Чему Россию должен научить референдум о независимости Шотландии
18 сентября в Шотландии пройдёт референдум по вопросу об отделении от Великобритании
18 сентября в Шотландии пройдёт референдум по вопросу об отделении от Великобритании.
Сепаратисты Европы затаив дыхание ждут объявления результатов народного волеизъявления — референдума в Шотландии. Им кажется, что если шотландцы выберут независимость, их притязания на отделение от своих государств тоже будут обоснованы.
Надо ли говорить, что вероятный провал идеи независимости горцев от Лондона не заставит этих людей изменить свои взгляды. Они просто сделают вид, что ничего не произошло и что их случай не имеет ничего общего со случаем референдума в Шотландии, хотя ещё неделю-две назад они банковали и утверждали прямо противоположное.
Речь, конечно, в том числе и о непризнанных республиках «Новороссии» и о Крыме, который международное сообщество не признаёт территорией России. В событиях на востоке Украины многие в своё время увидели прообраз «народной революции», когда население вершит свою судьбу, не обращая внимания на формальные институты власти, которые ослабли и утратили контроль.
Не вдаваясь в споры о том, справедлива ли такая точка зрения, отметим: революционные изменения так болезненны именно потому, что не учитывают мнение меньшинства. Революция, как правило, приносит с собой перемены, которые перезрели, а иногда и запоздали — перемены, время которых давно ушло. Однако революция берёт то, что считает своим, невзирая в том числе на время. Меньшинство при этом подавляется и подвергается насилию, в случае бархатных революций — насилию подспудному: необходимости смириться.
Самый разумный комментарий, который я слышал по поводу референдума в Шотландии, дал один из жителей Шотландии. Он отметил, что в любом случае на следующий день после голосования половина населения страны (а по вопросу о независимости мнения действительно разделились почти поровну) окажется вовлечена в изменения, которых она не хотела — или, опять же, будет вынуждена смириться с тем, против чего боролась.
Мы знаем, что в странах с демократическими традициями выборы редко выигрываются или проигрываются с заоблачными результатами — победитель опережает проигравшего максимум на несколько процентов, и этого достаточно. Впрочем, возможно, этим и объясняется то, что в странах с развитой демократией итоги выборов крайне редко становятся поворотной точкой в истории. Многие за рубежом даже не проявляют к политике интереса именно потому, что ничего страшного и из ряда вон выходящего не случится, если правление одной партии сменится правлением другой.
Политики никогда не решатся на действия, которые поддерживает меньше половины населения, но в то же время и не станут настаивать на чём-то, что вызывает активное неприятие у сколько-нибудь значительного и неоднородного меньшинства. В этой деликатности и заключается культура демократии, которая отличает её от охлократии, самодержавного диктата большинства. Демократия — не институт вколачивания в головы всех и каждого идей и суждений, которые на данный момент, так уж случилось, поддерживают более половины населения страны. Причём «более половины» значит в том числе и «80%», и даже «90%».
Пожалуй, именно в этом, а не в скороспелых аналогиях, заключается главный урок для всех наблюдающих за референдумом в Шотландии. Пока же принято считать наоборот: чем более всеобщей поддержкой пользуется действующая власть, тем большую свободу рук она может себе предоставить, и нужно ловить момент. Но свобода, как известно, суть ответственность, а отвечать за те или иные шаги, принятые в пору всеобщей популярности, обладателям руководящих рук приходится обычно уже на спаде.
