Александр Невзоров: У Кирилла представлены все пороки, характерные для церковника

Известный публицист Александр Невзоров продолжает подводить итоги 10-летия нахождения Патриарха Кирилла во главе РПЦ. Не со всей резкостью его суждений редакция согласна, но мы ведь не в церкви, у нас возможны разные точки зрения.

•  Кирилл. Итоги. Как изменилась церковь за десять лет патриаршества

Александр Невзоров:
Кирилл — образцовый священник. У него представлены все пороки, характерные для церковника

Посмотрите на зулусов, дикие племена Австралии, Танзании или Новой Гвинеи, выстроите перед собой этих хилых людей и вы не увидите среди них никогда ни одного атеиста. А выстроите перед собой группу лауреатов Нобелевской премии, и вы получите среди них как минимум 40, 50, 60 процентов атеистов. Спорить с этим невозможно — это простые цифры. Религиозная вера — это вопрос уровня развития. И с учетом того, насколько население России является дремучим, не интересующимся ничем, кроме своих бытовых нужд, конечно, на этих чувствах очень легко паразитировать.

При этом сама вера почти никого в России не интересует. Вы может взять 100 человек, назвавшихся на улице православными, и попросить их вслух продекларировать Никео-Константинопольский символ веры или объяснить, чем антиминус отличается от акафиста. Любой верующий, любой церковный человек обязан знать эти вещи. Этого не знает никто! Они не задумываются, они абсолютно бездумно называют себя верующими, и мало того, что они не могут подтвердить это своим поведением, у них даже отсутствует необходимый минимум знаний.

Однако личность самого патриарха Кирилла мне очень симпатична. Я вообще всегда очень положительно оцениваю наглость, жестокость, жадность, мне всегда это нравится в людях.

Когда меня подозревают, что я с кем-то воюю или кого-то не люблю, это неправда. Я изучаю. Как любой энтомолог к своим жукам относится с любовью и интересом, я с таким же интересом отношусь к Гундяеву. Потому что он, конечно, образцовый священник. У него представлены практически все пороки, характерные для церковника. И они у него в настолько превосходной степени, как будто я сам придумал и запустил в медийное поле этого персонажа. Потому что если бы мне было нужно для моих мрачных атеистических целей изобрести фигуру некоего патриарха, то я бы его наделил теми чертами, которые в реальности присутствуют у Владимира Михайловича.

Он, конечно, идеален. И не надо думать, что это издевка. Это не издевка. У него очень трагичная роль. Не тяжелая, не печальная, не смешная. У него абсолютно трагичная роль. Потому что понятно: вот эта вся эпоха так называемого христианства, она заканчивается. Христианство выдохлось как таковое. Вы можете посмотреть, какие метаморфозы претерпевает жуткий уран, сколько он проходит циклов различных метаморфоз, и в конце концов он превращается знаете во что — в безобидный свинец, и мальчишки делают из него безобидное грузило на удочки.

Вот такая же примерно история произошла с христианством, потому что мы понимаем, что вранья в том, о чем рассказывают христианские предания, очень много, очень много преувеличений. Тем не менее мы видим, что тогда это мировоззрение провоцировало людей на очень характерное поведение. Мы понимаем, что в рассказе о Симеоне Столпнике, о том, как он натирался калом, чтобы получить язвы побольше, как он разводил червей в этих язвах, конечно, присутствует какой-то и вымысел тоже. Но даже если он и присутствует, он все равно характеризует представления о том, что такое христианский праведник, о том, каким он мог быть. Когда мы читаем о христианском святом, что он надолго погружал ягодицы и гениталии в муравейник, чтобы избавиться от глупых помыслов, мы понимаем, что возможно это преувеличение, а возможно это и на самом деле было.

То есть христианство — оно как холера, имеет четкие симптомы. Не бывает немножечко христиан, все должно иметь абсолютно жестко очерченную симптоматику. И мы видим, что у тех, кто сегодня себя называет христианами, этой симптоматики нет, они играются в это. Они декоративно исповедуют, они декларируют вещи, которые на самом деле они не готовы подтвердить ни своим образом жизни, ни разведя червей в ранах тела своего. Они вообще ни на что не готовы, это выдохшаяся уже на сегодня история, к сожалению. Или к счастью, скорее — к счастью.

