Что читать, смотреть и слушать в июне

Пять лучших книг и альбомов и по дюжине фильмов и сериалов советует читателям Sobesednik.ru Отар Кушанашвили.

Виктор Астафьев — одно из самых ярких, прямых, смачных, сочных доказательств того, что настоящее писательство сродни не столько магии (за этим — к Диккенсу, а про магического Диккенса я скажу другим разом), сколько тому, что недавно почивший (светлая память) Евтушенко называл вычурно «гимнастикой для души и для ума».

В его «Царь-рыбу» нырять нельзя — потонете, и поделом; в эту прозу входишь сторожко, как в холодное море, и с первых оборотов, выдавая волненье, делаешь частые паузы, обдумывая всякий абзац. Иногда это медитативная литература, величавая, как крейсер, иногда лихая, как продувная бестия, по временам — напряженная.

Астафьев не «врачеватель душ», он душу будит, ранит. Даже про «жизнь и людей неописуемого убожества» он пишет без суггестии и дидактики, но с непритворными болью и состраданием несказанной мощи.

Простых людей Астафьев жалел, это очевидно, но не миловал тех, с кем у него возникали мировоззренческие прекословия. На фестивале «ТВ-6 Москва» в Красноярске я сподобился поручкаться с Маэстро, он был немногословен, как и положено несуетному энигматическому Гению, любовь к родной земле закодировавшему в плотные, пахнущие травой, дождем и снегом, рассветами и кострами, слова.

Поэт Павел Антокольский — поэт тоже загадочный, тоже пронзительный. Если вы без слез дочитаете «Памяти матери» («Мой мир уже кончен...») — значит, вы курья голова и бревно. Стихи болезненные, болезнотворные, написанные человеком с редкой памятью и жесточайшей рефлексией. Никаких сверхдержавных амбиций, допрежь всего и превыше всего — частная жизнь, виртуозное умение окутать драму флером медитации и пантеизма, тем самым превращая драму в элегию, где даже отражение в колодце много важнее того, о чем болтают по телевизору.

Антокольский пишет про то, как пламенеет огонь и течет вода, и растет упрямая трава много интереснее, чем иные пишут эпосы о том, кто кого победил, оттяпав нефть.

По сравнению с превознесенным сверх всякой меры Стивеном Фраем Евгений Ю. Додолев — Михаил Жванецкий. Его книженция «Легенды нашего рока» обладает своей просодией, не столько глубокой (глубины трудно добиться, если все время писать о Градском), сколько полнозвучной. Здесь есть и про Кинчева, и про Цоя, и про Арбенину, и про Лозу, и даже про меня, вынудившего Градского возопить: «Откуда берутся такие имбецилы?!»

Додолев весь состоит из дотошности и иронии, граничащей с сарказмом.

Этому миру очевидно не хватает мирового парня Артема Боровика. Я сейчас перечитываю «Как я был солдатом американской армии».

Когда-то мир был похож на парк аттракционов, сейчас наш мир — сплошная зона боевых действий. Боровик писал об армии и выдал гимн миру, в котором, однако, правят милитаристы. Чтение самого Боровика — тоже аттракцион; он пишет дельно, но негаданно бывает сентиментальным, как я, что не мешает его зрению быть точным и изысканным.

И Астафьев, и Антокольский не утешают, они скорбят чаще, чем радуются жизни, но при этом указывают, что в жизни надо быть благодарным за все. Салтыков-Щедрин с его «Пошехонской стариной» непривычно для русского классика жизнеутверждающ. Время — невосполняемый ресурс, и если вы до сих не читали С.-Щ., сделайте это сейчас. Он тоже не «амфетаминовый» писатель, очень подробный, он тоже суть спасение от «унылых пределов бескрылой жизни».

Природа и жизнь созерцаемы в своей вечной сути, а человек с его глупостями — песчинка, семечки, как будто нарочно, назло всему и вся торопящийся в страну кипящих котлов. Салтыков-Щедрин — тоже не вершитель судеб, он эти судьбы рассматривает на просвет. Судьба как будто иррациональна, и людям кажется, что она в своем праве вершить все деспотическим насилием, но ведь не в фатальности дело — вернее, не только в ней, пугающей, а в том, как, КАК человек живет, живет день за днем, как и чем живет. Поразительной силы вещь, буквально сочащаяся жизнелюбием.

Сериалы

Повторяю для тех, кто не расслышал: если вы не видели «Однажды ночью» с Джоном Туртурро, вы, собственно, ничего не видели. С ног сшибающая вещь, буквально сочащаяся — но на сей раз какой-то воющей безысходностью. Парня судят за убийство, парень отрицает, Туртурро играет адвоката с больными ногами и глазами, где не просто боль, но ужас ввиду мира, близкого к коллапсу. Не откладывайте просмотр до греческих календ: если научиться смотреть кромешные, без намека на сироп, сериалы моими глазами, можно стать сильнее стократ.

