Виталина Цымбалюк-Романовская: Джигарханян пострадал больше, чем я

Третий год продолжается преследование в публичном пространстве и в следственных органах Виталины Цымбалюк-Романовской, затеянное «друзьями» народного артиста Армена Джигарханяна.

«Друзей» этих Виталина имела несчастье получить «в приданое» от Армена Борисовича, когда в 2010 году стала жить с ним гражданским браком. Воистину, с такими «друзьями» никаких врагов не надо.

Виталина Цымбалюк-Романовская впервые решила рассказать, как они с Арменом Джигарханяном на самом деле жили вместе:

— Виталина, на ток-шоу противная сторона только и твердит, что ты травила Джигарханяна лекарствами и воровала, и больше ничего. Причем никакими фактами свои слова не подтверждает. А тем не менее вы с Арменом Борисовичем жили вместе и спали под одним одеялом целых семь лет. Как вы жили и что это была за жизнь?

— Жили мы практически в театре, потому что Армен Борисович проводил там все свое время с утра до вечера и даже в выходной, когда театр не работал. Мы были так тесно связаны, что вместе были круглосуточно. Мне невозможно было отлучиться даже на час. Он сразу звонил: «Ты где? Когда вернешься?» В Глухово в свою однокомнатную квартиру приезжали только к полуночи. Вся жизнь творческая и личная, встречи с друзьями и коллегами проходили у Джигарханяна в театре.

— Вы стали жить вместе, когда он оправился после второго инсульта?

— Да. Он медленно восстанавливался. В самый острый период болезни в больнице он только меня узнавал и звал к себе. Если входила медсестра в белом халате, он принимал ее за меня. И она мне говорила: «Лучше вы не отлучайтесь, потому что он обниматься начинает». Он, конечно, был привязан ко мне и духовно, и физически, поэтому очень меня чувствовал.

— Как он тебя называл и как ты к нему обращалась?

— Он называл меня «лапа» и «мое золото». Это его любимое выражение. Всех, кого любил, включая кота Фила, он называл «золото мое». Я же долго обращалась к нему по имени-отчеству и с трудом переходила «на ты» года три. Потом придумала, как его называть, и ему понравилось: Джигочка.

— После второго инсульта он не мог жить один, и ты стала жить с ним. Но ты ведь не сиделкой к нему пришла, а женой? Он позвал тебя к себе?

— Конечно. Он снял обручальное кольцо, которое раньше носил, положил на тумбочку и сказал, что больше его не наденет.

Несмотря на болезнь, он все равно много чего еще хотел от жизни. Летом — полететь в Америку на месяц, а зимой — в Баден-Баден. Самые невероятные его желания, все, что ему хотелось, я старалась реализовать.

— А дома?

— Утром я готовила ему чай и завтрак. Сама поесть не всегда успевала. После завтрака помогала ему одеться. Он стоял уже готовый, я кое-как собиралась, потому что он командовал: «Все! Едем в театр!» Ждать он не мог, обычно раздражался: «Ты меня одела, я теперь стою, как маленький ребенок, и потею. Поехали!» Я с мокрой головой садилась за руль, и мы ехали. Я брала с собой бигуди и косметику и свой туалет заканчивала уже на работе.

— Ссорились?

— Со мной нельзя поссориться. Во-первых, сам он очень отходчивый. Накричит — не всегда понятно, из-за чего, — и через десять минут, видя, что я ушла в другую комнату и не слушаю, спрашивает: «Ты что, лап, обиделась?» И все. Как будто и не было ничего.

Я научилась не реагировать серьезно на его темперамент и в принципе не делала ничего, чтобы он был против. У меня не было своих личных интересов — были его интересы, и под его интересы и в театре все должны были подстраиваться и создавать условия, чтобы его интересы осуществить. Вариантов не было. Нельзя было не сделать.

— Как он ухаживал за тобой в самом начале, что предпринимал для сближения?

— Он довольно долго проверял, его я человек или не его. Он абсолютно не ухаживал. Приглашал меня в Москву — я жила тогда в Киеве, — оплачивал дорогу, встречал на вокзале. Наши встречи планировал сам, исходя из своего графика загруженности. Не дарил цветов. Говорил, что это пошло, что это глупость и вовсе не проявление любви.

— А ты просила цветы тебе подарить?

— Нет! Может, кто-то когда-то просил, поэтому у него сложился такой стереотип (смеется), не знаю. Я с ним встречалась просто потому, что он мне как мужчина нравился. Кто еще теперь сможет мне так понравиться, как нравился он.

— Когда ты поняла, что нужна ему?

— Когда мы с ним познакомились, ему было 67 лет и он не собирался менять уклад своей жизни, его все устраивало: что где-то там жена, которой нет рядом, и он не собирался с ней разводиться. Я никогда не спрашивала, что он думает о наших отношениях. В какой-то момент он сказал, что мы встречаться не будем, почувствовав, видимо, что привязывается ко мне. Но через год, приехав в Киев на гастроли, позвонил, и моя мама сказала, что меня нет, что я живу и учусь теперь в Москве. Он сказал: «Пусть она мне позвонит, когда я вернусь».

