Генри Резник: Если в деле есть политические интересы власти, нет сомнений, что власть пробьет выгодные ей решения

Верховный суд РФ смягчил наказание фигуранту дела «ЮКОСа», бывшему главе банка МЕНАТЕП Платону Лебедеву: в пятницу, 24 января, он выходит на свободу. О том, почему ВС принял столь неожиданное решение и как судебный беспредел убивает Россию, рассказывает известный адвокат Генри Резник

Верховный суд РФ смягчил наказание фигуранту дела «ЮКОСа», бывшему главе банка МЕНАТЕП Платону Лебедеву. Таким образом, уже в пятницу, 24 января, Лебедев выходит на свободу. О том, почему ВС принял столь неожиданное решение и как судебный беспредел убивает Россию, рассказывает известный адвокат Генри Резник.

- Строго говоря, суд подчиняется только закону. Но де-факто понятно, что разъяснения пленума выше. Потому что если судья не будет следовать разъяснениям пленума, вышестоящий суд просто-напросто отменит его приговоры.

Как противостоять давлению на судей? Думаю, только если председатель ВС Вячеслав Лебедев где-то на встречах в верхах будет стучать кулаком по столу и требовать, чтобы не смели направлять в суд дела, которые не имеют никакого отношения к праву. Да, это утопия. Сегодня, когда в деле есть политические интересы власти, нет никакого сомнения, что власть пробьет выгодные ей решения.

Скажу больше — в регионах несколько изменилась ситуация в отношении вышестоящих судов и Верховного суда. Если раньше представления (или протесты) из Верховного суда низшие суды автоматически принимали к удовлетворению, то сейчас на местах председатели судов прислушиваются к мнению губернаторов и спецслужб. У меня есть пример того, как по делу, которое фабриковалось спецслужбами в 90-е годы, ВС вносил протесты. В первый раз с 12 лет меру наказания снизили до 9. Потом дело снова докатилось до Верховного суда. И опять ВС отменил приговор, дело вернулось в суд низшей инстанции. А там судья вновь вынес обвинительный приговор — на этот раз «до отбытого». Так вот 6 лет и оттрубил абсолютно невиновный человек. И я могу сказать, чего судья боялся — он боялся за свою жизнь.

- Вы, адвокаты, так радовались, что у нас теперь тоже состязательный процесс, как на Западе. А на деле вышло не лучше, а еще хуже, чем всегда…

- Что у нас произошло? Советский уголовный процесс был розыскной. Сейчас есть состязательность. Но состязательность эта — лишь на бумаге. Она не принята судейским сообществом. У нас сейчас успешно восстановлена вот эта колесница, куда вместе с судьями впряжены и оперативники, и следователи, и прокуроры.

Что было у нас в советский период? Оправдательные приговоры не выносились — оставь надежду. Но зато была норма, по которой дела возвращали на доследование. Возвращалось порядка 8% дел. После этого председатель суда обычно звонил прокурору и говорил — значит так, чтобы этого дела у меня в суде больше не было. Вы там наваляли, сами и расхлебывайте.

И была чудесная статья — прекращение уголовного дела в связи с изменением обстановки. Так эти возвращенные на доследование дела тихо умирали на предварительном следствии.

Сейчас, когда ввели состязательность, все эти плохо расследованные дела стали идти в обвинительные приговоры. Но судьи у нас все же не монстры, и поэтому стало так много приговоров с условным наказанием, штрафами и пр. Тут главное, чтобы не оправдание.

Вот когда писали кодекс 2002 года, мы включили норму в статью «содержание под стражей» о том, что содержание под стражей применяется только при невозможности применить другую меру пресечения. Скажи мне, что еще нужно для объективного, беспристрастного судьи, чтобы применять эту норму в соответствии с ее смыслом? А ведь у нас 92% удовлетворенных ходатайств — о содержании под стражей. И 98% — о продлении содержания под стражей. Значит, с чем мы тут сталкиваемся? С состоянием психологии судебного корпуса страны.

И судьи, между прочим, делают это не в силу какой-то порочности. Просто они прекрасно понимают: если будут реально независимы, не удержатся. Им создадут такие условия, при которых вменят, скажем, волокиту (что в срок не рассмотрено 2-3 дела), и председатель суда внесет представление о прекращении статуса.

Вспомним судью Васильеву, мать двух детей, которая отказалась согласовывать с председателем суда свои решения. Как поступили ее товарищи? 10 человек, члены квалификационной комиссии, единогласно проголосовали за то, чтобы изгнать ее из судейского сообщества.

- Почему же на Западе судьи реально независимые? Они из другого теста?

- Ты знаешь, что самое ненавистное сословие во Франции к моменту Великой буржуазной революции в конце 18 века были судьи? Это была абсолютно коррумпированная каста.

- То есть нам придется два с лишним века ждать, пока не поменяется состояние умов в обществе?

- Сейчас все спрессовалось, мы сейчас проживаем за десятилетия то, что раньше проживали за столетие. Так что можно пройти эту дистанцию и за более короткое время. Но реальное состояние умов поменяться должно радикально. Потому что судьи прекрасно понимают — в тех условиях, в которых они существуют, с ними очень легко расправиться. У нас нет судебной власти по той причине, что судебная система сама не хочет независимости.

Вы что, думаете, Кремль действительно заинтересован в том, чтобы у нас была продажная судебная система? Интерес власти такой: судейское сообщество должно состоять из честных, беспристрастных, профессиональных людей. Но по той категории дел, где есть властный интерес, чтобы судьи были управляемы. Вот, собственно, и вся схема.

Сегодня мы можем только с негодованием говорить о судебном беспределе. Но у нас нет развитого гражданского общества, у нас практически уничтожена свободная пресса в регионах… А ведь только гражданское общество может обеспечить независимость судебной власти. Потому что исполнительная власть не заинтересована в наличии сильной судебной власти. Исполнительная власть везде, в любой стране мира, склонна к авторитаризму. Больше того — ей нужно решать какие-то вопросы текущие, а, между прочим, правовые принципы, все признанные ценности — всё это только препятствует решению текущих вопросов власти.

И в конечном счете все упирается в конкретных людей — судей. Но этим людям в нынешних условиях, чтобы оставаться независимыми, надо проявлять героизм. А требовать массового героизма нельзя.