«Моцарт в джунглях» с Гаэлем Гарсиа Берналем в главной роли — забавный, а по временам даже искрометный сериал. Дирижер легендарного оркестра — хипстер, только вообразите.

Чтобы смотреть «Проповедника», надо иметь специальное чувство юмора и крепкую нервную систему. Протагонист мечется меж добром и злом, как Волочкова между спонсорами. В сериале оном залихватском, как это часто бывает в последнее время, нет грандиозных звезд (сериалов, кажется, снимается больше), но актеры очень хороши, очень органичны. Наши люди без затруднений уживаются и с Богом, и с сатаной; нашим людям понравится.

Что отличает скандинавские сериалы? «Капкан» я уже нахваливал, теперь очередь «Прилива», тоже отличающегося сочетанием очень сдержанной сентиментальности и неброскости, но притворной. В «Приливе» расследуется стародавнее преступление, актеры не переигрывают, постановщик незаметен, что укрепило меня в подозрении, что у скандинавских режиссеров есть комплекс непогрешимости.

Не забудьте посмотреть серию «Диккенсовщины», когда заметите за собой, что пасмурное настроение затянулось.

Сериал «Сосны» я стал смотреть, переживая за карьеры двух людей — Мэтта Диллона режиссера Шьямалана. Оба в неплохой форме, но не более того, никаких откровений, сериал неприметный, вторичный, скучный. Да и сам Шьямалан, которому в мастеровитости не откажешь, снимал только первую серию.

Шестой сезон «Родины» показался мне последним, а я обожаю оный сериал, не в последнюю очередь из-за Клэр Дэйнс, с которой я не хочу расставаться. Я декламировал, чуть не плача, есенинское «Со снопом волос своих овсяных отоснилась ты мне навсегда», когда друзья утешили меня в скорбях моих: сериал продлен на два, говорят, сезона.

«Родина» антиходульна, этим и берет в полон. Три «Д» — дуализм, девиации, дилеммы, — вспыхивающие с частотой моргания, и одна большая «Л» — Любовь. Сериал отличает сочетание патологического педантизма с бескрайней сентиментальностью.

«Город лунного света» — анимация, бурлеск, пародия на полицейские сериалы. А «Мир Дикого запада», от которого все в восторге, меня не впечатлил. Братья Ноланы очень любят в общении с аудиторией бить на эзоповость, на многослойность мысли, они очень любят казаться многозначительными, эти позеры. Ноланы так утомляют своей затейливостью, что даже не хочется их анализировать, инструментарий заржавеет. Лучше переключитесь на «Парки и зоны отдыха», мною обожаемые. Сериал про самозабвенных имбецилов, чей олигофренизм не вина их, но беда. Совершенно не приспособленные к жизни, они обожают свой город, тщась сделать его краше, но даже не отдают себе отчета, что проку от них, как от днища без ведра. Обаятельные дурашки.

Кстати, насчет обаяния. Непременно посмотрите «Красные дубы», и не потому, что к ним имеет отношение Стивен Содерберг, а смотреть надо все, к чему имеет отношение оный господин, а потому, что «Дубы» — добрый, светлый оммаж восьмидесятым с их надеждами, иллюзиями, химерами, утопиями; сериал полон ностальгии, любви к жизни.

Про «Плоть и кости» я уже писал, но теперь, после премьеры «Большого» Валерия Тодоровского, повторяю из принципа: после названного сериала — любой серии, наугад — смотреть «Большой» неловко. Претензия и ничего более.

Том Харди великолепен, когда надо играть воплощенное безумие, но когда, как в сериале «Табу», он только его и играет, грозно зыркая глазами, да еще без экшна, это надоедает очень быстро.

Строго говоря, к голой жути, которой нафарширован «Щит», добавить бы голого мордобоя, каким был славен старый добрый «Щит» — цены бы сериалу не было.

«Готэм» — это развлечение для любителей комиксов, а меня Бог миловал. Детство, отрочество, юность Бэтмэна, Джада Пинкетт-Смит (жена Уилла) в роли подлой гангстерши — я этого не понимаю и не принимаю.

«Последнее королевство» снято с претензией, но из-за сиропного мальчика в главной роли, напрочь лишенного умения играть, смотреть сериал тяжело.

Музыка

Placebo «Loud Like Love» — «ум всегда оказывается в дураках у сердца»; а то мы не знали. Альбом ничего себе, но не более того.

Проблема с крепкими британскими группами в том, что они неотличимы друг от друга. Если, конечно, речь не идет о монстрах вроде Rolling Stones. Умом я разумею, что легенды априори не могут не записать филигранный с технической точки зрения альбом, но сердце мое, но ретивое мое глухо к блюзу.

