Кушанашвили: "Солнечный удар", совесть и злоупотребление
Отар Кушанашвили по следам вручения премии «Золотой орел-2015» воздает должное «Солнечному удару» и Никите Михалкову
Отар Кушанашвили по следам вручения премии «Золотой орел-2015» воздает должное «Солнечному удару» и Никите Михалкову:
— Я вчера посмотрел очередной огневой выпуск «Бесогона», только вчера посмотрел «Солнечный удар», потом, чтоб прийти в себя, я пересмотрел любимую «Неоконченную пьесу для механического пианино», — теперь вот сижу и думаю, когда выдающийся Н. С. Михалков уверовал в то, что высшие силы на его стороне.
В его новом фильме Бунина столько же, сколько совести у российских футболистов, в соцсетях устраивающих во время отпусков пир во время чумы. Тот этюд бунинский про ночную вспышку, про темные аллеи, где ах! — и от любви пороховым ожогом пропах — это «дунешь — рассыплется», а НМ снял энергичное кино про то, как Родину быдляк профукал.
Более всего НМ похож на музыковеда, который во время обычной встречи возьмет да спросит: «А знаете ли вы, что такое дарк-эмбиент?» — и ухмыльнется.
[:rsame:]
Он не из пугливых, напротив, его самоуверенности нет предела, людей, события, вещи он любит выборочно-избирательно, себя точно считает князем света. НМ — на пьедестале медийной славы уже лет сто, и кто бы что ни говорил, режиссер он выдающийся, мир картин его трехмерен, и он блестяще владеет приемами создания спроса на свои работы.
Даже на уровне интонации НМ далек от Бунина, как Дина Гарипова от Тины Тернер. У Бунина — отчаяние, недоумение, страх, сарказм, презрение к плебеям, Михалков же снисходителен, у него покровительственный конферанс, какая там прострация, он ведь знает ответы, он знает, как — без этого малодушного бунинского «сжав губы и подавив рефлексию» — сладить с этим миром тотального метафизического неуюта.
«Внемлите мне, дети мои!», «Я вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!» — но ведь и с автором этих претенциозных лозунгов, пиитом И. Северянином в свое время мало кто спорить хотел; ровно так же дело обстоит с НМ; «мало в нем было линейного, нрава он был не лилейного». Всяк в моей стране знает, что спорить, тем паче об идеологии, с НМ нет смысла — переспорит, да еще плюнет. Михалкову как будто принадлежит строчка: «А мне чужих стихов не надо, мне со своими тяжело».
[:image:]
Его фильм состоялся как высказывание, разумеется, программное, но не состоялся как ХУДОЖЕСТВЕННОЕ высказывание, и я, конечно, пожалею, что скажу это, но всё же...
Штука в том, что на Земле нет ни одного белкового соединения, которое решилось бы остановить Михалкова, когда он начинает верить в собственное мессианство. При нем должны быть, как я себе представляю, смирные люди, тихие, как медитативные песенки какой-нибудь Шадэ.
[:same:]
У него конгениального собеседника нет очень давно, я б пошел, но, боюсь, он сочтет, что наши масштабы не соизмеримы. Это было бы смешно, когда б не было так грустно; прямые эфиры с Соловьевым да перепалка с Собчак — боюсь, общий смысл и того, и другого можно свести к одному знаменателю: я пророк, внемлите! И там, и там он говорит вещи вроде бы здравые, но почему-то всегда исключительно охранительного свойства.
И в новом фильме тоже нет сюрпризов: снова кажется, что НМ озвучивает зараз всех персонажей: и гренадера красного, и ледащего белого, и тонную даму, и даже шумливого ребенка — все эти люди будто говорят одним голосом.
Если у НМ что-то получается как у режиссера (а я обожаю его умение рассыпать по кадру притворно неглубокие детальки), он начинает отчаянно этим злоупотреблять. Так делают пииты-концептуалисты, сами себе кажущиеся ну очень глубокими: они берут слово, желательно поавантажней, и повторяют его до тех пор, покамест оно, затертое до невозможности, не потеряет всякий смысл, приобретая новый, комический.
Генеральный прием — общий план с крохотным, кажущимся пронзительно одиноким человечком далеко-далеко в глубине кадра — и беспременно под кататоническую музыку Артемьева, которая тоже напоминает, что режиссер транслирует не абы что, а высшую мудрость, режиссер, знаете ли, энигматичен и эзотеричен.
[:rsame:]
Михалков в буквальном смысле занимается трансмутацией идеи в чувство: кто-нибудь непременно — и непременно озабоченно — вглядывается в разом манящую и пугающую даль, туда же мчит поезд и уплывает пароход. И всё многозначительно, всё неспроста, ведь он и вправду мастер по части многоговорящих деталей, но деталей так много, что не понять, почему пароход не идет ко дну, будучи перегруженный ими по самую ватерлинию.
Все это оборачивается не эпиком про судьбу, а байкой про обстоятельства — на фоне чудовищных шуток и чудовищно показанного интима (если то, что имеется в виду под ним, так назвать). Но НМ так уверен в том, что он делает, что этим энтузиазмом заражает даже маловеров.
О чем его кино? О чем передача «Бесогон»?
«РОССИЯ, ВПЕРЕД!» — вот о чем.
[:wsame:]
[:wsame:]