"Мы так и не попробовали жить без твердой руки": 5 марта – 68-я годовщина смерти Сталина
Как победить свой липкий страх перед любой властью, рассказал автор спектакля "Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича"
В Камерном театре Челябинска состоялась премьера трагифарса писателя и драматурга Артура Соломонова «Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича» в постановке Виктории Мещаниновой.
Еще до премьеры спектакль вызвал споры и протесты: партия «Коммунисты России» выступила с требованием запретить его, провела одиночные пикеты в день премьеры и обещает устроить массовую акцию протеста против спектакля 5 марта, в день 68-й годовщины смерти Иосифа Сталина.
справка о пьесе
Трагифарс «Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича» был написан в 2019 году, первая читка состоялась в Театре. Doc. Главные роли исполнили Максим Суханов и Юлия Ауг, прямую трансляцию из театра вел портал МБХ. Трагифарс переведен на семь языков, опубликован на русском (портал Snob), английском (журнал «Asymptote», перевод Джона Гэнлона) и польском (журнал «Dialog», перевод Агнешки Любомиры Пиотровской). Готовятся постановки в Москве, Варшаве и других городах.
Sobesednik.ru поговорил о постановке и проблемах, которых она поднимает, с автором спектакля Артуром Соломоновым.
– Артур, почему первая постановка пьесы состоялась именно в Челябинске?
– Коронавирусные преграды изменили репертуарные планы театров, которые начинали работать над пьесой. Например, в прошлом августе варшавский театр Wspolczesny объявил, что премьера состоится в октябре, но пандемия, мягко говоря, скорректировала эти намерения. То же самое произошло с другими театрами.
И вот челябинский Камерный оказался первым, кто смог показать спектакль, чему я очень рад. Режиссер и актеры нашли, как мне кажется, верный эстетический ключ к этому трагифарсу.
Спектакль оказался смешным и жутким: от сцены к сцене по восходящей нарастают ужас и смех.
– «Коммунисты России» в день премьеры провели одиночные пикеты с протестами против спектакля, а в день смерти Сталина, 5 марта, обещают устроить у здания театра массовый митинг. Что именно их так возмутило?
– Иначе и быть не могло: Сталин – это идол коммунистов, к которому мы все должны, по их мнению, испытывать только благоговение и благодарность. Но это совсем не те чувства, которые десятки миллионов людей испытывают к Сталину. Поклонникам Сталина придется это учитывать. Дико, что мне приходится произносить такие слова в первой четверти двадцать первого века.
Я считаю, что сталинисты, протестующие в 2021 году против похорон Сталина, – великолепное дополнение к спектаклю.
Искусство, мне кажется, должно гордиться таким ответом жизни, с чем я и поздравляю Камерный театр
– Но в пьесе и спектакле, насколько я понимаю, нет исторического Сталина. Разве это биографический спектакль, где рассказывается про Иосифа Виссарионовича?
– Конечно, нет. Эта пьеса и постановка – о современном варианте сталинизма, о нашем трепете перед власть имущими, большими и малыми, живыми и мертвыми. Судя по реакции зала, публика готова и хочет относиться с иронией и к власть имущим, и к своему страху перед ними.
Спектакль, помимо прочего, показывает, какие запасы иронии у людей накопились по отношению к власти и символам власти, он эту зрительскую иронию выявляет, дает ей свободу. И незатейливым запретом такого рода художественных высказываний добиться результата будет невозможно: от этого ирония и скепсис не исчезнут, а только приобретут большую силу. А возможно, преобразуются во что-то более агрессивное.
Поначалу в зале происходит что-то вроде шока, некоторого онемения: а что, так можно? Можно со сцены, в публичном пространстве без придыхания говорить о правителях нынешних и умерших (или, как в случае со Сталиным, не полностью умерших)? И потом зал начинает уже без остановки смеяться – и над своим изначальным страхом, и над трепетом героев спектакля.
Сидя в зале, поневоле задумываешься: действительно ли эта пресловутая «твердая рука», этот мифический царизм российского народа – такие уж неотъемлемые, такие уж подлинные наши «скрепы»?
А может быть, нам навязано это благоговение перед всяким, кто сидит в кресле начальника, будь то трон или какое-нибудь маленькое затрапезное креслице? И это благоговение нам не присуще изначально, не является составной частью нашей природы, а значит, мы не обязаны испытывать это чувство веками? Мы ведь так и не попробовали жить без «твердой руки» – короткий период в конце прошлого века прошел почти бесследно, и вот мы снова возвращаемся по сути дела к монархии.
Так что, мне кажется, это не только художественно полноценный, но и, простите за пафос, гражданский поступок театра – а наши театры крайне редко на такое отваживаются, если честно. Я с огромным интересом слушал отзывы зрителей в публичных обсуждениях и читал в соцсетях. Публика говорила: «Все как у нас!», «Как у нас министерстве», «Как у нас в газете», «Как у нас в театре»…
Фигура Начальника везде одинакова. Он склонен воспринимать себя как властелин своих подчиненных: их времени, их настроения, и, в конечном итоге, их судьбы.