Мне подавай либо сладковатую медитативность, либо вот это: «Радуясь, свирепствуя и мучась» (каковы деепричастия!) — для этого накала подойдет старенький живчик LL Сool J. Старикан бубнит: «У меня крепкая голова и нежная душа, и я не знаю, что хуже», — а я хихикаю над надуманной дилеммой. И голова, и душа, и вкус — все это нужно, и все это есть. Но при всей крепости это не та работа, которую можно хвалить до экстатических высот.

Я лучше Лёне Агутину воскурю фимиам. Альбом «Время последних романтиков» совершенно определенно — совершенно недооцененный. Тех, кто не услышал этот альбом, можно не без оснований обвинить в аберрации слуха и даже в страбизме. С Агутиным надо заключать концессию-конвенцию: слушать его песни в момент, когда зарождается день (так сделал я). Нелегко выдавить про того, кого обожаешь как наперсника, что он пишет грандиозные песни, но Агутин умеет писать грандиозные пьесы.

С другой стороны, какой эпитет в таком разе употребить в рассуждении альбома «Mina Celentano»? Грандиозные песни, в которых поровну возвышенной декадентской красоты и секса, что диво, если учитывать, что речь о ветеранах — ах! — мировой эстрады.

«Не выходя из запоя,
Умер сосед.
В небо, почти голубое,
Бьет ослепительный свет».

И еще раз — про Барри Гибба и его «In the Now». 70 лет Титану, а выдает такую возвышенную красотищу! Никакого декадентства, не просто строгое, но восторженное приятие судьбы. После таких титанов слушать Тhe Dears — экзистенциальный кошмар. Ни красоты, ни философии, ни секса. Но всегда есть классика, приходящая на помощь тогда, когда тебе пустой риторикой выкручивают руки. Пусть сегодня это будут Pretenders с «Never Be Together» или «I Hate Myself». Испейте полынную чашу.

Кино

Про лучшие роли актеров со мной лучше не спорить: кино я знаю так, как не снилось ни продюсеру Роднянскому, ни А. Звягинцеву (поздравляю обоих с очередным триумфом в Каннах; Россия, вперед!).

Джон Траволта сыграл две роли, которые на каких-то главных весах перевесят все остальное: «Достать коротышку» и «Любовная песня для Бобби Лонга» («Бриолин» не в счет — он там обаятельный, но шкет). В одной роли он расхристанный гангстер, в «Песне» — негаданный сентименталист, обретший дочь (Скарлетт Йоханссон, между прочим, очень сильно переоцененная девица, но здесь уместная).

Если же речь идет о Меле Гибсоне, вам след посмотреть пронзительнейшую картину «Галлиполи». Гибсон чудо как хорош, а картина построена так, что на выходе мы получаем редкой мощи антивоенный манифест.

«Дорога» с Вигго Мортенсеном — тоже сокрушительное кино, но надо обладать толстой кожей, чтобы его досмотреть. Любовь отца к сыну и сына к отцу превыше Конца Света. Такого сокрушительного альянса отца и сына вы, подозреваю, если и сыщете, то насилу.

Передохните после драмы с помощью безотказного Вуди Аллена: посмотрите старенький шедевр «Бродвей Дэнни Роуз». Как старикан умеет перекодировать на киноязык иронию жизни, так не умеет никто.

«Парни со стволами» не сшибают с ног, но про абсурд, творящийся в американском ВПК, рассказывают убедительно, и эта убедительность страшна.

На то, как стареет Кевин Костнер, смотреть занятно. Хорохорится потому что. Загорелось ему на закате в боевиках сниматься — и, доложу я вам, всем бы в такой форме пребывать, какую он являет в «Преступнике».

Райан Гослинг сейчас нарасхват, я после церемонии «Оскара» специально посмотрел давно отложенное «Место под соснами». Платить придется за все, что совершил; а то мы не знали.

Но кино крепкое, как и затейливый фильм «Сквозь снег» с Тильдой Суинтон. Свобода человека — превыше всего, она нужна, как позвоночник телу.

Клинт Иствуд верен себе: он снимает ясное, четкое кино, без артхаусных экивоков. Его «Чудо на Гудзоне», выражаясь по-умному, это кино про человека, угодившего в коллизию и отчаянно эту коллизию разрешающего.

«Великолепная семерка» — не великолепный, но вполне выразительный ремейк. А хотите что-нибудь о «поиске экзистенциальных перспектив» — смотрите мощнейший «Берег москитов» Питера Уира, о главе семейства, самодуре редкостном, видящем в окружающей среде только зло и исподволь мутирующем в носителя зла.

Концерты

Для гризеток у Майли Сайрус и Селены Гомес довольно высоко задраны планки, но Сайрус оторва, а Гомес изображает рафинированную недотрогу.

Первое людям всегда нравится больше.

Эпилог

Лето летом, но планку ниже терпимой нормы не опускайте ни в коем разе.

Читайте, смотрите во все глаза, впитывайте все лучшее, слушайте, соотносите, примеряйте, соразмеряйте.

Живите.

Как я — радуясь каждому мгновению.

До следующего обзора.

[:wsame:][:wsame:]