Александр Федута: Мы дожили. Эпоха Лукашенко минула, и потому моя жизнь не бессмысленна
Ведущий белорусский политолог и первый биограф Александра Лукашенко — о митингах, их главнейшей причине и конце целой эпохи
Александр Федута – ведущий белорусский политолог, филолог, писатель, первый биограф Александра Лукашенко, входивший в его предвыборный штаб в 1994 году и позже ушедший в оппозицию. При Лукашенко он успел и посидеть за участие в предвыборном штабе поэта и оппозиционера Владимира Некляева (2010), и стать доктором гуманитарных наук, и издать больше десятка книг, и опубликовать в оппозиционных газетах, пока они существовали, сотни обличительных памфлетов. Сейчас он в Киеве, но душой, понятное дело, там же, где и все белорусы.
- 1964 – родился 3 ноября в г. Гродно, Белоруссия
- 1986 – окончил филологический факультет Гродненского госуниверситета
- 1994 – стал членом предвыборного штаба Александра Лукашенко
- 2010 – арестован в Минске сотрудниками КГБ Белоруссии
- 2011 – приговорен к двум годам лишения свободы условно
«Процесс самоорганизован и размазан»
– Если вы приедете сейчас в Минск, что с вами будет?
– Сейчас у меня до конца октября работа по контракту в Киеве. Я не состою здесь на консульском учете и собирался лететь голосовать в Минск, но узнал, что меня немедленно посадят на двухнедельный карантин. А потом мне после этого карантина придется еще две недели отсиживать в Киеве – терять месяц жизни я не могу.
– Но посадить вас он может?
– Теоретически никаких оснований для этого у него нет. Но, как мы знаем, может он всё.
– Каков ваш прогноз на ближайшую неделю?
– Трудно сказать, потому что, во-первых, власть показала себя глупой.
– А мы и не знали.
– Но прежде она хотя бы показывала себя хитрой. Взять Тихановскую, выбить из нее обращение, выслать в Литву – это именно глупость. Тихановская и не была никаким организатором процессов, власть это прекрасно знает. Но они убрали единственного человека, с которым можно было договариваться. Знаменем протестов стала не кухарка, а домохозяйка; знаменем, а не организатором. Но выслав ее, власть утратила возможность даже имитировать переговорный процесс. Сейчас вообще никто не контролирует улицу. Нет людей, которым можно было бы сказать: мужики (или – бабоньки), или мы вас посадим, или уберите народ с улиц! Сейчас это сказать некому, процесс самоорганизован и размазан по всей стране. Он реально никем не управляется, как бы ни хотелось конспирологам увидеть там ту или иную руку.
Я, кстати, не верил поначалу, что ОМОН стал опускать щиты…
– Нет, в паре мест уже стал.
– Но это вызвано тем, что они же местные парни. И по ту сторону щита у них стоят местные, свои. В городе, где 30.000 населения, все знают друг друга в лицо. Отсюда феномен летающего ОМОНа: чтобы не выпускать своих, которым потом с этими же людьми жить, – они из Барановичей на вертолете отправляют ОМОН в Молодечно… Получаются такие отряды летучих обезьян, как в сказке Волкова об Изумрудном городе. Но летающий ОМОН – это же тоже ненадолго. Утомляешься, лупишь граждан с меньшим энтузиазмом… Теперь возникла версия, что рассматривается ввод чрезвычайного положения – комендантский час, бронетехника на улицах, – но это мало способствует приливу народной любви. Получается по классической формуле «Тебя отлупят плетками, и ты полюбишь меня как миленькая!» – напоминаю, что «Красную Шапочку» Леонид Нечаев тоже снимал на «Беларусьфильме».
– Вам не кажется, что сказочные аллюзии вообще становятся все актуальнее?
– Да, мы живем в сказке, только страшной. Тихановская – просто Дейнерис Таргариен из «Игры престолов». Тут же и «Дракон». То есть сказки нам не врут. Просто Лукашенко, видимо, еще не понял, что финал таких сказок – гибель короля вместе с сыновьями: такой судьбы я ему отнюдь не желаю.
– А он в принципе понимает, что рискует именно Колей?