И Кирилл, возглавляя организацию, бизнес и существование которой целиком зависят от серьезности огромного количества людей, их готовности нести свои деньги, жертвовать своими судьбами, своим комфортом, он все равно, конечно, в несчастной роли. Он как директор театрика. Но театрика по-прежнему опасного. Что бы ни говорили, это учение, которое пропагандирует помимо прочего нетерпимость и ненависть. И за последние 10 лет гундяевского правления мы получили удивительные образчики христианской злобы. Вспомним реакцию на «Пусси Райот», вспомним реакцию самого Гундяева на досадную ошибку его соседа, который там что-то напылил ему через вентиляцию. Мы это видим сейчас, когда они с вырванными зубами, а в годы расцвета христианства никто и рядом не стоял с ними по злобе.

И вот Гундяев сейчас — у разбитого корыта христианства. Ему, конечно, безумно тяжело, потому что священники привыкли жить с размахом, властно, тоталитарно, и они не могут по-другому. Потому что это контора, которая может существовать, только когда она является большим организмом, срощенным с властью, наряженным организмом, ей требуются километры парчи, ей требуются дорогостоящие декорации с куполами, водами, фресками, дымными полосами от кадил, с камушками. Они уже не могут вернуться во времена апостольского христианства, когда это все делали в грязи, рубищах и это было уделом рабов, вольноотпущенников, проституток, то есть совсем невзыскательной публики. Он — у разбитого корыта. Он, конечно, еще более драматичен, чем на его месте был бы драматичен другой, безликий персонаж. В безликом персонаже это все бы так не преломлялось, не искрилось, как в прекрасном Владимире Михайловиче Гундяеве.

Говорят, при Гундяеве РПЦ стала корпорацией, но она всегда была такой, всегда была совершенно безжалостной, заточенной на бизнес, на зарабатывание, она не может быть другой. Дело в том, что там у людей, которые оказываются у больших и малых рулей, открываются очень большие финансовые и феодальные возможности, когда они оказываются абсолютно деспотичными и непререкаемыми распорядителями судеб сотен людей. Потому что нужно представить себе, что такое приходское духовенство, монашествующие, которые оказываются вне всяких правовых и государственных норм. Их судьба, их благополучие, необходимость кормить их бесконечных детей полностью зависит от их феодалов, то есть от епископа. Впервые наглые, самоуверенные, толстые священники в обозримом прошлом появились еще во времена хрущевской оттепели, когда наглость и жадность попов с их «Волгами» и особняками за крашеными высокими зелеными заборами стала абсолютно очевидна.

Священников принято обвинять в тяге к роскоши. Но не надо их в этом обвинять, тяга к роскоши есть у всех абсолютно. Вопрос — в возможности приобретения этой роскоши. Все люди стремятся демонстрировать свой статус, все стремятся к максимальному комфорту. Они уже откровенно говорят, что все это им необходимо, чтобы все ощущали величие организации, которую они представляют. Наиболее шумные попы, чаплины-смирновы, это никогда и не скрывали, они поняли, что глупо прикрываться какими-то устарелыми представлениями скотоводов Израиля, а надо честно говорить: дай джип, дай «тойоту лэнд краузер». Они уже давно забыли — и справедливо забыли, потому что то, что они говорят, гораздо более современно и разумно, чем то, что написано в их так называемых книжках.

С другой стороны, Кирилл, конечно, тоже теряет берега. Он живет в атмосфере абсолютной лести. Когда я говорю «абсолютная лесть», я понимаю, что мои слова не отражают реальности, потому что вы себе не представляете, что такое архиерейский двор и что такое люди, которые ползают, лижут пол, стелются, называют Светлейшим, Высочайшим, Мудрейшим, записывают каждое слово, закатывают глаза на любое замечание. Вы поймите, любой нормальный человек, любой, кем бы он ни был, он расплавится, он превратится в зомби, который управляется абсолютно ложной информацией о себе. Я не знаю, кем надо быть, чтобы устоять и сохранить трезвость — это практически невозможно.

