Шульман: Дворец Путина – это не дворец, а "жилплощадь постсоветского человека"
Екатерина Шульман объяснила, почему дворец Путина — не дворец, а скорее антипод коммуналки для постсовесткого человека
Дворцы в жизни общества в традиционных обществах всегда выполняли скорее церемониальную роль. Цели сделать так, чтобы король или царь жил в роскошествах, как таковой не было. Поэтому дворец, который, как следует из расследования Алексея Навального, принадлежит президенту Владимиру Путин по своей сути дворцом не является, поясняет политолог Екатерина Шульман.
«Что такое был Версаль? Принципиально публичное место, ярко освещенный театр множества актеров, круглосуточное реалити-шоу, в центре которого — всесогревающее и к себе притягивающее Солнце, король с его двумя телами, физическим и политическим. Он показывает себя, все остальные вращаются вокруг него, — рассуждает эксперт в своем Twitter. —
Смысл дворца не в том, чтобы владелец "жил в роскоши", как думают бедные советские дети, и чай пил прямо из цельной сахарной головы, выдолбив в ней ямку. Смысл дворцовой, придворной жизни — ритуал, протокол, церемониал».
По её словам, роль дворцов сводилась к «публичному отправлению функций власти», а вся роскошь являлась скорее способом подчеркнуть и символизировать значимость власти правителя. Шульман подчеркивает, что даже во времена королей они были не столько владельцами этих дворцов, сколько «временными пользователями»: по принципу «один умер — да здравствует другой».
«Не бывает тайных дворцов, не бывает дворцов без придворных, а с одной только обслугой, как не бывает секретной короны: она не для того, чтоб прятать, а для того, чтоб демонстрировать», — настаивает эксперт.
Она объясняет, что даже уединенные дворцы вроде Марли или Трианона в итоге все равно становились такими же дворцами «только поменьше и с церемониалом менее строгим».
Причина же, почему Владимир Путин мог построить себе тайный «дворец», о котором никто ничего не знал, — «жилплощади», как называет это место г-жа Шульман, — в том, что «всякий постсоветский человек, как заводятся у него денежки, первым делом приобретает железную дверь, а вторым — забор»:
«Ибо намаялся в бараке и коммуналке, и желает теперь уединения, и чтобы никто к нему не лез».
Политолог заключает, что с Версалем и подобными ему местами «дворец» в Геленджике ничего общего не имеет — «это те же шестнадцать аршин, на которых сижу и буду сидеть, только немного распухшие».