Подростковая поножовщина в Дагестане. Как можно было предотвратить трагедию и кто должен был это сделать?

На уходящей неделе российские СМИ сообщали как минимум о двух случаях поножовщины между школьниками. В одном из них – в Махачкале – инцидент закончился смертью ученика, госпитализацией его матери, увольнением директора и завуча лицея и возбуждением трех уголовных дел.

«Он же пацан»

Выяснилось, что несовершеннолетний убийца-девятиклассник и ранее вызывал нарекания со стороны педагогов. Его мать приглашали к разговору, настаивали на соучастии в коррекции поведения лицеиста, но у той была универсальная отговорка: «Он же пацан». Мальчики должны быть агрессивными, это соответствует их природе, считала родительница.

Чтобы получить экспертный комментарий о том, как можно избежать инцидентов с подобными исходами, «Собеседник» созвонился с разработчиком концепции школьных служб примирения в Центре «Судебно-правовая реформа», Антоном Коноваловым.

Пояснение: наша беседа публикуется в связи с конкретным случаем лишь условно. Эксперт не может комментировать ситуацию, не видя материалов уголовного дела, и мы учитываем, что СМИ могут упускать из виду некоторые принципиально важные факты.

Любой критичной ситуации предшествуют конфликты и насилие

– Антон Юрьевич, на ваш взгляд, кто должен отвечать за конфликты между школьниками в российском образовании? В том числе такого характера как драки, поножовщина.

У нас в государстве фраза «отвечать» обычно означает, кого наказать за это. Мне она не очень нравится. Поиск виноватого и его наказание, вроде случая с увольнением директора или штрафом для родителей – это разве приводит к какому-то решению ситуации?

Брать на себя ответственность за работу с классом, для предотвращения драк, травли, конфликтов (в том числе поножовщины), мне кажется, должны все участники образовательного процесса: дети, родители, педагоги, специалисты и администрация. Ответственность в смысле создания безопасной образовательной среды.

Одной из форм могут быть школьные и территориальные службы примирения. Мы, конечно, со смертями не работаем. Была у нас трёхлетняя работа по случаю с причинением несовершеннолетним смерти по неосторожности, приведшая ко встрече и диалогу обидчика с матерью погибшего, помогающая им обоим выйти из той ужасной ситуации и продолжить жить дальше, но это исключительный случай.

Как правило любой критической ситуации предшествует множество конфликтных ситуаций, агрессии, насилия и жестокого обращения, не получившего должного разрешения и ответа. Причём, подчеркну, именно воспитательного ответа, поскольку школа является гуманитарной организацией.

Мы в своей практике урегулирования конфликтов и профилактики правонарушений несовершеннолетних проводим восстановительные программы «Круги сообщества», «медиации по заглаживанию вреда», направленные на взаимопонимание, исправление ситуации, прекращению вражды, достижению и самостоятельному выполнению договорённостей, и составлению плана, кто что будет делать, чтобы подобное не повторилось.

Но, например, наши коллеги работали с ситуацией, когда ученик полоснул другого ножом. Позже выяснилось, что нему подошли трое, в очередной раз вымогали деньги. Формально он виноват, а в реальности ситуация была неоднозначной. Да, ребёнка убрали из школы, в другую школу перевели, но там его тоже не готовы принимать – вдруг он то же самое сделает. А он говорит, что не знал, что делать, поэтому защищался как мог, а они против него трое и все сильные.

Я думаю, вряд ли в случае из Дагестана это была первая ситуация. Какая-то ситуация, которая была до этого, разворачивалась, и не получилось её урегулировать по тем или иным причинам.

Никто изначально не мотивирован мириться

– Там история была такая, что у подростка было агрессивное поведение и до этого. И вызывали мать в школу, которая отвечала: «Он же пацан». Отсюда вопрос: как педагогам работать с такими «немотивированными клиентами», как это называют в психологии?

– Восстановительное правосудие во многом как раз ищет ответ на этот вопрос. И во многих случаях даже находит. Потому что к нам в 95% случаев присылают немотивированных клиентов. Мы чаще работаем с кражами, драками, какими-то разборками, требованиями выгнать ученика из класса, жалобами родителей, травлей и т.п. И, конечно же, там никто изначально не мотивирован мириться, ведь если бы они хотели помириться, они бы пошли и помирились, нас бы не спросили.

И мы как раз обучаем службы примирения тому, как незаинтересованных людей пригласить на примирительную встречу. Вот у меня сейчас был тренинг в школе и мы проигрывали на их собственных примерах, как пригласить на встречу детей и родителей, которые не собирались мириться, а хотели жалобы писать, отнекиваться, мстить.

Конечно, не всегда люди соглашаются. но тем не менее у нас есть представление, что можно пригласить людей в ответственную позицию и к конструктивной коммуникации. У нас есть на сайте школьных служб примирения целый раздел удачных кейсов разрешения конфликтных ситуаций.

– На ваш взгляд, есть ли какие-то национальные специфические черты в такого рода конфликтах именно на Кавказе?

– Мы ездили туда и изучали: там есть традиционные общинные практики реагирования на споры. Насколько мне известно, по ситуациям с причинением смерти – это либо кровная месть, если это со взрослыми, либо процедура маслихата – примирения через старейшин. Старейшины помогают не дать конфликту разрастись и сделать так, чтобы семья, которая допустила подобное, как-то загладила причинённый вред, если сам обидчик не может исправить.

Я могу предположить, что попытка обратиться к совету старейшин, была бы более адекватной, чем то, что сейчас может предложить государство. Если обидчик достиг возраста уголовной ответственности, он сядет или условный срок дадут. Если не достиг, это будет заседание комиссии по делам несовершеннолетних. После неё родителей оштрафуют, ребёнка поставят на учёт, и с ним будет работать психолог.

Но дальше-то что? Нужно, чтобы и ему это было уроком, чтобы не повторять, и в безнаказанность чтобы это не ушло или в разнузданность. С другой стороны, посадить его – и выйдет из тюрьмы бандит, освоивший криминальные нормы, он станет криминальным авторитетом - тоже ведь хорошего мало.

Наверное вопрос такой: если мать с ним не справляется, то кто из значимых для него людей может на него повлиять? Может быть, старейшина или имам? Иногда действительно некоторые подростки на Кавказе на имамов и старейшин лучше реагируют в смысле понимания, осознания содеянного и исправления.