Борис Акунин: Путин станет собственным могильщиком - совершит грубую ошибку, и начнется хаос, и все рухнет

Последнюю неделю Борис Акунин был главным ньюсмейкером в писательской среде: сперва достаточно жестко отказавшись от встречи с президентом Путиным, а затем дав старт продажам первому тому «Истории Российского государства». Но он уже признался в своем блоге: «Перестаю быть детективщиком». Причины столь резкой смены жанров, а также другие события последних дней мы обсудили с самим Акуниным.

Два открытия

– В предисловии вы объясняете, почему вас заинтересовала история: хочу понять, как образовалось наше государство, как оно развивалось и почему стало таким, каким сегодня является. Удалось найти ответы в прошлом?

– Нет, я только в начале пути. Знаете, в какой-то момент я понял: когда пытаюсь представить историю России, общей картины не выстраивается. А ведь я историк по образованию. Более того, стал говорить с профессиональными историками – там дело обстоит еще хуже. Специалист подобен флюсу. Многие вообще не интересуются тем, что находится за пределами их – иногда очень узкой – зоны интереса. Причем это и у нас, и на Западе.

И я решил: буду эту нитку наматывать с самого начала. Дошел по ней пока до XIII века. У меня в голове сейчас есть чудесная ясность по поводу того, как, вероятнее всего, образовалось государство, в изводе которого мы существуем сейчас.

– Какие-то открытия для себя сделали?

– Я понял две важные вещи, которые, впрочем, мне еще предстоит осмыслить, потому что это до некоторой степени противоречит моим привычным убеждениям человека сугубо либерального и антиклерикального.

Первая касается роли православия в русской истории. Я теперь вижу, что эта роль очень велика (может быть, даже определяющая). То, что Россия приняла христианство, было судьбоносным и позитивным событием. И кроме того, я вижу, что церковь в трудные моменты истории сыграла роль фактора, который не дал стране распасться и погибнуть. Понимаю: для многих это азбука, а для меня – открытие важное. Так что, видимо, нужно не отвлекаться на сегодняшние неприятные явления, происходящие в церкви, а видеть ее во всей глубине.

У меня сейчас такое ощущение, что если говорить о Русской православной церкви как об институте и духовном авторитете, то парадоксальным образом выходит так: чем церковь становилась сильнее как институт, тем слабее становилось ее духовное влияние. И наоборот. Сейчас мы живем как раз в тот период, когда РПЦ практически сомкнулась с государством... Думаю, в итоге для православия в России это сыграет дурную роль.

– А второе открытие?

– Теперь я вижу, что сильное государство – вещь неслучайная. С нашими географией и климатом это было необходимо. Другое дело, что я по-прежнему считаю: сильное государство ни в коем случае не означает, что нужно мучить и притеснять население. Но и так, оказывается, было в России не всегда. Здесь очень многое зависит от личности, которая возглавляет страну.

Сильные личности

Знаете, у меня даже возникли некие личные отношения с деятелями российской истории. Не уверен, что мне вполне удается это скрывать, хотя и стараюсь быть объективным. Думаю, видно, что я, скажем, к знаменитому героическому Святославу отношусь плохо (как, впрочем, и Николай Карамзин). Или что у меня в этом томе образовался фаворит – Владимир Мономах. При этом я понимаю, что «Повесть временных лет», из которой все черпают сведения о той поре, написана именно при этом князе и сильно ему льстит.

Мне было очень интересно наблюдать за тем, как в истории появляется крупная личность и пытается остановить ход времени. И на какой-то период это ей даже удается. А потом этот человек уходит, и все снова разваливается.
Если естественная логика развития событий требует, чтобы первичное централизованное государство перешло в период феодальной раздробленности, никакой Владимир Мономах (какой бы он ни был гениальный, дальновидный, великий) не сможет остановить хода истории. Он может только его на время затормозить.

– А Путин – сильный?

