Мама больной как Жанна Фриске девочки: Из Москвы – человек, а в провинции – не люди?!
В начале года стало известно, что у Жанны Фриске обнаружили глиобластому – серьезную опухоль головного мозга. В то же самое время такой же диагноз поставили и Ире Анисимовой из костромского села Шахово. Об Ирине не писали в газетах и не говорили по телевидению
В начале года стало известно, что у Жанны Фриске обнаружили глиобластому – серьезную опухоль головного мозга. В то же самое время такой же диагноз поставили и Ире Анисимовой из костромского села Шахово. Об Ирине не писали в газетах и не говорили по телевидению. Она справляется со своей болезнью вместе с мамой.
«И тогда нам сказали про опухоль»
После девятого класса Ира Анисимова поехала в Кострому учиться на дизайнера по интерьерам. Но планы пришлось скорректировать: в колледже не оказалось общежития. Старший брат Николай заканчивал последний курс, и семья не потянула бы аренду квартиры. Поэтому взрослую жизнь Ира начала с изучения парикмахерского искусства.
[:same:]
Она никогда не жаловалась на головные боли, но однажды потеряла сознание. И оказалась в реанимации. И узнала, что в ее голове – опухоль.
– Это случилось 28 января 2014 года, – вспоминает мама Иры. – Она только уехала после каникул учиться, прошло недели две. Ночью позвонила, сказала, что в реанимации. Утром я поехала в больницу, поговорила с врачом. Думали, у Иры эпилепсия. Сделали томограмму головного мозга. Врачу она не понравилась, и нас направили на МРТ. А после – в костромскую областную больницу. И там нам сказали, что у Иры опухоль головного мозга.
Конечно, они – Елена Леонидовна и Ира – не верили в диагноз. Думали, что ошибка и надо перепроверить.
10 марта они поехали в Москву, в НИИ нейрохирургии имени Бурденко. Там сделали биопсию. Предварительный диагноз подтвердился: глиобластома. Неоперабельная опухоль головного мозга.
– У меня, конечно, истерика, – рассказывает Елена Леонидовна. – Я сутки проревела.
У Иры начали отказывать ноги, потом руки. Она перестала есть, ходить, не могла перевернуться. Потом пришлось заново учиться пить – сначала через соломинку, потом через соску.
Ира прошла через все, через что проходят онкобольные.
[:image:]
– Чтобы не платить деньги за прием в Москве, нужно получить направление, – рассказывает мама Иры. – Для этого я с документами должна съездить в Кострому к нейрохирургу, он скажет, когда приехать за направлением – через неделю или позже. Потом с ними надо ехать в департамент здравоохранения, потом мне скажут, когда их забрать. Надо мотаться из одного конца города в другой. То у них неприемный день, то обед, то часы приема закончились... Вот такая жизнь.
Нет сил доделать дерево
Сегодня Ира чувствует себя нормально. Она хорошо разговаривает, у нее не болит голова. Врачи говорят: «Без динамики». Это значит, что опухоль не растет, но и не уменьшается.
[:rsame:]
Пока Ира спит, Елена Леонидовна показывает ее фотографии. Одна сделана год назад, и узнать Иру невозможно: из-за приема гормональных препаратов она сильно располнела.
– Я стараюсь с ней не разговаривать о диагнозе, – признается Елена Леонидовна. – Она не спрашивает, но все знает – прочитала в интернете.
У Иры есть страничка в социальной сети, на которую она заглядывает раз в несколько дней. Школу в Шахово давно закрыли. Все друзья учатся в Судиславле или Костроме, в гости заходят редко, и интернет – единственная возможность пообщаться. Одну из фотографий с химиотерапии Ира подписала так: «Перетерплю! Я все смогу! Нет, я не плачу! Да, я смеюсь! Сквозь боль, обиду и страдания я буду все же улыбаться!»
Все стены квартиры Анисимовых увешаны картинами из бисера. Их Ира стала делать после выписки: развивала моторику, потому что руки не слушались. Сейчас сил уже нет совсем, и бисерное апельсиновое дерево счастья так и осталось недоплетенным.
