"Решение может быть принято чисто импульсивно": Андрея Кураева "заморозили"
Дело богослова, философа и протодиакона-бунтаря Андрея Кураева с весны так и не сдвинулось с мертвой точки
Дело богослова, философа и протодиакона-бунтаря Андрея Кураева с весны замерло – ни туда, ни сюда. В марте Епархиальный суд Москвы подтвердил решение лишить его сана священника, в апреле патриарх Кирилл одобрил это решение, но с окончательным указом не спешит: протодиакону Андрею дается время «для переосмысления своей позиции и возвращения на путь Церкви...»
Итого получается: служить в церкви Кураеву запретили, а вопрос с «извержением из сана» заморозили. Поэтому Кураев не может пока исполнить обещанное – обратиться за справедливостью во Вселенский патриархат.
Sobesednik.ru попросил отца Андрея прокомментировать дальнейшие шаги.
– На каком этапе сейчас находится ваше дело? Все зависло? Ничего не слышно по поводу окончательного решения и ваших шагов.
– Поскольку решение не вступило в силу, то мне не на что реагировать и посему пока я в этом сюжете ничего не делаю.
– Патриарх Кирилл подвесил это дело с формулировкой, что он дает вам время одуматься.
– Ну, оглашенные мотивы далеко не всегда идентичны мотивам реальным, и потому неочевидно, стоит ли обращать на них внимание. Думаю, что не доведенность моего дела патриархом до конца, это как раз следствие того, что я не скрывал свою собственную дорожную карту, то есть как я буду реагировать, если приговор будет максимально жестким.
Моя решимость подать апелляцию Вселенскому патриарху была услышана патриархом московским, и поэтому он решил не доводить до той стадии, когда я начну эту программу реализовывать. На необъявленным приговор апеллировать невозможно.
– Но Патриарх может вас оставить в таком промежуточном состоянии «извержения из сана» но как-то не до конца. Ни туда, ни сюда.
– У нас в таком состоянии целые страны находятся. Приднестровье, Абхазия, Нагорный Карабах, украинские республики, целые куски Сирии… Модный тренд сезона, что называется.
– Что-то гибридное… ну а что вы будете делать, если этому не будет конца и края. Будете ждать, когда Патриарх преставится?
– Все в руках Божьих. Может, шах помрет, может ишак помрет, может, я помру. Со времен Ходжи Насреддина ничего не изменилось.
– Ну а, может, вы придумали какие-то новые способы, чтобы отстаивать свою правоту вот в этом зависшем состоянии?
– Ну, во-первых, я отстаиваю свою правоту не на церковной службе, не в качестве диакона. И если я буду служить в качестве диакона, я по-прежнему буду говорить то, что говорил в храме десятилетиями: «Паки и паки миром Господу помолимся», и ничего более. А вот интернет, в отличие от храма, церковного устава не знает. Здесь каждый равен самому себе и сам волен решать вопрос о мере своей ответственности, мере своей информированности, мере своей честности.
– Но и интернет устава не знает до поры до времени, судя по всему.
– Я уже 20 лет назад говорил, что судьба свободы человечества переходит в руки юных хакеров. Только они могут ставить подножки безграничным желаниям правителей контролировать каждое слово и каждую мысль подданных.
– Но хоть намеки есть какие-то от окружения Патриарха, когда будет какое-то движение по вашему делу, решение, может быть, даже?
– Решение может быть принято чисто импульсивно. Как импульсивно-раздражительная реакция на какое-то мое новое высказывание (скажем, на вот эту нашу беседу). А может быть принято и вполне расчетливо, но это в случае, если какие-то серьезные изменения и реформы начнут происходить в стране в целом, и на фоне тотальных зачисток моя маленькая персона станет незаметной и неинтересной. Тогда моя история решится просто по принципу «лес рубят – щепки летят».
– Вы заняли выжидательную позицию? От вас не слышно особо резких заявлений.
– Дело в том, что у меня и нет такой цели – что-то резко заявлять, я никакие заговоры против Патриарха не плету. Патриарха просто нет в моей жизни ни как человека, за чьим наставлением я хотел бы обратится, ни как врага, с которым я все время веду полемику. Если появляется повод для богословской и этической дискуссии – я могу высказать свое мнение без оглядки на сан оппонентов. Вот, например, недавно, когда речь шла о том, освящать или не освящать ядерное оружие. Тут я на правах диссидента сказал решительное нет. И потом я даже написал проект молитвы «на освящение атомной бомбы» со словами «Господи, вразуми правителей наших, чтобы они никогда не доходили до ее использования».
В целом мое отношение к патриарху – как у ученого к министру просвещения. Министр сам может быть просто назначенцем, менеджером, политиком и нулем именно с точки зрения его научного веса. В вопросах своей непосредственной работы этот ученый вполне может игнорировать мнение этого министра.
Если министр свою работу исполняет хорошо, и финансирование и техническое обеспечения труда той лаборатории, где трудится этот ученый, идет без перебоев – то ученый может даже не знать фамилию этого министра. Но если он выставляет его лабораторию на рыночную распродажу или отменяет текущие работы ради сгона сотрудником на политические митинги и политинформации– даже самый кабинетный ученый начинает замечать перемены и реагировать на них. У меня другое понимание «блага церкви», чем у патриарха Кирилла. И угроза лишения сана – это не тот довод, который может меня переубедить.
