Маргарита Мурахтаева, дочь Ирины Славиной: Жизнь – это все, что мама могла дать городу
Дочь журналистки Ирины Славиной, которая покончила с собой в Нижнем Новгороде, дала эксклюзивное интервью Sobesednik.ru
Дочь журналистки Ирины Славиной, которая покончила с собой в Нижнем Новгороде, дала эксклюзивное интервью Sobesednik.ru.
2 октября, после обыска в своем доме, нижегородская журналистка Ирина Славина убила себя у здания местного МВД. За день до трагедии в шесть утра дверь ее квартиры выломали 12 вооруженных собровцев и, отпуская унизительные шутки, ворвались в ее дом.
«Мамочка. Просто этот мир был недостоин тебя», – написала 2 октября в соцсетях 20-летняя дочь погибшей в центре Нижнего Новгорода журналистки. Маргарита Мурахтаева – невысокая хрупкая блондинка с волнистыми длинными волосами – пошла по стопам мамы: учится на филолога в Университете Лобачевского.
«Отдала банковские карты и деньги»
– Маргарита, вы видели маму накануне трагедии?
– Да, она заходила ко мне на работу за час до трагедии. Первого числа у нее не было подобных мыслей вообще. Мы строили планы: куда сходить, что сделать. Мама купила новый телефон, запаролила его, пароль благополучно забыла, пошла к мастеру, заплатила 1600 рублей, чтобы его разблокировали. А когда она пришла ко мне на работу 2 октября, я думаю, хотела попрощаться, потому что отдала мне свои банковские карты и деньги. Я подумала, что мама сняла деньги, чтобы, если карты заблокируют, быть с деньгами. Мама просила передать карты и деньги отцу. Мне показалось это странным, но я не придала значения. Я обняла маму, поцеловала, спросила, куда она идет, она мне ничего не ответила и ушла. А уже через час-полтора я не смогла дозвониться до нее.
На место, где умерла мама, меня не пустили. Уже после произошедшего я пришла на Центральную улицу напротив драмтеатра с плакатом, который сделала сама. Простояла там два с половиной часа. В любой подобной истории есть две стороны: одни понимают, другие негативно относятся ко всему, что связано с политикой. Большинство восприняли мой выход с пониманием. Они переживали. Некоторые в знак поддержки стояли со мной от начала и до конца.
– Близкие друзья вашей мамы, с которыми мне удалось пообщаться в Нижнем Новгороде, убеждены, что Ирина обдумывала этот уход еще с лета прошлого года, ее действия не были основаны на эмоциях.
– Мы никогда не узнаем, что было в голове у мамы в тот момент. Она была эмоциональной, но была и очень рациональной. Она никогда ничего не сделала бы просто так, без месседжа. Я не могу ставить знак равенства между произошедшим и самоубийством. Наверное, мама подумала: жизнь – это все, что она сейчас может дать этому городу, чтобы ее наконец услышали. Причем услышала не безликая система, а сами люди.
«Никаких документов нам не предъявляли»
– Был ли ордер на обыск свидетеля в 6:00, который так возмутил вашу маму? Есть его копия, кем он завизирован?
– Никаких документов нам не предъявили, и спустя шесть часов обыска, после ухода силовиков, вынесших из квартиры всю технику, никакого протокола у семьи на руках не осталось. Ничего.
Ни одного подтверждающего документа, что обыск был, какую именно технику, документы вывезли. Силовики не дали нам возможности сфотографировать ни одного документа проверяющих.
– Где вы находились в момент обыска?
– На вокзале, я приехала из Питера. В семь утра меня должен был встретить папа и отвезти домой, потому что я была с вещами. Но в это время в нашем доме уже шел обыск. Я дозвонилась до папы. Он сказал мне три слова: «Езжай к бабушке», и на этом все, я больше не смогла дозвониться до него вообще. Я поехала к дяде – брату мамы. И мы просто ждали звонка от родителей. Позвонили они где-то в 12-м часу, сказали, что был обыск, они едут покупать новые телефоны, потому что у них все изъяли. Собственно говоря, никакой техники у них вообще не осталось. И потом они приехали за мной к моему дяде. В кругу семьи мы сидели и обсуждали эту ситуацию.