– У нас есть известная писательница, филолог и преподаватель Анна Северинец. Все районное начальство пихало к ней в класс своих детей, хотя она – оппозиционер и сестра оппозиционера. Так вот, ее – при всей ее славе – уволили за стихотворение «Не думай обо мне». Пафос этого стихотворения – не думай про меня, думай про Колю. Думай, что будет с твоими детьми. Якобы она запугивает сына президента… Но ведь она пыталась наставить власть хоть на какой-то истинный путь!
«Этих женщин не скомпрометируешь»
– Саша, может это рассосаться?
– Ну, представим, что чрезвычайное положение введут на месяц. Не забывайте, что Белоруссия – партизанский край. У нас есть этот опыт, и вполне успешный. Взорвать гауляйтера смогли только дважды: мы и чехи. Этот опыт не забывается. И второе соображение: чтобы сидеть на штыках – что само по себе неудобно, – надо штыкам платить. Из каких средств? Бежать на поклон к Путину? Путин отлично понимает, что ни активного военного, ни дистанционного финансового вмешательства ему белорусы не простят.
– А наоборот, поддержать Тихановскую…
– Путин, думаю, долго будет смеяться, если ему предложат поддержать Тихановскую. Когда в 2010 году пытались приклеить оппозиционеру Владимиру Некляеву ярлык московской креатуры – с этим смешно было даже спорить: ну представьте себе, что Путин и Медведев поддерживают белорусского поэта! Они бы сами лопнули со смеху от такой перспективы…
– А вам не кажется очень наглядным, что знаменами протеста стали именно женщины? В русской культуре это уже бывало, вспомните восьмидесятые, когда главными героинями литературы и кино стали женщины. «Москва слезам не верит», «Странная женщина», «Тридцатая любовь Марины»…
– Мы филологи и понимаем, что ситуация восходит еще к недавнему юбиляру Тургеневу. Посмотрите на эту троицу – Тихановская, Цепкало, Колесникова: это же тургеневские женщины в чистом виде.
Предполагаемый диалог Тихановской с силовиками, когда они шантажируют ее судьбой детей, – это один в один Некрасов, «Княгиня Трубецкая», где губернатор о том же говорит с женой декабриста – с той только разницей, что, растроганный ее благородством, он пропустил ее к мужу, в конце концов. Но вам ли не помнить, что эта экспансия тургеневских и некрасовских женщин – следствие слабости мужчин, встроенных в социальную иерархию и привыкших гнуться? Все это «Русский человек на rendez-vous» Чернышевского: какого вы хотите мужества от мужчины, когда у него нет элементарной ответственности, никаких гражданских прав? Эту женскую оппозицию Лукашенко сконструировал собственными руками – и тут выяснилось, что против нее невозможно нормально бороться. Ее скомпрометировать нельзя! Положим, мужья – олигархи, коррупционеры или хулиганы, кто-то омоновца избил, ладно. Но женщину в чем вы обвините – в том, что она – жена своего мужа? Одна – музыкантша, другая – домохозяйка: в чем их уличать, кроме супружеской неверности… которой не было вдобавок… Это такая вопиющая глупость – выбирать самый безопасный для властей вариант и своими руками выбрать самый опасный, непрошибаемый!
Так нет же – вместо того, чтобы скомпрометировать Тихановскую («Смотрите, она сбежала!»), они вызвали к ней всемирную, лавинную жалость. Женщина, у которой муж в тюрьме, которую шантажируют судьбой детей («Ты никогда больше их не увидишь!»), которую ломают генералы КГБ – три часа кряду, в кабинете главы Центризбиркома, – это уже не поэма, это эпический роман. И помяните мое слово – этот роман будет.
«В лучшем случае у него полтора года»
– Саша, самый страшный вопрос: вот если он сейчас начнет буквально катком давить сопротивление – это вызовет панику, отступление или противодействие такой же силы?
– При самом лучшем для него варианте у Лукашенко есть полтора года.
