"Эма: Танец страсти": Пиночет и морализаторство в ритме реггетона

Sobesednik.ru — о новой картине чилийца Пабло Ларраина, рефлексирующего на тему семейных отношений и взросления.

Смотреть на «Эму» было странно, во многом из-за фильмографии Пабло Ларраина. Режиссер родился и рос в годы диктатуры Аугусто Пиночета. Никакой свободы на телевидении и в искусстве не было и в помине, а чилийские кинематографисты снимали свои фильмы за границей. Мигель Литин — в Мексике, Рауль Руис — во Франции, а Себастьян Аларкон и вовсе — в России. 

Очевидно, что темы репрессий, свободы слова и свободы человеческой у Ларраина болят. О разных временных периодах диктатуры Пиночета он снял аж целую трилогию, причем максимально последовательную. 

Во «Вскрытии» (2010) работник морга и его возлюбленная танцовщица находятся в эпицентре свержения правительства Сальвадора Альенде. Постепенно морг заполняется трупами, а сам главный герой сходит с ума вместе со всей страной и заживо замуровывает подругу. В «Тони Манеро» мужчина предается танцам Джона Траволты из «Лихорадки субботнего вечера» в то время, как в стране люди вовсю пропадают без вести — они либо мертвы, либо подвергаются жесточайшим пыткам. «Нет» замыкает струю неформальным подведением итогов президентства Пиночета в виде отрывков с числом пропавших без вести, замученных и убитых. Эти кадры по сюжету должны были войти в рекламный ролик, противостоящей Пиночету рекламной кампании «Нет», но были отвергнуты из-за излишнего пессимизма. 

После у Ларраина были невозможно элегический и многослойный «Клуб» и «Неруда», также посвященный несвободе и гонениям: на секунду там даже появляется молодой Пиночет, как мрачная тень предстоящих событий. «Джеки» была его первой работой за границей и уже далеко не такой личной, как для любого американца, хотя судьбы Кеннеди и Альенде в некотором роде схожи. 

По хронологии режиссер остановился на фильме «Нет», где события развиваются в 1988-ом году — начале, согласно проводившейся рекламной кампании, свободы и радости. Во многом «Эму» можно воспринимать в качестве олицетворения той свободы, которую получили люди после ухода диктатора. Но тема у картины, отнюдь, не политическая, а скорее социальная, а еще более — частная.

«Танец страсти», появившаяся в русской версии вторая часть названия, может частично охарактеризовать фильм, главной героиней которого является молодая танцорша — Эма (Мариана Ди Джироламо). Она — дива танцевальной труппы и жена ее хореографа Гастона (Гаэль Гарсиа Берналь). Пожив некоторое время вместе, они решили завести ребенка, вот только Гастон оказался бездетен, и пара прибегла к усыновлению. Новым членом семьи стал колумбийский мальчик — Поло.

Для Гастона и Эмы ребенок стал большим испытанием — Поло то заживо замораживает кошку в холодильнике, то едва не сжигает пол дома, то подпаливает волосы, а заодно и лицо сестре своей приемной матери. К середине фильма уже было начинаешь думать, что это — пришествие Антихриста, но потом выясняется, что виной всему является лишь его малый возраст. Тем не менее очевидно не готовые к трудностям и ответственности родители отдают ребенка обратно в приют. С этого момента и начинается действие фильма.

Переживают переломный период Эма и Гастон по-разному. Они испытывают чувство вины за то, что оказались плохими родителями, и не перестают обвинять друг друга. Диалоги их неубедительно плавают от «у нас все будет в порядке» и «я тебя люблю» до «это твоя вина» и «ты предатель», и так по кругу. Гастон впадает в глубокую меланхолию, сопровождающуюся внезапными вспышками гнева, а Эма, сохраняя каменное лицо и невозмутимый вид, занимается пироманией, предается групповым оргиям и танцует где придется. Накопившиеся внутри огонь, страсть и безумие она может выплеснуть только так. А еще одно ее увлечение — реггетон, танцевальный стиль, зародившийся в Пуэрто-Рико в 90-х и ныне популярный в Южной Америке. 

Ее муж от реггетона, мягко говоря, в бешенстве и характеризует его, как тюремный танец, что не лишено смысла. В тюрьме заключенные используют его, как способ забыться, создать иллюзию свободы, забыть о затхлых матрасах, решетке и заборе с колючей проволокой. Чувствует ли себя Эма свободной внутри? Или она также заключена в тюрьме, а вся ее процессия — попытка абстрагироваться от ежедневной рутины, проблем, нереализованных грез?

С каждой минутой количество безумия и огня становится больше, а потушить их все сложнее. Однако некоторые любовные похождения Эмы оказываются не частью безумия, а вполне хладнокровным и строгим расчетом — это будет финальным твистом фильма. Впрочем, хладнокровие и расчет такого рода легко попадают под определение безумия, закончиться которому, по крайней мере в ближайшее время не суждено. Ведь вроде достигшая своей цели Эма вновь пополняет свой бак бензином. 

Между тем всплывает и другая дилемма: не хватило им терпения или предназначения? Социальная служащая гневно вторит: «система создана, чтобы устранять таких, как вы» и «ты не создана быть матерью». Что суждено, а что нет — это один и более неоднозначный вопрос. А вот то, что все приходят к осознанному родительству в свое время и переживают сопряженные с ним трудности в зависимости от внутренней силы — факт. Впрочем, однозначного ответа на то, будут ли когда-нибудь Эма и Гастон хорошими родителями, вместе или по отдельности, сохранится ли их брак, обретут ли они внутреннюю гармонию, картина тоже не дает. 

Лучшая часть фильма и вместе с тем его «прилагательное» — танец. Хочешь не хочешь, но сравнений с «Экстазом» Гаспара Ноэ не избежать. На хореографическую часть «Эмы» было смотреть куда приятнее, чем на нецельные диалоги и бесконечные метания главной героини. Молодая бунтарка со своими подругами в ультрамодной одежде и с прическами из 90-х «реггетонит» на фоне пирсов, ветхих зданий, в троллейбусах и обшарпанных складах, а в качестве эстетического дополнения выступают панорамы с уходящим и восходящим солнцем — все впору для видеоклипа. Аплодисменты постоянному оператору Ларраина — Серхио Армстронгу, который фиксирует происходящее исключительно с нужных ракурсов.

Есть в этом свой кайф, как и от заедающего саундтрека, но от него явно нет чувства насыщения. Будучи бывшим клипмейкером Ноэ сделал «Экстаз» если не глубоко философским произведением, то картиной, что называется, «без тормозов» — зрелище завораживающее. Неизвестно ориентировался ли Ларраин на Гаспара, но в любом случае смелости, драйва и безумия ему явно не хватает. 

Из «Эмы» получилась моралистская история об осознанном родительстве и взвешенных поступках, манифест о свободе после ухода удушающего режима Пиночета и безумный трип с элементами оргии. Проблема в том, что всего этого в ней по чуть-чуть, и работает это слабо. Но ориентир на настоящее и свободу принят. То же самое проделал и Корнелиу Порумбою в «Свистунах», до этого акцентировавший внимание на тяготах жизни в Румынии после революции, разница у которой с уходом Пиночета всего один год. Поразительно совпали и даты российской премьеры двух картин — еще одно (случайное?) совпадение.