– С обыском тем утром приехали не только к вам. Это была запланированная масштабная городская акция?
– Да. По-моему, восемь человек в Нижнем Новгороде еще подверглись таким же обыскам.
Морг бомжей
– Как вы узнали о трагедии с мамой?
– Я увидела мамин пост в фейсбуке через 20 минут после публикации. Начала ей названивать. Она уже не брала трубку. И тогда я ушла с работы и поехала на место трагедии, где уже были мой дядя и папа. Им сообщили. Я увидела там накрытое тело. Мне не дали к ней подойти. Мы стояли и ждали, когда нам что-нибудь скажут. Вокруг собралось много людей, полицейских, журналистов, просто прохожих. Потом маму увезли в 23-й морг. Это край географии, Автозаводский район Нижнего, куда обычно увозят неопознанные тела бомжей.
«В моей смерти прошу винить Российскую Федерацию».
Ирина Славина перед смертью
– Почему и ее туда?
– Меня тоже это интересует. На камерах все было видно, рядом с мамой осталась нетронутая сумка с документами. Мало того, в морг ее увезли в пятницу, а когда мы приехали в понедельник, увидели, что как ее оставили на тележке в коридоре – вот так, собственно, она и простояла. Не буду говорить, через какие хитросплетения нам пришлось пройти, чтобы забрать тело мамы. Когда мои родные позвонили в морг, назвав имя и фамилию, нам ответили: «Есть такая». Это было странно услышать, учитывая, что там она значилась как неопознанная.
– Куда делась ее сумка?
– Ее забрал Следственный комитет. Там были кошелек, паспорт, телефон и емкость с бензином.
Отдельная история у нас была с поиском площадки для церемонии прощания. Мы понимали, что руководители театров, клубов на это не пойдут – они подневольные, поэтому мы обратились к частному бизнесу. По всем площадкам пришел отказ. Внезапно все было либо сдано в аренду, либо продано, либо еще что-то. В итоге мы договорились с Домом ученых.
– Есть ли у вас сейчас близкие люди? Их стало больше после трагедии?
– Больше всего я общаюсь сейчас с папой. Это единственный родитель, который у меня остался. Я просто боюсь, как бы у него не было второго инсульта из-за эмоциональных потрясений. Второй инсульт он может и не пережить. Его заваливают сейчас работой, потому что ему легче, если он чем-то занят. Когда не хватает времени, чтобы задуматься, всегда легче.
От властей нужно два метра
– Что с людьми в Нижнем Новгороде, почему такая аморфность и безразличие?
– При Немцове наш город гремел, было развитие, люди жили с ощущением перспектив, чего-то светлого. У них была какая-то надежда. Сейчас Нижний – это просто болото.
В городе у нас журналистики не осталось. Оставшиеся журналисты заняты переписыванием пресс-релизов, обслуживанием гос- и муниципальных контрактов. Люди держатся за зарплату в 20–25 тысяч рублей.
– Помогают ли вам власти? Какая поддержка сейчас нужна?
– От властей нам нужно два квадратных метра, чтобы поставить памятник независимой журналистике, символ свободы слова, чтобы глубокой ночью не подъезжали машины и не убирали цветы и фотографии.
– Что вам снится?
– Если честно, мне что до, что после трагедии сны никогда не снились. Я просто проваливаюсь в сон. Видимо, от большой усталости мне ничего не снится.
– О чем вы мечтаете?
– Очень сложно ответить. Наверное, как и моя мама, я мечтаю, чтобы наш родной город процветал, чтобы свобода слова существовала, чтобы люди из других стран и соседних городов приезжали в Нижний Новгород и понимали, что город просто прекрасный. Настолько обидно, что его превратили в болото.
(Согласно подпункту «В» части 5-й статьи 15.1 Федерального закона от 27.07.2006 №149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и защите информации» запрещается распространение информации о способах совершения самоубийств — прим. Sobesednik.ru.)
* * *
Материал вышел в издании «Собеседник» №40-2020 под заголовком «Дочь Ирины Славиной Маргарита Мурахтаева: Мама приходила попрощаться».