Чтобы внести изменения в Конституцию, ослабив полномочия будущего преемника; наметить преемника; подготовить его к цивилизованным выборам – и за неделю до них покинуть страну со всей семьей. Вы же понимаете: если солдатам выдадут настоящие пули – «как стрельба пойдет, пуля дырочку найдет», по словам Окуджавы. Бронетехника на улицах – тоже жертвы. И тогда легитимность в глазах народа приобретает оппозиция, а власть становится узурпатором – это делается очень быстро. Когда Наполеон бежал с Эльбы, ему навстречу был выслан маршал Ней. Ней встречал узурпатора, а назад в Париж сопровождал законного императора, возвращающегося в любимую столицу. А Людовик XVIII драпал в Гент, и это сделалось в один миг. Лукашенко никогда не будет законным правителем в глазах народа.
– Но вы очень его поддерживали в середине девяностых и не скрываете этого…
– Как же мне это скрывать, я лицом торговал! Да, я его поддерживал вполне искренне, ну, так он и был совершенно другим. Он казался очень народным, искренним, простым – политик нового типа, не номенклатура! Прошло 26 лет. Сегодня он не народный президент и даже не президент силовиков: он – вождь дубинок! И только. Он не может выступить, чтобы не нахамить оппоненту. Он общается только со специально отобранными представителями народа, которые рта не смеют открыть в его присутствии. Он не выходит сейчас к народу по очевидной причине: он не того боится, что в него кинут яйцо или «Молотов-коктейль». Он понимает, что будет освистан, а это всего ужасней.
Я специально не занимался историей Чили, но вы можете прочесть в источниках: Пиночет завоевал свой авторитет задолго до переворота. Армия его любила, потому что он был генерал-инспектором и на базе щупал, сухие ли у солдат простыни – чтобы не простудились ребята. А сегодня Лукашенко посещает воинские части исключительно для того, чтобы проверить, хорошо ли подготовлены водометы. И носит генеральскую форму, не будучи генералом, – этого сам Сталин себе не позволял. Он все-таки сначала присвоил себе звание, а потом надел маршальскую форму.
– На чем именно вы с ним разругались?
– Это простая история: он запретил печатать доклад оппозиционного депутата о коррупции в его окружении. Через четыре месяца после своего избрания. Я добросовестно ему объяснил, что это глупость, что он показал свой страх перед этим расследованием. Он не прислушался. Газета вышла с белыми пятнами. Это было антиконституционно. Я взял ответственность на себя, потому что это был мой президент и я за него боролся. Тогда я подал в отставку, Лукашенко меня вызвал и стал отговаривать. Я согласился, но поставил одно условие: если будете принимать решение по борьбе с прессой, выслушайте, по крайней мере, мои аргументы. Прошло несколько месяцев, директор типографии мне сообщает, что получил распоряжение выгнать из типографии восемь независимых газет. Я расценил это как предательство – он ведь со мной не посоветовался, хотя обещал! Я пошел к главе администрации, тот полчаса с ним говорил и вышел со словами: «Делайте, как приказано». Я и ушел.
– Надо было, наверное, сразу после того доклада…
– Ну, колебания были, хотя заявление я написал как раз тогда. И кстати, прокурорская проверка потом не подтвердила факты, изложенные в этом докладе. Но после второго случая у него никаких отговорок уже не было. И я ушел в «Белорусскую деловую газету», и пять лет работы там были вторым самым счастливым периодом моей жизни, хотя нас душили всеми способами постоянно.
– А первый?
– Первый – в школе при Горбачеве.
«Западу глотать уже некуда»
– Как вы думаете, Путин действительно его будет поддерживать – или сдаст? И насколько сильно бьют по Путину все эти события?
– Путин, думаю, до конца еще не понял, что Лукашенко держит его в заложниках. Это довольно унизительно. На самом деле, если Путин перестанет поддерживать правителя, потерявшего легитимность, утратившего популярность, оскорбившего собственный народ, – интересам России в Белоруссии ничего не угрожает. Если же он захочет поступить, допустим, по пражскому сценарию 1968 года…
Положим, Запад стерпел Крым: я никоим образом не одобряю то, что было сделано с Крымом, но логику, по крайней мере, могу понять и понимаю, почему Запад это съел. А вот есть Донбасс ему было уже некуда, и наивно думать, что он проглотит инкорпорацию Белоруссии. Это элементарно незачем делать.
