нас об одном душа болит. В каждом маленьком городке есть такие люди. Это и есть интеллигенты, нельзя их путать с обывателями, жертвами страшной пропаганды.
– Интеллигенция, она же в основном и оппозиция, сегодня ведет бесконечные споры «среди себя и своей мамы». Хоть по делу Серебренникова, хоть по голосованию – ходить, не ходить... Нет взаимопонимания. Нет и результата.
– Да. Мой друг, достойнейший человек, говорил: «Ты что, с ума сошла? Пойди и напиши «нет». Но мое мнение – не надо было в этом участвовать. Ну бесполезно! Все равно выигрывает тот, кто подсчитывает голоса. Очевидно же, что все было решено заранее. Но разные мнения – это не раскол. Просто мы не знаем, какое брать оружие. Я пару раз была на митингах уже после Болотной, там были такие замечательные люди! Но власти все время придумывают новые устрашения. Сначала арестовывали на 15 суток. Следующий шаг: мальчик вышел из метро не там, где надо, или бросил стаканчик в полицейского, а тот испытал жуткую боль – и мальчика на 4 года ухайдакают. А дальше уже стали рублем бить – штрафами. Ты пойдешь на митинг, а потом с тебя потребуют какой-то штраф – 700, 800 тысяч, а то и миллион. А у человека зарплата 17 тысяч, и то сейчас он не может работать, потому что коронавирус. Вот это подло – рублем бить за то, что человек имеет свое мнение и не считает нужным скрывать его.
Они эту Конституцию в гробу видали
– Лия Меджидовна, а как вы относитесь к агиткам от ваших коллег-актеров?
– Очень плохо. Меня это жутко разочаровывает. Но, вы знаете, есть такая вещь: если ты хочешь помочь больным детям, за которых не хочет платить государство, чтобы они жили, а не умирали в муках, то ты должен сотрудничать с властью. Если ты хочешь помочь своему театру, чтобы актеры не поумирали с голоду, а получали зарплату, чтобы ты мог пригласить хорошего режиссера на постановку, чтобы не приходили полицейские или люди из Министерства культуры и не снимали спектакли, не говорили, что ты украл деньги, надо сотрудничать с властью. Иногда ты вынужден стать «доверенным лицом» потому, что за тобой огромный коллектив, который надо кормить. Но когда это по зову сердца, тогда это омерз... нехорошо.
– А по результату разве не одинаково – по зову сердца ты снимаешься в агитке или потому, что тебе нужно обеспечить хорошую жизнь театра? Люди видят кумира и верят ему.
– Я бы не стала это делать. Но теми, кто снимается, явно движет какая-то надобность. Они эту Конституцию в гробу видали, они ее никогда не читали и не прочтут, пока их не обвинят, что они обокрали Министерство культуры. Да, цена огромная – человек рискует своей репутацией.
– Ну вот Виктор Рыжаков, новый худрук «Современника», он же не участвовал в этом агитационном шабаше?
– Вот и получает. Не буду говорить об этом, не хочу навлекать. Да, Рыжаков порядочный и очень достойный человек. И Костя Райкин, и Андрей Могучий, и Валерий Фокин, и Владимир Урин, и Женя Миронов – они порядочные люди. Они как могут уворачиваются от участия во всем этом.
– А все-таки как бы вы сформулировали, какой месседж заключается в деле Серебренникова?
– Если будете брать у нас деньги – будете делать то, что мы вам прикажем. Будете работать на ту идею, которую вам спустили сверху. И вы будете доносить до зрителей те смыслы, что позволены и нужны власти. Вы живете на наши деньги – так что будьте любезны.
– «Театральное дело» началось при Мединском и с его одобрения. А при Ольге Любимовой оно как раз завершилось. Может быть, она будет вести другую культурную политику?