Я, конечно, позвонила. Он потребовал, чтобы я немедленно приехала к нему, даже немножко надавил на жалость, сказав, что ему нужно лечь в больницу на несколько дней. Когда я приехала, он, как всегда, постарался спрятать свои чувства за черным юмором и сказал: «Так хорошо выглядишь, что даже противно». И больше мы уже не расставались.

В какой-то момент я поняла, что он меня ревнует. С ректором академии я улетела на десять дней в Израиль и оттуда не звонила. Через несколько дней мне по секрету сообщили из театра, чтобы я позвонила ему, потому что он в очень плохом настроении. Я сразу позвонила: «Армен Борисович, как вы?» Он еле-еле отвечал односложно, и я все поняла. Если бы знала, что так переживает, конечно бы звонила. Но он ведь всегда демонстрировал независимость, и, когда я вернулась, выговорил мне за то, что не звонила, и сказал, чтобы я уходила из академии, где я преподавала, и работала у него в театре.

Театр для меня не был повышением. Наоборот, должность концертмейстера и потом заведующей музыкальной частью с карьерой исполнителя никак не сочетается. В профессиональном плане я опустилась. Но у меня не было выхода, потому что я так к нему относилась, что отказать не могла. Первоначально моя зарплата в театре была четыре с половиной тысячи рублей. Потом Армен Борисович дал мне полную ставку — девять тысяч.

— Он комплексовал по поводу того, что между вами такая большая разница в возрасте?

— Нет, абсолютно не комплексовал. Он очень мудрый человек и в этом смысле простой. Он только сожалел, что поздно встретились. «Если бы я был моложе», — конечно, так он говорил.

— Ты ревновала его?

— Когда я приезжала к нему из Киева, он всегда брал меня в театр на репетицию. А ведь он очень обаятельный. Это все знают. С актрисами у него свой стиль общения. В театре говорили тогда, что никто не понимает, с кем в действительности спит Джигарханян. Он флиртовал абсолютно со всеми актрисами. Ему нравилась эта интрига. И я, честно скажу, ревновала, пока не разобралась, что к чему.

Потом он много рассказывал мне о своем прошлом, об отношениях с женщинами. И рассказывал прежде всего для того, чтобы я понимала немножко жизнь. Он не называл никаких имен, когда вспоминал о своих похождениях в молодости, но было понятно, что это преимущественно были не известные женщины. Очень любил расспрашивать меня, какое было мое первое впечатление о нем. Он знал, что он самый лучший, и любил, чтобы его хвалили.

— Какие привычки у Джигарханяна в быту? Гонял тебя за пыль в квартире или ему было все равно?

— Бытом он вообще не командовал. В том состоянии, в каком он жил один много лет на Арбате — с паутиной, молью и пылью, — я не могла его оставить и даже не спрашивала разрешения: пока он был на репетиции, потихоньку приводила квартиру в порядок. Он замечал. Но тогда это было для него не главное.

Любил варить рис в пакетиках. Бросал в маленькую кастрюльку два пакетика и стоял смотрел минут пятнадцать, как рис варится. Потом выкладывал его на тарелки, перчил, солил и сверху поливал оливковым маслом. Очень было вкусно! (Смеется.)

Остальная еда была в замороженных полуфабрикатах, которые он разогревал в микроволновке. Я потом научилась делать долму по книжке «Восточная кухня». У меня не было возможности заниматься армянской кухней, потому что этому надо посвящать много часов. Но я научилась делать омлет с томатами по-армянски. А комфорт Армен Борисович почувствовал уже с годами, когда мы стали жить семьей.

У него был очень старый гардероб, и его трудно было переодеть. Но когда мы переехали в квартиру в Глухово, он готов был расстаться со старыми вещами. У него появился свой стиль, и он стал под моим влиянием модником. Если ему надоедал свитер, он говорил: «Больше мне его не давай, дай другой».

— Что вас еще объединяло, кроме театра и дома?

— Как только мы начали встречаться, он стал водить меня на громкие премьеры. Первым делом пошли на мюзикл «Чикаго» с Филиппом Киркоровым и Настей Стоцкой. Потом были на «Гамлете» Роберта Стуруа, ходили на концерты Валерия Гергиева в Москва и ездили к нему в Санкт-Петербург. Армен Борисович любил не просто в театр или на концерт прийти, а к тем, кого он лично знает. Репертуар своей любимицы Хиблы Герзмавы весь пересмотрел.

Его всегда приглашал на премьеры Марк Захаров. О спектаклях «Небесные странники» и «Пер Гюнт» Джигарханян говорил, что вот это — настоящий Марк. После спектакля мы обязательно заходили за кулисы. Армен Борисович очень благодарный зритель, никогда не уходил в антракте, всегда сидел до конца и всегда находил в постановке что-то хорошее.