– Вы могли предсказать, что взрыв случится именно сейчас? Я вот честно скажу: было ощущение, что народ растлился при диктатуре и не способен уже ни на какое сопротивление.
– Не открою никакой Америки, об этом предупреждали многие экономисты: Россия закрыла свой рынок для белорусской рабсилы из-за пандемии, поэтому все и произошло. Раньше белорусские мужики ездили работать в Россию, содержали семьи, приезжали домой на выходные, напивались и ругали жен за то, что те не умеют экономить. Теперь они остались дома, посмотрели телевизор, сравнили это с тем, что видно из окна, – и задумались. Все время пить не будешь, верно? Они увидели ценники в магазинах, в аптеках, в жировках, послушали пропаганду, сравнили – и взвыли!
– Так и раньше выли…
– Верно, повыли бы и дождались открытия границ. Но в Белоруссии же не стали вводить карантин, и Лукашенко начал рассказывать о том, что люди умирают исключительно по собственной вине! Вот этот умер потому, что был старый, а этот весил 130 кг – сам виноват, а эта была медсестра и плохо защищалась от инфекции, – короче, начал оговаривать мертвых. И нет никакой проблемы, всё выдумали! Этим был достигнут некий предел, потому что, как учит еще одна сказка, «эта кошка не кошка. Она сама сказала, что она лошадь».
– «Джельсомино»!
– Конечно. И заметьте: за Лукашенко все время голосовали малые города Белоруссии, где главным работодателем является государство. Допустим, 12 тысяч населения. Врач – да что, бухгалтер больницы – смотрит в окно и видит, в каком количестве выезжают труповозки. Не хватает медикаментов, масок, палат – и крайними оказываются врачи. Вот я знаю ситуацию в конкретном городе: там два интерната – для детей с замедленным развитием и для пенсионеров. И там внезапный дикий скачок коронавируса: откуда? А туда привезли гумпомощь из Китая, уже когда там началась пандемия. Врачи и медсестры всю эту гумпомощь перебирали своими руками. И случилась колоссальная вспышка, а власть продолжала, вопреки очевидности, говорить, что ничего не происходит! Вот так начала исчезать поддержка власти в провинции, потому что здоровье – не та тема, которая легко прощается. И конечно, эта дикая, беззастенчивая ложь про выборы... когда из 86 участков нет ни одного, где у Лукашенко было бы больше 20 процентов, а у Тихановской меньше 60. Два участка отказались подписывать фальшивые протоколы – это уже запредельная храбрость.
Кстати, в одной гимназии, где отказались подписывать фальшивый протокол – то есть красть голоса, – среди всех педагогов, всех учащихся воцарилось такое ликование, какого не было, наверное, со времен Победы. Представляете: учителя не соврали детям! Можно прямо смотреть в глаза друг другу! Это большое счастье. А сейчас ведь – не отменишь же 1 сентября! – учителям, обеспечивавшим выборы, и детям придется смотреть друг на друга. Как они встретятся в сентябре? Большой вопрос.
«И вы доживете»
– Саша, а как, по-вашему, осуществится падение путинской власти?
– Ну… от литературы никуда не уйдешь: каждая несчастная семья несчастлива по-своему. Я не специалист по сейсмологии.
– Но можете вы сказать, что ваш народ вас приятно удивил?
– Я счастлив, что дожил, но я в ужасе при мысли о том, как труден будет выход. Я написал политическую биографию Лукашенко по итогам первых десяти лет его правления – и понял сейчас, что пора писать второй том. Последний. Потому что в этом году, похоже, правление его закончится. И подписал договор на эту книгу буквально за месяц до выборов.
Дима, мы дожили, всё кончилось. Начинается нерадостное, возможно, но – другое. Эпоха Лукашенко минула, я до этого дожил, и потому моя жизнь не бессмысленна.
– А нам это чувство еще только предстоит… если предстоит…
– Даже не сомневайтесь. Массаракш, как сказано еще в одной книжке.
* * *
Материал вышел в издании «Собеседник» №31-2020 под заголовком «Александр Федута: Сегодня Лукашенко не народный президент, а вождь дубинок».