– Я не знаю, каким она будет министром. Она дочь очень хороших родителей, но родители не отвечают за своих детей. Если она пошла в эту власть, то у нее два пути: или уйти из нее, или разговаривать на ее языке. Других вариантов нет, я думаю. Я никогда не была никаким начальником и не знаю, можно ли быть во власти и при этом служить истине и быть порядочным, честным человеком, который защищает какие-то демократические идеи. Хотя я знаю один пример такого министра культуры нашего времени – это Авдеев. А сейчас я смотрю, что в Московской думе обнаружилась женщина Елена Шувалова, которая вдруг всё разнесла на фиг, пошла вразнос, чтобы добиться правды и честности в отношениях с жителями города. Да, такое бывает всё же в наших городах, не только в Москве. Потом, когда придут другие люди, появится такая сатира на нынешнее время! Такие появятся замечательные спектакли, фильмы и книги! Но жить в эту пору прекрасную уж не придется мне. Я не доживу.
Мы с Чуриковой поклонники «Порнофильмов»
– Лия Меджидовна, я хочу вас спросить про Михаила Ефремова. Недавно от его имени было распространено заявление о том, что он просто клоун, который читает оппозиционные стишки за деньги и вообще не может быть против Путина, потому что Путин «кормит всех людей культуры». Многие думают, что это было сделано его адвокатом Пашаевым. Но как вообще такой адвокат мог оказаться у Ефремова?
– Во-первых, это не лично Мишины слова. Это интерпретация. А цель заявления в том, что Миша хотел себя этим как-то отделить от оппозиции, чтобы прекратить эти подлые пропагандистские обобщения: мол, «эти богемные пьяные оппозиционеры на машинах сбивают людей, а их отмазывают». Мишино дело настолько страшное, что там нужно крайне тщательно разбираться. А уже наделана масса ошибок! Например, эксперты в первую же минуту должны были осмотреть машину и немедленно все запротоколировать, но этого не было сделано. Я знаю, что и Орлуша (поэт Андрей Орлов) предлагал адвоката, и Виктор Ануфриев, адвокат Юрия Дмитриева, мне сразу позвонил и предложил защищать Мишу.
– По во всей видимости, нынешнего адвоката нашла семья.
– Ничего об этом не знаю, – вздыхает Ахеджакова. – Я с Соней не созванивалась, потому что боюсь вникать в это дело. Я все время звоню Орлуше. Этих ребят – Андрея Орлова, Андрея Васильева и Мишу Ефремова – я узнала, когда им было от 10 до 13 лет. Я с ними снималась в Ялте, и так они в моей жизни и остались. Благодаря маленькому Мише я познакомилась с Аллочкой, его мамой, и она стала моей самой любимой подругой, и с Олегом Николаевичем, которого я тоже очень любила. Но мне кажется, и тут я прислушиваюсь к порядочным и умным людям, которые независимо расследуют и вникают в это происшествие... Там есть какие-то очень важные детали – и сейчас я склоняюсь к тому, что у этого дела есть режиссер.
– Вы думаете? А кто и почему?
– Потому что были эти проекты «Господин хороший», «Гражданин поэт», «Господин заразный», которые Миша делал блистательно. Это блистательные тексты Быкова и Орлуши, но их читает потрясающий артист с изумительным чувством юмора – Миша. И от этого они стреляют еще сильней. Никакая речь на митинге не может сравниться с силой этих текстов, которые с таким талантом произносит Миша. И это тянет на то, чтобы им заинтересовались определенные люди, которые обслуживают идеологию.
И Дмитрию Быкову, который пишет и о победобесии, и об этом обнулении, теперь за руль нельзя садиться. Ни в коем случае. Ни трезвому, ни пьяному. А его «Жигули» ему надо поменять на какую-нибудь более мощную машину, чтоб там были система безопасности и черный ящик. Это я, конечно, шучу, но во всякой шутке есть доля некоторого страха, который на меня нападает в последнее время. Я и сама боюсь за руль садиться теперь.