Помню, нас пригласили в Малый театр на «Трамвай "Желание"». Спектакль поставил молодой актер. После спектакля Армен Борисович к артистам пришел. У них был шок, что к ним пришел Джигарханян, а он, несмотря на то, что их не знает, хотел поддержать.

Мы всегда ходили на вечера Эдварда Радзинского. А ресторан — это уже общение с друзьями, с тем же Эдвардом Станиславовичем и другими. Приглашал в армянский ресторан на обед. Я приучила его к полноценному отдыху. Он любил летать бизнес-классом. Никогда до нашей первой совместной поездки в Америку Джигарханян не жил в хороших отелях. Первый раз мы остановились у его друга. Там была кровать узкая, матрас широкий, и мы с него всю ночь куда-то сваливались. (Смеется.)

В следующий раз в Нью-Йорке мы остановились в отеле напротив Сентрал-парка. Армен Борисович вошел в вестибюль и растерялся: «Лапа, а у нас деньги еще остались?» Потом, входя в отель, поднимал руку в приветствии и говорил всем: «Хай!» Ему нравилось, что его принимали за истинного американца.

Мы ездили не один раз в Испанию. Он в море не плавал, но в воду заходил, а потом сидел на складном стульчике. Сам нес этот свой стульчик на пляж. А зимой в каникулы, после того, как елки в театре заканчивались, мы летели в Баден-Баден. Там ему обувь ортопедическую и лечебные гольфы заказывали. Жили в частном отеле в центре. «Три звездочки» всего, но мало номеров, так уютно и домашняя кухня. Армен Борисович любил по утрам сидеть в маленьком кафе. Там были пожилые женщины с маникюром и укладкой, мужчины сидели с газетами в руках, а у их ног обязательно лежала собака, большая или маленькая. Армена Борисовича так умиляло это! Он любовался на собак и сидел тянул свой вкусный кофе.

— Как он представлял тебя своим знакомым? Не стеснялся, что пришел с такой молоденькой?

— Он совершенно меня не стеснялся и представлял меня так: «Это Виталина, она окончила консерваторию, умеет играть на рояле». Он всегда делал акцент на моем образовании и гордился этим.

— Сейчас говорят: мол, использовала Джигарханяна, чтобы попасть в высшее общество…

— Я не была обделена, еще живя в Киеве и учась в консерватории, культурной средой. А общие знакомые у нас с Арменом Борисовичем образовались еще в Киеве. Джигарханян озвучивал мультфильмы, которые вошли в золотой фонд. Например, мультипликационно-игровой телефильм Давида Яновича Черкасского «Остров сокровищ», где Армен Борисович играл пирата Джона Сильвера, а музыку к фильму написал киевский композитор Владимир Юрьевич Быстряков.

Я и Быстрякова, и Черкасского знала еще до Армена Борисовича. Легендарный мультик «Остров сокровищ» сдружил Джигарханяна и Черкасского на тридцать лет. А потом, когда мы с Театром Джигарханяна приезжали на гастроли (это было до 2014 года), чету Быстряковых нужно было заранее предупреждать, потому что там для Армена Борисовича накрывался стол, как на свадьбу, с фаршированной рыбой. Обязательно был и Давид Янович Черкасский. Чрезвычайный и полномочный посол России в Украине Михаил Юрьевич Зурабов присылал за Джигарханяном машину. После спектакля Зурабов приглашал: «Едем в ресторан». Армен Борисович соглашался: «Да, едем, и весь мой театр едет». И весь театр, и все друзья с женами — все ехали в ресторан.

— Скучаешь по этому времени?

— Я скучала и сожалела бы, если бы не понимала, что вернуть это невозможно. Но если бы это можно было бы вернуть, то Армену Борисовичу было бы лучше, чем мне, потому что он больше потерял, в связи с нашей разлукой. Он потерял всю свою жизнь, такую качественную, какую он по-настоящему хотел и наконец-то смог себе позволить — потерял!

А мне больше повезло. Я с этими людьми — кроме тех, кто ушел из жизни, — с Эдвардом Станиславовичем Радзинским, Владимиром Юрьевичем Быстряковым, поэтом Юрием Евгеньевичем Рыбчинским по-прежнему общаюсь.

А у Армена Борисовича нет такой возможности. Он оторван от мира. Никто не может ему позвонить, и он не может никому из друзей позвонить. Телефон ему не дают.

С Давидом Яновичем Армен Борисович, кстати, хотел ставить спектакль «Остров сокровищ». Но Давид Янович заболел, и потом его не стало, а потом и Армена Борисовича мы потеряли. Армен Борисович собирался с Юрием Евгеньевичем Рыбчинским работать и хотел ставить пьесу Эдварда Станиславовича Радзинского «Я стою у ресторана, замуж поздно». Но увы...