– Как человек, сумевший сконцентрировать в своих руках огромную власть, – безусловно. Но он, на мой взгляд, как раз из тех, кто тормозит ход истории. Однако изменить ее все равно не сможет.

– Если судить о личностях, которые упомянуты в первом томе «ИРГ», обнаруживается: сильный политик – человек, как правило, не слишком приятный. Та же Ольга, которой, по вашей оценке, впервые удалось консолидировать страну, – мстительная, жестокая...

– Совершенно не обязательно. Взять того же Владимира Мономаха – он отлично умел воевать, но предпочитал решать конфликты мирным путем. Умел проявлять милосердие. Он, например, закончил затяжную гражданскую войну с князем Олегом Святославовичем по прозвищу Гориславич, простив ему смерть собственного сына. И благодаря этому Олег, который столько лет истязал Русь, угомонился. Это Поступок и большая жертва. И хороший урок для последующих правителей.

Или Всеволод Большое Гнездо. По понятиям того времени весьма гуманный правитель. Мне очень понравилась история про то, как народ от него требовал убить взятых в плен врагов, а он сказал: давайте я их ослеплю (так поступали с пленными князьями). Всеволод позже заверил горожан: ослепил и отпустил. А потом эти князья чудодейственным образом прозрели. Все приняли это за чудо божье. То есть понятно, что он их не ослепил на самом деле.

– И кажется, прозревшие снова начали воевать с Всеволодом. Кстати, вы сами пишете, что он блестяще начал, однако больших успехов не добился. Но разве Всеволод и Мономах не исключения? До сих пор политика – дело довольно грязное. Ею обычно предпочитают заниматься люди, способные переступить через нравственные законы и, может быть, через себя... Разве не так?

– К сожалению, это так. Мне кажется, наша политика должна была бы быть более приличной и нравственной. Ведь этичная политика эффективнее, прагматичнее и в итоге выгоднее. Политические хитрости и подлости дают вы-игрыш на очень коротком отрезке времени. В конечном итоге ты все равно проиграешь.

Навальный – не мой политик

– До XIII века, вы пишете, понятие нации в России не сформировалось. Своими могли оказаться половцы, с которыми одни славяне шли в поход на других. То есть привычка жить бок о бок с людьми разных национальностей (и врагом считать чужого по замыслам, не по этносу), видимо, зарождалась уже тогда. Теперь – пугающий рост националистических настроений...

– В Cредние века в России лояльность определялась по лояльности к князю и не имело большого значения этническое происхождение. Вот замечательный герой нашей истории – князь Мстислав Удалой. Он ходил вой-ной на своего брата Ярослава Мудрого и очень радовался, что сохранил иноплеменную дружину (потому что это его личная дружина). Зато в огромном количестве положил русских ополченцев. И ему их не жалко. Это абсолютно естественное сознание феодала средневековой поры.

Что касается нашего времени, факт состоит в том, что проект создания единой нации под названием «советские люди» провалился. Провалился потому, что та цель, ради которой пытались всех объединить, оказалась несостоятельной. И сегодня в Российской Федерации живут люди многих национальностей, которые по большей части относятся друг к другу с неприязнью, а иногда и с враждебностью.

– Вам не кажется, что эта враждебность специально культивируется?

– Ну, есть люди, заинтересованные в этом. Мне эта ситуация кажется чрезвычайно опасной. Поэтому я с такой нетерпимостью отношусь к политикам, которые пытаются на этом материале что-то себе построить. Для меня, например, огромным разочарованием было то, что Алексей Навальный (человек, к которому я отношусь с симпатией) выступил в поддержку «Русского марша», главный лозунг которого – «Россия – для русских!» А остальным чего делать тогда?

– Помнится, вы даже написали, что Навальный перестал для вас быть политиком, который может стать фигурой федерального уровня.

– Во всяком случае, он перестал быть политиком, который выражает мои интересы. Я перестал на него ориентироваться как на своего политика.