То есть в том, что Кирилл теряет берега и начинает верить, что он большой ученый, академик, его тоже нельзя обвинять. На самом деле он очень незатейливый дядька, который попал в эту позолоченную скорлупу, попал в игру, где из любого человека сделают дикого безумного нарцисса, отравленного лестью, насмерть отравленного. Вы не представляете, что это такое — вам никто так никогда не льстил. Вы себе даже представить не можете, что это такое — быть архиреем. И вот этот насмерть отравленный человек, позолоченный, живущий в другой реальности, конечно, он не смог справиться с вызовами, которые современность предложила РПЦ. Он все провалил. Но его нельзя за это осуждать.

«Голубые» и педофилы в церкви — это тоже вечная история церкви. Она всегда была педофиличной. Потому что дети, как ни горько это осознавать, являются сексуальным объектом. Но, в отличие от других сексуальных объектов, они беззащитны. Следовательно, оказавшись в некой замкнутой системе, они гарантировано будут сексуально использованы. Это в замкнутой системе, где не действуют нормы и законы извне. А церковь именно такая система. И это касается не только маленьких, но и взрослых. Ну вот пришел мальчишка-иподьякон, ну куда ему? Откажет он архиерею и пойдет обратно асфальт класть? Он не хочет. Он ничего больше не умеет, он видит, до какой степени легка и фривольна поповская жизнь. Он тоже хочет навешивать на себя бижутерию, рассовывать лапы для поцелуев и ничего при этом не делать. Поэтому он понимает, что надо сделать то, что просят. И вообще нигде в Библии не прописана педофилия как грех.

А однополые контакты... Вы поймите, там здоровенные мужики, которые все время жрут, которым все равно это надо. Но девчонки — это опасные существа, они беременеют, хотят замуж, могут придти поплакать под стены монастыря. А зачем, когда рядом есть розовый, гибкий иподьякон? Поэтому и гомоскандалы, и педофильские дела — это обычное состояние церкви. Но это не надо приписывать Гундяеву. Как говорится в одном рапорте: может, он и не писал, но читал.

Вмешательство РПЦ в общественную жизнь, конечно, есть, но оно возможно только до той минуты, пока ей это позволяется властью. То есть любая перемена курса — и эта РПЦ опять разбредется по своим землянкам и сторожкам. Кирилл такой шарик для пинг-понга, им пасуют друг другу, у него были разные периоды, когда он был ближе Путину или Медведеву. В общем, это такая глубоко драматическая фигура.

Ну и конечно, результатом драматизма Гундяева стала Украина — это же надо было ухитриться ее потерять! Но он не виноват, он не профессионал, здесь надо было иметь суперконсультантов европейского уровня, которые заранее разложили бы ситуацию и сказали бы, чем она кончится. Все, что можно было сделать для потери Украины, было сделано Гундяевым. Он проиграл этот бой вчистую — он проиграл его и Константинополю, и миру, и Украине, и Кремлю. Но его нельзя в этом винить — он непрофессионал. Вот если бы ему поручили сделать горячую воду в квартире, он точно так же безобразно бы напутал входящие и выходящие трубы и у вас все было бы в дерьме, в потопе, в пару, и он бы честно сказал: я это делаю первый раз в жизни. Вот первый раз в жизни человек решал глубочайшие серьезные церковно-политические проблемы. Ничего удивительного в том, что у него это не получилось, нет.

Гундяев так же трагичен, как Путин, который тоже олицетворяет собой глубокое прошлое. У них, мне кажется, простая задача: Россия должна быть самой отсталой, самой архаичной и при этом самой страшной страной. Но времена изменились. Сегодня по-настоящему страшной может быть только современная, развитая страна, ведь мир уже не запугаешь мультфильмами про ракеты.

* * *

Материал вышел в издании «Собеседник» №06-2019.