Андрей Кураев: Печально, что Романова не замечали, пока он не затронул Кремль
3 июля состоялся-таки церковный суд над схиигуменом Сергием Романовым. Его итоги мы обсудили с Андреем Кураевым
3 июля состоялся-таки церковный суд над схиигуменом Сергием Романовым, захватившим монастырь на Урале. Это была уже третья попытка Екатеринбургской епархии его провести. Но, поскольку Романов снова не явился, на этот раз заседание провели без него. Сергия признали виновным в нарушении присяги священника и монашеских обетов, лишили сана. Впрочем, последнее слово остается за патриархом.
А 7 июля Сергия Романова ждет обычный суд – в Верхней Пышме начнется рассмотрение административного дела. Схиигумена будут судить за ролики с обращениями, где он призывает игнорировать коронавирус, то есть за «распространение в интернете заведомо недостоверной общественно значимой информации под видом достоверных сведений, создавшее угрозу причинения вреда жизни граждан» (часть 9, ст. 13.15 КоАП).
Sobesednik.ru обсудил скандальную ситуацию с протодиакном Андреем Кураевым.
– Вы говорили, что даже совершившего случайное убийство нельзя возводить в сан священника. А у Сергия Романова – целый букет: жестокое убийство (забил человека камнями и монтировкой), грабеж, разбой, убийство в ДТП… И тем не менее 20 лет – он не только схиигумен, но и успешный в церковной среде человек. Как такое могло случиться?
– Это вопрос надо задавать митрополиту Викентию, сейчас он Ташкентский, а раньше был Екатеринбургский.
Церковные правила и впрямь запрещают возводить убийц в сан священника. Это очень жесткий запрет: даже если священник не по своей вине попал в дорожную аварию, и задавил человека насмерть, он уже не имеет права быть священником. А уж тем более сознательный убийца, отсидевший срок…
Митрополит Викентий – один из лучших епископов в нашей церкви, хороший человек, хороший монах… Беда в том, что именно на этом он и провалился. Может быть, слишком ценя свое монашество, он решил, что у него есть какой-то особый дар поступить поверх канонов. Слишком доверился своему сердцу.
Для монахов это ведь любимая фишка – покаяние. «Вдруг у разбойника лютого совесть Господь пробудил». Если этот Романов изобразил перед ним искреннее покаяние, Викентию, возможно, показалось, что он присутствует при какой-то почти библейской сцене и просто должен сорваться с места, обнять блудного сына и дать ему лучшее место на пиру.
Да, и убийца может быть монахом – чтобы сидеть в келье и горько плакать всю оставшуюся жизнь, обвиняя лишь самого себя. Вот только в священники он идти не имеет права.
– Почему Церковь так поздно разобралась с этим? Только после того, как Сергий захватил обитель? И, кстати, он стал ставить условия: приду на суд, если патриарх сложит полномочия, а свидетелями вызовут такого-то и такого-то… Это – нормальное поведение для церковного человека?
– Дело в том, что сам по себе церковный суд у нас ненормален. Его не было в течение всего советского периода. Сейчас делаются попытки его возродить, но очень мало реальной судебной практики. Нет протоколов его работы. Нет уголовно-процессуального кодекса.
Я сам вроде бы сейчас нахожусь под церковным судом. Но обратите внимание, указ патриарха об этом был 30 апреля, мы с вами беседуем уже в июле, но я до сих пор не получил никаких извещений о том, что именно мне ставится в вину.
По гражданскому праву обвинение должно быть предоставлено не позже, чем в течение 40 дней. А в моем случае этот срок давно уже истек. А ведь, по идее, я должен ознакомиться с материалами дела до суда... Не говоря уже о том, что и сам по себе церковный суд – это фикция, потому что на самом деле он просто оформляет волю епископа или патриарха. Своей воли у судей нет, кстати, как и специального юридического или церковно-правового образования. Ну, нет у нас такой профессии – специалист по церковному праву.