Будь то начальник ресторана, театра или страны. Я очень рад, что эта мысль в спектакле была выражена настолько внятно, художественно и смело, что зритель ее понял и согласился с ней. А кто-то наверняка не согласился. И это тоже хорошо: спектакль такого рода не может вызывать однозначную реакцию.
– Но представителя высшей власти в пьесе и спектакле как бы и нет? Президент являет себя через кашель?
– Да, и через приказы Человека из министерства. Тут, наверное, надо сказать два слова о сюжете: в одном столичном театре хотят поставить смелый спектакль о Сталине, но выясняется, что на предпремьерном показе тайно и незримо присутствует президент страны.
Через своего посланника он передает пожелание: спектакль надо изменить. Режиссер и актеры так и не решаются узнать, действительно ли президент отдает им такие странные приказы. Он и правда хочет, чтобы на сцене показали не смерть, а рождение Сталина? Но поскольку переспросить президента – это уже бунт, то режиссер и актеры начинают переделывать свой спектакль о Сталине, ориентируясь по сути на кашель первого лица государства. Так их судьба, их творческая жизнь меняются от покашливания президента.
Пьеса, как и спектакль, по большому счету не о власти и не о представителях власти – с ними и так все ясно.
Это произведение о нас, которые готовы видоизменяться до каких-то немыслимых, почти нечеловеческих форм, лишь бы угодить руководству.
В пьесе и спектакле актеры, которые играют Сталина, Хрущева и Берию, постепенно перевоплощаются в них с таким азартом, что буквально становятся ими. Это показывает, насколько пластична, как подвижна человеческая психика и личность: при определенных условиях и обстоятельствах человек способен на довольно жуткие поступки. Любой. Почти любой, вернее.
– А что находят зарубежные театры в этой пьесе? Что им наши дела, наш Сталин, наш президент, наша история, наши вековые взаимоотношения с руководством и властью?
– Внимание зарубежных театров было для меня сюрпризом, приятным и неприятным одновременно. Когда ты понимаешь, что диагностированная в пьесе болезнь интернациональна и повсеместна, то это радует тебя как автора, а по-человечески огорчает.
Я с интересом слушал интервью замечательного переводчика Джона Гэнлона и режиссера онлайн спектакля «Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича» Мэри Энн Роджерс о том, насколько пугающе актуальным в последний год в США стало понятие страха, насколько ощутимее стал раскол в обществе благодаря ситуации с Трампом. И что «охота на ведьм» из чего-то абстрактного и далекого становится все более понятной американцам темой.
Я не знаю, насколько это распространенные сейчас в США суждения, но понимаю, что онлайн спектакль, который сделали калифорнийские актеры, не дожидаясь конца пандемии, неизбежно поднимает близкие американцам темы. Потому что, конечно, ни один зарубежный театр или коллектив не станет делать постановку о том, как там обстоят дела в России.
Поляки, конечно, тоже нашли в этой истории свой смысл, что случилось благодаря переводу Агнешки Любомиры Пиотровской: она настоящий энтузиаст, продолжающий налаживать культурные связи между нашими странами в этот очень непростой период.
Одно из самых важных событий для меня – художественная читка пьесы в Тель-Авиве на иврите (перевод Тино Мошкович, кстати, хвалят все участники читки). Она состоится 11 марта в театре «Маленький»: читку поставит руководитель театра Михаил Теплицкий, а главную роль, режиссера Вольдемара Аркадьевича, сыграет выдающийся актер Дов Гликман. Надеюсь, эта читка станет началом работы над спектаклем.
Это будет очень интересный эксперимент, ведь история Израиля лишена опыта диктатуры и, соответственно, страха перед диктатором.
И театры там устроены по иному принципу: во главе стоят организаторы процесса, а не театральные самодержцы, которые по своему усмотрению распоряжаются творческими (и не только творческими) судьбами подданных-артистов. Так что по историческому и по театральному параметрам этот текст отдален от Израиля больше, чем, например, от Европы. Именно это и интересно.
– Я читал пару гневных рецензий на недавнюю премьеру. Например, на сайте партии «Коммунисты России» размещена рецензия с заголовком «Коммунисты подвергли суровой критике антисталинский спектакль». И еще на одном портале, где поклоняются советскому прошлому: «Скандальный опус бездарей». Там с гневом пишут, что театр покусился на «исполинскую фигуру Сталина». Вы предполагали такую реакцию?
– Да. Думаю, что и театр предполагал. Но, может быть, меня изумляют масштабы протеста и его ярость. Я считаю, что люди, думающие совершенно иначе, чем сталинисты, станут руководствоваться фразой из фильма «Служебный роман»: «Значит, хорошие сапоги, надо брать».