– А вы имели такое намерение?

– Да. Он мне очень нравился.

– Но ведь он всегда поддерживал «Русский марш»…

– Он не ходил на него в прошлом году. Более того, я знаю – мы же общались, – что он не шовинист, не ксенофоб.

Он нормальный. Поэтому у меня было ощущение, что от этих своих убеждений он отошел. Оказывается, нет. А раз так – значит, я отхожу от Навального.

«Болотные» были не зря

– Вы и в КС оппозиции разочаровались?

– Да. И очень быстро. Я пытался людей, которые устраивали выборы в КС, уговорить не затеваться с льготными куриями – националистов, левых, либералов... Потому что орган, который впрягает в один воз лебедя, рака и щуку, не поедет никуда. Так оно и вышло. Невозможно объединить людей, условно говоря, моих взглядов и людей, националистически настроенных. Навальный попытался это сделать, и вся энергия КС ушла на внутренние раздоры. Я думал, что Алексей извлечет уроки из этого опыта. Но нет...

– То есть «Болотные» оказались напрасны? В том смысле, что хотя россияне и показали власти, что далеко не все с ней согласны, но в итоге-то гора родила мышь.

– В организационном смысле, безусловно, так и произошло: оппозиция осталась расколотой. Что же касается градуса общественного недовольства, он стал константой. И уже никуда не денется. Кроме того, сформировалось неприязненно-насмешливое отношение к лидеру государства, что вообще-то очень опасная вещь. Ведь сейчас, что бы Путин ни сделал, все встречается насмешками. Часто, прямо скажем, несправедливо. Человек хочет сделать что-то хорошее. Например, спасти птичек. А это вызывает взрыв ненависти.

Это нездорово. Я легко могу себе представить, как Обама полетел бы со стерхами. И вся Америка хлюпала бы носом от сентиментальности. Но когда уже сформировалось вот такое отношение к главе государства, изменить его очень трудно. А Кремль вдобавок все время подливает керосина в этот огонь, принимая идиотски-агрессивные законы, прибегая к риторике, которая только усугубляет раскол в обществе. Крайне неумное поведение.

К Путину не пошел

– Вот вы 21 ноября не пошли на встречу писателей с президентом. Объясняли: сначала надо отпустить политузников, а потом уже разговаривать об искусстве. Выглядит как ультиматум. Может, стоило воспользоваться шансом донести до Путина эту мысль лично?

– А я и донес. Наиболее эффективным, по-моему, образом. Пресс-секретарь Путина ответил. Такую же, впрочем, невнятицу, как на следующий день сам Путин. Эти люди... нет, этот конкретный человек должен знать и понимать: если он хочет гражданского диалога, а не монолога в кругу подхалимов, нужно выпустить заложников. Это не преступники и не злодеи. Нечего вымещать на них свои обиды. К тому же никто особенно этих арестов не испугался.

– То есть вопрос свободы узников Болотной принципиален?

– Несмотря на неуспех организационного объединения оппозиции, отношение активной части общества к существующему порядку вещей не изменилось. Людям он по-прежнему не нравится. Они хотят перемен. Вместе с тем, думаю, если бы у режима хватило ума сделать несколько простых вещей, градус общественного недовольства понизился бы. И 90% людей, которые выходили на площадь, подутратили бы интерес к политике.

Для этого надо было всего лишь выпустить из тюрьмы людей, которые там сидят за свои взгляды, включая юкосовцев, Pussy Riot, «болотных»... Большинство оппозиционно настроенных граждан тогда (увы!) вздохнут с облегчением и скажут: вот и ладно, на митинги можно больше не ходить.

С другой стороны, управление страной по авторитарному типу крайне неэффективно. Оно не может существовать без коррупции. А коррупция не дает стране двигаться, она не дает развиваться ни бизнесу, ни науке. Это ненормально и долго продолжаться не может.