Если древнее церковное право, нормы которого были приняты 1000 лет назад, делать действующим, то необходимо как минимум его пересмотреть и систематизировать. Уточнить, как вообще оно может действовать в условиях свободы совести и светского государства. Какие каноны устарели, а какие актуальны? Какие процедуры суда? Какие в церкви есть негосударственные средства, для того, чтобы решение суда выполнялось?
Меня патриарх наказывал дважды – то он кипятком обливал, то в холодильник засовывал. То он меня понуждает к службе, то запрещает в ней. Пару лет назад он наложил на меня епитимью – повелел в Новоспасском монастыре служить 40 литургий подряд. А в этот раз, напротив, запретил служить. Само по себе это показывает серьезные лакуны в праве не только в РПЦ, но и в целом в православном мире. Ведь каноны знают лишь одну меру наказания – лишение сана.
– Собственно, именно такое решение и вынес епархиальный Екатеринбургский суд Романову. У вас все-таки совсем другой случай. Ведь, по сути, Романов создал в РПЦ секту, и все ему долго сходило с рук.
– Суд не выносил такого решения и не имел на это право. Церковный суд может лишь рапортовать епископу: мол, мы нашли нарушения таких-то канонов и предлагаем то-то и то-то. Решение за епископом.
Романов с самого начала создавал секту. И очень печально, что, пока он не затронул кремлевские власти, пока не начал призывать к вооруженному восстанию, на это не обращали внимания.
А что касается канонов… Знаете, на Романова никакие каноны и законы по определению не распространяются. Он – вне закона, как человек, принявший великую схиму. Потому что закон защищает права и интересы людей и граждан, а схимник – это тот, кто говорит: у меня на земле больше нет ни интересов, ни прав, вычеркните меня из списков граждан земного государства, я уже на небе. У схимника может быть лишь одна просьба к людям: «похороните меня за плинтусом».
Поэтому тем более странно, что этот Сергий начинает вдруг спасать Русь и бодаться с епархией.
– Может ли схимник быть пастырем?
– По идее, нет. Схимник – это тот, кто заперся в своей келье и молится там за весь мир. Никто не должен отвлекать его от молитвы, даже так называемые духовные чада.
– На днях депутат Госдумы Евгений Марченко предложил проверять возводимых в сан священников на судимость и на психические отклонения. И получил отповедь от РПЦ. Так, может, все же стоит, раз церковь сама не справляется?
– Я против. Очень важно понять: государству не должно быть никакого дела до того, кого на какие посты назначают в церкви. Для государства церковь должна быть не более, чем кружок филателистов. Если филателисты решили кого-то поставить председателем правления, это их дело. Пока не доходит до нарушения закона, общего для всех. Вот тогда государство и должно включаться – если нарушаются, скажем, права людей. Но не ранее…
– Но ведь были и такие жалобы – о том, что в захваченном Сергием монастыре жестоко наказывают детей. Ксения Собчак как раз и ехала снимать документальный фильм об этом, когда на ее съемочную группу напали. Сейчас есть новости, что церковь проверяет эти жалобы, чтобы потом либо передать правоохранителям, либо нет...
– Это безусловно должны выяснять государственные органы. В течение столетий папы и патриархи настаивали на своей неподсудности и экстерриториальности. Мол, священника может судить только папа, но не герцог или король. Но недавно из Ватикана изошла указивка о том, что, если поступает жалоба на сексуальные домогательства со стороны клирика, епископ не имеет права ее рассматривать, он ее автоматом обязан передать в полицию. Это правило принято после десятилетий педофильских скандалов, когда епископы все жалобы прятали под ковриком.
– А в РПЦ этого правила нет?
– Нет. Поэтому я, пользуясь случаем, говорю: если такие случаи и жалобы были (если идет речь о побоях ребенка), их надо немедленно передавать ювенальную юстицию. Если же речь идет о сексуальном насилии – в полицию.
