Агент разведки Елена Вавилова: Нас обменяли на Скрипаля и еще трех изменников

Наверное, все помнят громкий шпионский скандал 2010 года, когда в США арестовали и посадили 10 российских агентов. Потом их, обменяв на других шпионов, отпустили в Россию. Разведчик-нелегал, полковник СВР (теперь в отставке) Елена Вавилова и ее муж Андрей Безруков были в той группе.

Разведкой они занимались более 25 лет. В США, а до этого в Канаде они жили под именами Трейси Ли Фоули и Дональд Хитфилд. Трейси – агент по недвижимости, Дональд – финансовый консультант. Их двое сыновей Тим и Алекс никогда не узнали бы правды о родителях, если бы не их арест.

Елена Вавилова рассказала нам об особенностях шпионской жизни, о детях, о ломке и ностальгии.

даты биографии

1962 – родилась 16 ноября в Томске
1985 – окончила Томский госуниверситет, истфак
1999 – поселилась с мужем и сыновьями в Бостоне
2010 – была арестована и обвинена в шпионском заговоре
2013 – про них с мужем в США сняли сериал «Американцы»

Не позволяла себе даже думать по-русски

 – Елена, недавно вы написали книжку. Насколько она совпадает с вашей реальной жизнью?

– Довольно ощутимо. Особенно в плане подготовки меня как агента. Человек из нашей среды угадает, например, кто был нашим вербовщиком. В книге я меняла некоторые географические места и особенности операций. Я не имею права раскрывать ничего о людях, которые были у нас в разработке, или о конкретных поручениях. Но тот, кто нас девять лет назад предал, действительно начал с Кабула, служил в Афганистане, и его вербовка и дела – все реально. По сути, я и о себе ничего не выдумывала, иначе было бы больше экшена, погонь и слежки. Но работа разведчика – это прежде всего адское терпение. 

 – Елена, мне кажется, что вы говорите по-русски с легким акцентом. Немножко как Познер.

– Возможно. Когда человек много лет подавляет даже желание говорить на родном языке, меняется сам речевой аппарат. Мы с мужем за все время работы там не произнесли ни одного слова по-русски. Даже если мы находились в лесу или в открытом океане на лодке, мы никогда не переходили на русский. Это, во-первых, безопасность, а во-вторых, когда человек опять начинает даже думать на родном языке, у него обостряется ностальгия. Это выбивает из колеи. А нам нужно было равновесие – так что и язык, и воспоминания загоняешь в подкорку. Но если есть мотивация, это может сделать каждый. Года через два мы уже автоматически даже думали на английском. И в качестве прошлого я вспоминала Канаду, а не Россию, то есть все русское усилием воли отошло на задний план.

С Чапман есть большая разница

– И вот после такой секретной жизни агент-нелегал вдруг раз – и становится публичной фигурой, чуть ли не гламурной. Ваша коллега по сети и аресту Анна Чапман на обложках в красном платье. Кстати, она – агент, а вы – нелегал. В чем разница?

– Разница, и большая, в том, что Анна Чапман работала под своим именем, то есть как русская. Она не пряталась под чужой личностью. А мы были глубоко законспирированными нелегалами. Нелегал выдает себя за гражданина той страны, где он работает. Единственное, что нас объединяло с Чапман – то, что и она, и мы работали на территории США. Но мы не знали друг друга, работали в разных качествах и впервые встретились, когда была достигнута договоренность об обмене нас на других заключенных агентов, которые находились в Москве. Мы с мужем должны были в глубокой конспирации работать в США еще долгие годы – всегда. Но случилось предательство, и наша деятельность стала достоянием публики. И если уж так случилось, то можно немного приоткрыть тайну профессии.

– «Судьба человека – это его характер». Для вашей профессии нужны особенные качества.

– В разведку люди не попадают просто по желанию. Их ищут и выбирают. На меня обратили внимание. Значит, какими-то качествами я обладала. Конечно, необходима стабильная психика. Есть специальные техники, как это в себе тренировать, но изначально нестабильного человека не возьмут. Элемент авантюризма и умение перевоплощаться – тоже важно. Я, например, в детстве любила театр и хотела стать актрисой или балериной – задатки были. Играть роль и быть в маске 24/7 не так-то просто. Однако женщины способны на многое и очень продвинулись в этой области. Даже ЦРУ возглавляет сейчас женщина. Но женщине в разведке приходится вдвое тяжелее, потому что она работает наравне с мужчиной и одновременно оберегает семью, как в нашем случае – с двумя детьми.

«Я не Андрей, я Дональд, вы обознались»

– Из Советского Союза вы сначала отправились в Канаду. Как это было?