[:image:]
Когда Ира просыпается, я прошу разрешения сфотографировать ее. Она машет головой и прячется под одеяло. После химиотерапии выпали волосы. Гулять Ира ходит в парике.
Я спрашиваю ее про Жанну Фриске, которая борется с такой же болезнью. Ира говорит, что не следит за ее жизнью и вообще слушает другую музыку.
– Мне нравятся «Расмус», «Ария», HIM, «Аматори», – тихо перечисляет она.
Посреди нашего разговора у нее начинается эпилептический приступ. Ира перестает говорить, и мы с Еленой Леонидовной выходим на кухню, чтобы не беспокоить ее. Мама плачет:
– Мне тяжело, что она не может вести нормальный образ жизни. И когда приступы тяжелые, страшно.
[:same:]
Ей уже приходилось переживать подобное. Восемь лет назад ее 11-летний сын Коля попал в аварию – ехал с другом Сашей на мотоцикле, их сбил «уазик». Друг умер на руках у Коли, а ему самому чуть не отняли левую руку. За полгода мальчику пришлось перенести три операции, наркоз «посадил» сердце.
«А в провинции – не люди?»
Внизу на лестничной площадке стоит инвалидная коляска. Мама с Ирой стараются гулять каждый день, а коляску на второй этаж таскать тяжело. Ира сама спускается и поднимается, но быстро устает. Во время таких прогулок, бывает, им никто не встречается. Шахово – село маленькое. Остановка, магазин, садик и церковь – вот и вся сельская жизнь.
Ира снова спит. На ее груди свернулась клубком кошка Клеопатра. Говорят, кошки чувствуют болезни и умеют их отгонять. Елена Леонидовна в это верит.
Она рассказывает о своей жизни: о том, как больше 20 лет назад семья приехала в Шахово с надеждами на светлое будущее – когда-то здесь был добротный совхоз. Сейчас нормальной работы нет и большинство шаховцев нигде не работают. Собирают ягоды, грибы и продают в Судиславле или в Костроме. Папа Иры получает около 10 тысяч рублей. Елене Леонидовне пришлось уволиться из-за Иры. На двоих они получают 17 тысяч – пособия по инвалидности и по уходу за инвалидом. Помогают старенькая бабушка, которая живет на другом краю Костромской области, Коля, который ездит на заработки в Москву, и иногда старший сын Артем. Но у него своя семья и ипотека.
[:image:]
Елена Леонидовна не жалуется, просто удивляется.
– В рентгенорадиологии вместе с нами лежала бабушка с внучкой Анфисой, – рассказывает женщина. – Они москвичи. Однажды другому ребенку понадобилось дорогостоящее лекарство, он был при смерти. Но больница его дает только москвичам. И сами врачи пошли на хитрость – выписали лекарство на Анфису. Когда бабушка узнала, она закатила скандал. С ней никто не общался. Я не понимаю, если твой ребенок может обойтись – жалко, что ли? Да выписывай на меня хоть сколько. Получается, если у тебя московская прописка – ты человек. А в провинции – не люди?
Не может она забыть и врача из Судиславля, который, когда они брали справку на академический отпуск для Иры, спросил: «Вы надеетесь, она еще встанет на ноги?»
– Я не надеюсь, – ответила Елена Леонидовна. – Я знаю.
Только этим они сейчас и живут.
/от редакции
На лечение Иры уходят большие деньги. В июле, например, семья потратила больше 60 тысяч – Ира с мамой ездили в Санкт-Петербург на ПЭТ и МРТ. Каждая поездка в Кострому в больницу – целая история: в автобус с коляской не втиснуться, поэтому приходится нанимать машину, а это еще 1000 рублей. В месяц у Анисимовых уходит около 25 тысяч рублей. В конце октября им предстоит поездка в Москву, на которую они начали копить еще несколько месяцев назад. Если вы хотите поддержать Иру, пишите на адрес редакции с пометкой «Для Иры Анисимовой» – все письма мы передадим; а если у вас есть возможность поддержать семью финансово, можно перечислить деньги на карту Сбербанка – 639002299001263210.