Авторитарный режим – это такая штука, которая через некоторое время начинает деградировать, утрачивать не только связь с реальностью, но и адекватность и даже инстинкт самосохранения.

– …И начинает совершать ошибку за ошибкой. В «ИРГ» есть жуткий пример, к чему это может привести – судьба Андрея Боголюбского.

– Да. Которого в конце концов прикончила собственная свита. Но я думаю, что Путин политзаключенных вряд ли выпустит. И гражданского диалога не получится. Это значит, что он сам будет, видимо, собственным могильщиком.

Он совершит еще какую-нибудь грубую ошибку, и снова люди (еще больше народа) выйдут на площадь. И в какой-то момент все это рухнет.

И тогда будет очень плохо, даже если обойдется без крови. Потому что начнется хаос. Мы живем в огромной стране с ядерным оружием, где много регионов с вполне себе сепаратистскими настроениями, с возможностью национальных конфликтов. Как только вода замутится, найдется полно народу, желающего половить в ней рыбку...

Поэтому мне так хочется, чтобы наконец оформилась какая-то альтернатива для существующей власти. Мы же все понимаем: эта власть не вечная, она все равно уйдет. Вопрос – как уйдет. Вот что беспокоит меня больше всего.

Фандорин еще впереди

– Разочаровавшись в настоящем, вы ушли в историю?

– Я всегда мечтал стать новым Карамзиным: написать научную, но нескучную историю России. И этот проект – мое давнее намерение. Потом, я ведь от своей работы никуда не уходил, политиком не стал, в КС не участвовал, не входил ни в какие партии... И не собираюсь.

Функция людей вроде меня (т.е. имеющих круг слушателей, читателей и т.д.) – оказывать общественную поддержку тем движениям или политикам, которые, с нашей точки зрения, ее заслуживают. Люди, которые привыкли относиться к такому человеку с доверием, сверяют по нему свои взгляды... Это очень важная общественная функция, но такой человек вовсе не обязан рваться в президенты или депутаты.

А меня почему-то без конца упрекают: что же вы говорите, а сами ничего не делаете? Вот, например, при нашем последнем споре с Навальным все стали говорить: критиковать-то легко, вон Алексей то-то и то-то сделал, а ты только языком болтаешь… Помилуйте, ведь когда я что-то говорю или пишу – это и есть мое основное дело.

– Ваше основное дело теперь – следующий том «ИРГ» про татаро-монгольское иго?

– Он еще не написан, я над ним работаю. Пока возьму паузу: хочу собрать отклики по первому тому, чтобы понять, все ли я там правильно делаю. Я ведь строю конструкцию, рассчитанную на долгую жизнь.

Кстати, 1 декабря выйдет еще одна книга – «Огненный перст» – художественное сопровождение к первому тому.

Это сборник исторических повестей, действие которых происходит в то же время. И те читатели, кому совсем неинтересна история, может быть, заинтересуются историческими приключениями. И, чем черт не шутит, заглянут потом в исторический том. Я на это очень рассчитываю.

– «Младший брат» будет у каждого тома «ИРГ»?

– Да. Постепенно исторические повести будут складываться в мегасагу об истории одного русского рода, который живет здесь более тысячи лет и проходит вместе со страной через самые разные испытания. Я хочу показать историю не только с фактической, но и с человеческой точки зрения.

– Выходит, вы и впрямь покончите с детективами?

– Не сразу. Исторический проект – магистральный. Но, поскольку я хорошо себя знаю, планирую перерывы, в которые буду делать что-то другое. Иначе устану от однообразия. Сейчас, кстати, пишу повесть про Фандорина.

– Вы же вроде его убили в «Черном городе»...

– Разве? Не помню. Мне нужно написать еще две книги про него.

– Что значит «нужно»?

– Я обещал. Там должно быть 16 книг.

Известный российский писатель Борис Акунин шокировал своих читателей весьма одиозным решением