– Пару лет назад Андрей Орлов мне говорил, что действенность этих стихотворных проектов преувеличена. Концерты «Гражданина поэта» проходят в залах максимум на тысячу человек, посмотреть это можно только в ютубе. Никакой реальной угрозы для власти они не несут. Так какой смысл губить Ефремова из-за этого?
– Я думаю по-другому. И когда Гребенщиков поет «Уходи, Вавилон», и когда поют свои последние вещи Макаревич и Юрий Шевчук – им тоже надо быть очень осторожными за рулем. И Васе Обломову, и Слепакову. А еще есть этот чудный мальчик из Подмосковья, группа у которого называется... «Порнофильмы». Вот! Фамилию посмотрите (Владимир Котляров. – Авт.). Мы с Чуриковой его поклонники жуткие! Я теперь люблю блогеров, с которыми совпадает мое мировоззрение. А таких людей достаточно. Они проявляют огромное мужество, потому что мы знаем, что и блогеров сажают теперь.
– С другой стороны, вы же знаете, есть тяжелый фактор против Михаила: нельзя ездить пьяным.
– Вы понимаете, это очень просто делается. Можно посидеть за столом с хорошими новыми знакомыми, они тебе и нальют, а потом немножко туда и подсыплют, и проводят тебя до машины, и приспособление какое-нибудь тебе туда поставят. Это всё возможно. А у нас это традиция особенно мощная. Я не знаю, что было с Мишей, но есть, например, полковник полиции на пенсии из Смоленска, который всю жизнь занимался этими дорожными авариями, он подробно разбирает эту аварию и настаивает, что видео аварии смонтировано. И нет никаких оснований думать, что это конспирология. Нет. Там много странного.
– Говорили, что в тот вечер у Михаила было особенно плохое настроение и раздавленные чувства, потому что он узнал об увольнении из «Современника».
– Нет, не думаю. Наш Рыжаков абсолютно порядочный человек, его поддерживают такие же замечательные люди – Римас Туминас, Андрей Могучий, Фокин, Миронов, Дима Быков... и я точно знаю, что он не мог Мише такое сказать. Не мог. Хотя пьяные люди иногда собой не владеют, и мало ли что там было. Я не знаю, кто Мише подливал и с кем он выпивал. Но я вижу, что на федеральном телевидении в отношении Ефремова творится просто шабаш.
– Лия Меджидовна, знакомо ли вам чувство гражданского сиротства?
– Я не могу назвать свои ощущения сиротством, потому что есть очень большое количество замечательных людей, с которыми мы говорим на одном языке. Они живут в разных городах России и в разных странах. А я много езжу со спектаклями. Мы объездили всю нашу страну и весь мир, например с пьесой Коли Коляды «Старосветская любовь». Даже в Австралии играли. А еще я очень дружу с Люсей Улицкой. И мне очень хотелось, чтобы моя фамилия была рядом с ее именем, и вот Марфа Горвиц сделала спектакль «Мой внук Вениамин» по пьесе Люси Улицкой, в котором я играю. Мы ездим с ним по всей России, большим и маленьким городам, были в Нью-Йорке, в Торонто и в Иерусалиме. Я очень люблю эту жизнь – я же из актерской семьи, папа режиссер, мама актриса, и как только начинался месяц май, мы всей семьей и даже с собакой ехали туда, куда ехал наш театр, чтоб не сдохнуть с голоду. И вы знаете, сколько в России потрясающих людей! Любви у нас гораздо больше, чем сиротства! Я помню, как однажды в Австралии нас повели в ресторан на ужин. Там была музыка, и какой-то грузинский эмигрант пригласил меня танцевать. Я говорю: «Что вы так волнуетесь, у вас руки дрожат». А он: «Волнуюсь, у меня ощущение, что я танцую с Родиной».
* * *
Материал вышел в издании «Собеседник» №25-2020 под заголовком «Лия Ахеджакова: У аварии Миши Ефремова был режиссер».