– Это было еще в 80-е годы, и уехала я с одним чемоданом. Там была одежда только зарубежного производства, ничего советского нельзя было везти. Мы проверили все карманы, не завалялся ли где трамвайный билет или копейки. Украшения тоже нельзя было брать – везде было наше клеймо. Мне специально привезли из-за границы маленькое колечко. Чтобы у меня, как у девушки, хоть что-то было. Оно до сих пор у меня. Потом в Канаде мы встретились с мужем – как бы впервые. По канадской легенде, я родилась в Квебеке. Так что мы с Андреем женились дважды. Вообще, уехать за железный занавес под чужим именем – об этом у меня очень яркие воспоминания. Как и о крушении Союза, когда старшему сыну исполнился только год и мы на какое-то время остались без финансирования.

 – А что было самым трудным и опасным в вашей жизни в США?

– Трудно выделить что-то одно. Были и неудачи, но на грани провала мы не были. Мы следили за риском – никто из разведчиков излишне не рискует, как бывает в кино. Помню, как однажды после выполнения одного важного задания у меня было что-то вроде нервного срыва –  все тело покрылось сыпью, все страшно чесалось. Врачи растерялись, но я же не могу им сказать причину: я, мол, разведчик, немного понервничала. Неделю промучилась. А однажды муж приехал на одну из конференций и вдруг среди участников видит своего знакомого из России. Он, конечно, тут же развернулся и убежал оттуда. Как выкручиваться, если начнутся вопросы: «Андрей, ты какими судьбами?» – «Да я не Андрей, я Дональд, вы обознались». Вот это было на грани.

– Ваши задания были связаны с военными разработками? 

– Нет, это задачи ГРУ, военной разведки. Мы – СВР, политическая разведка, работа которой направлена в целом на суверенность и на подрывную деятельность. 

– А вы с мужем были равноправны в работе – как мистер и миссис Смит?

– Небольшое разделение обязанностей все же было. Хотя мы могли делать одну и ту же работу. Просто мне надо было еще уделять время сыновьям и дому. В принципе мы были в одинаковых званиях – оба полковники, но в случае, когда надо было бы одному приказать, а второму подчиниться, наверное, приказывал бы он.

– А вас специально свели в пару, чтобы удобнее было внедриться и работать?

– Нет. Это в сериале «Американцы», который в США сняли по нашей истории, показано, что двоих заставили стать парой. У нас такого не было, потому что мы были студентами одного университета, и мы уже были в отношениях, когда нам обоим предложили такую работу, и конечно, уже было понятно, что мы будем работать в паре. То есть нас не сводили специально, прицельно. С другой стороны, я не могу всего знать, и возможно, нас все же свели, но сделали это так тонко, что мы и не догадались. В жизни агентов вообще много неявного.

Арест

– Вас арестовали прямо в день рождения вашего сына?

– Да. Старшему исполнялось 20 лет. Мы были дома, и к нам в таунхаус ворвалась команда ФБР. Нам на глазах у детей надели наручники, сказали, что мы под арестом, вывели и в разных машинах увезли в ФБР для допроса. Дети были страшно испуганы. На время обыска их вывезли в отель. А когда мальчики вернулись, дома было все вверх дном, все карманы у платьев и пиджаков вывернуты наружу. Улик в доме не было. Но забрали все электронные носители – и наши, и детей: компьютеры, телефоны, фотоаппараты. Нам их так и не отдали. Только личные фото на бумаге удалось вернуть и немного сувениров. И всё.

– Вам, кроме шпионажа, вменяли и отмывание денег. Почему?

– Если человек получает деньги от своего государства на ведение разведдеятельности, это в США идет по статье «Отмывание». По совокупности  нам грозило по 25 лет тюрьмы.

– Ваша героиня Кэтрин опасается смертной казни. У вас мог быть такой вариант?

– Теоретически. Если бы мы жили в Вирджинии, как она. Но мы жили в Массачусетсе – там нет смертной казни. Когда мне предъявили обвинение, было очень... сложно. Особенно от мысли, что будет с детьми – они, естественно, и не догадывались, что у них такие родители. Мне как-то немного легче от мысли, что мы, в общем, создали им нормальное детство, где бабушек и дедушек им заменяли наши друзья. По праздникам, когда американцы собираются своими семьями из нескольких поколений, мы старались куда-нибудь уехать. Рассказывали детям, что бабушки есть, просто они живут далеко и не могут приехать. То есть для детей у нас была своя легенда, где их предки были примерно тех же профессий, как и настоящие. Например, у меня бабушка зубной врач, и они знали, что у них в предках был дантист. Просто для них бабушка была из Канады, а не из Сибири, как в реальности. 

– А у вас нет чувства вины перед ними?

– Конечно, есть. Мы чувствуем вину и по отношению к своим родителям, которые жили долгие годы без всякой связи с нами. Мы в чем-то их обделили, но в чем-то детство и юность Тима и Алекса были благополучнее, чем могли быть. 

– Когда вас арестовали, старшему было 20, а младшему 16. Как они восприняли факт вашей деятельности? Для них ведь Америка была родиной.

– Да. Когда вдруг тебе говорят, что ты совсем не ты, у тебя другие корни и твои родители не те, кем ты их считал, не канадцы они на самом деле, а русские, – конечно, это сильнейший шок. Им пришлось это переосмысливать несколько лет и искать собственную идентичность. И я думаю, что они до сих пор еще ее не нашли окончательно. С одной стороны, они понимают, что у них есть славянская кровь, но, с другой стороны, они сформировались на сознании того, что они канадцы. 

– А где они сейчас? Они же канадские граждане?

– Да, по рождению. Но сейчас у них есть российские паспорта. Для них это большая травма – быть вырванными из привычной жизни. 

– Может, надо было оставить детей там, в США?

– Если бы был такой выбор! Надеемся, что дети нас поняли. (Недавно один из сыновей получил канадский паспорт. А другой уехал работать в Азию. –  Ред.)

– Вы с мужем сейчас можете ездить за границу?

– В принципе можем. Но не в США и Канаду. Мы подписали бумагу о том, что без особого разрешения не можем туда въезжать.

Ломка 

– И вот после обмена вы приехали домой, но практически на голое место. 

– Да, это был тот еще квест. Мы же не собирались возвращаться в Россию. И вдруг оказываемся здесь, и нам надо учиться заново жить в новой для нас реальности. Страна же стала другой, и мы чувствовали себя растерянно. Выпал целый культурный пласт. Люди говорят о фильмах, певцах, актерах, а мы даже имен таких не знаем. Изменился и сам язык. Да, конечно, мы увидели в России много элементов западной жизни, но вернулись-то мы в достаточно зрелом возрасте, мы оставили в США привычный образ жизни и хороший круг друзей, а здесь у нас уже не было ни знакомых, ни родственников в живых. У мужа папа умер, осталась одна мама. Пришлось здесь жизнь заново выстраивать.

– Привычной деятельности, наверное, тоже лишиться тяжело? 

– Да. Мы сожалеем о том, что нам не удалось работать дольше. Я бы предпочла быть неизвестной и делать то, что делала всю жизнь. Но это риски нашей профессии. Нам в России помогли найти работу и жилье, возместив то, что у нас в США забрали дом, это было прописано в соглашении о нашем обмене. 

– Вы сейчас работаете в крупных компаниях. Ваш муж – в «Роснефти». Рядом с Сечиным всегда есть люди из разведки? 

– Не секрет, что многие руководители компаний – бывшие сотрудники спецслужб. Но это было в их жизни давно, еще до 90-х, а потом они ушли в бизнес. У людей таких профессий крепкая и здоровая психика, и это, конечно, помогает им в бизнесе и в руководстве. А я занимаюсь аналитикой, изучаю зарубежную конкурентную среду. Это не так уж и далеко от разведки.

– Вы стали разведчиком еще в СССР. Тогда были другие ценности. Вы и сейчас говорите о патриотизме применительно к своей профессии. Но сейчас-то цинизма и здесь хватает.

– Но те, кто идет воевать в Сирию, вы что думаете, они за привилегии идут? И разведчики тоже есть не циничные. Кто должен оберегать страну от террористических атак? Как раз люди с высокими целями. И они, поверьте, существуют. Президенты меняются, а разведчики остаются. И сотрудники ЦРУ, кто не любит Трампа, все равно служат своему делу. И мы с развалом СССР не потеряли веру в то, что наша работа нужна. Горбачев и Путин меняются, а страна остается. Так что не всем правят деньги. 

– Вам повезло с обменом и шумихой? А могли бы тихо замести под ковер, как отработанный материал?

– Нас бы не бросили. Наши своих не бросают. Скорее уж с нашим арестом повезло Скрипалю и еще трем людям, обвиненным в госизмене, которых отпустили из российской тюрьмы, чтобы обменять на нас. И миф о том, что предателям всегда мстят, несостоятелен. 

Нелогично сначала отпускать, а потом мстить. Тем более нелогично это делать накануне выборов Путина. Это никому в России не было бы на руку. Это все какая-то странная игра. 

– Ну а если случился провал, как у Петрова и Боширова? Что теперь с ними, живы ли?

– Мне вообще непонятно, откуда они взялись и кто они такие. Здесь ноу коммент. Они были в определенном месте в определенный час – и что? Где доказательства того, что они участвовали в отравлении? 

– А если отвлеченно? Что могло произойти, будь они провалившимися грушниками?

– Если отвлеченно, то есть разные причины исчезновения. Может, они живут себе нормальной жизнью. Вы же понимаете, что в нашей сфере даже своим многого не рассказывают. Я не знаю, как прячут провалившихся агентов. Знаю, что куратор, который нас предал, скорее всего теперь под американской программой защиты свидетелей – ему дали другое имя, другие документы и возможность сменить личность. Что в таких случаях делают наши, я не знаю. Наши методы гораздо более засекречены. Я о ГРУ знаю еще меньше, чем о ЦРУ.

* * *

Материал вышел в издании «Собеседник» №27-2019 под заголовком «Агент разведки Елена Вавилова: Нас обменяли на Скрипаля и еще трех изменников Родины».