Людмила Поргина: Из Ленкома высасывают последние силы. Театр Марка Захарова разрушается
Вдова Караченцова рассказала, как живётся легендарному театру под руководством Марка Варшавера после кончины Марка Захарова
О том, как живёт Ленком после кончины Марка Захарова, мало что понятно. Слухов много, а фактов – не очень.
Sobesednik.ru узнал у актрисы Людмилы Поргиной, что происходит сегодня в её родном легендарном театре.
– То, что говорят о Ленкоме, звучит как-то неутешительно. В том смысле, что Ленком теперь не тот, и вообще разрушается. Что на самом деле происходит?
– То, что происходит сейчас, не будет так понятно, если я не скажу, чем был Ленком. И для нас с Колей (с будущим мужем Николаем Караченцевым Людмила Андреевна познакомилась в Ленкоме. – Прим. Sobesednik.ru), и для вообще всех ленкомовцев.
В наш театр я пришла из МХАТа, от Ефремова. Великая Алла Тарасова, умирая, сказала: «Да. Иди. Туда придёт режиссёр, который поставил «Доходное место».
«Я видела, – чуть не кричу я, – этот спектакль!» Так вот, говорит Тарасова, он – будущее театра.
И хочу сказать, что Марк Анатольевич дал нам, актёрам, счастье испытать полёт. Он пришёл туда в сентябре 1973 года, ему было 42. Назвал нас всех по имени-отчеству и сказал, что мы все тут братья и сёстры, мы будем единым целым, будем спать на раскладушках в театре, обедать в театре, мы будем создавать новый театр.
Сначала мы думали: ну, наверное, это просто ля-ля-ля. А потом пришёл ансамбль «Рок-ателье», хористы, музыканты, мы начали репетировать и поняли – мы действительно единое целое. Так было много лет. Ленком был наш театр-дом. Мы там жили, работали, женились, рожали детей, и самое главное, что нашим лидером был Марк Захаров – уникальный человек.
У него были энциклопедические знания: он говорил с нами о Бердяеве, о Чехове, о Мережковском, о Гиппиус, о Пикассо… И он конкретно знал, что он хочет делать – спектакль за спектаклем.
Его другом и ближайшим соратником был Гриша Горин, который писал пьесы для этих спектаклей, с которым они разговаривали на одном языке и понимали друг друга с полуслова. Его соратниками были и композиторы Гладков и Рыбников, и Андрей Вознесенский, и Володя Васильев, гениальный балетмейстер, который Колю привёл на постановку «Юнона и Авось».
Это все были великие люди. И это было 47 лет Рая. С первых же спектаклей публика просто сносит двери в театре. Дежурит конная милиция. Крадут портреты актёров. Театр сразу стал культовым. Билетов было не достать. Мы, уходя ночью из театра, видели, как люди занимают очередь в кассу, чтобы утром успеть купить билеты. Студенты просили-умоляли пустить их на пол между рядами или вдоль стен, лишь бы только посмотреть спектакль.
В нашем театре жила духовная радость. Мы, может быть, этого ещё не понимали, но все творчество Марка было пропитано ею. Это было захаровское ощущение мира. Он видел и вглубь, и далеко вперёд. Руководить театром – было его предназначением. Захаров и Товстоногов в БДТ были творцами схожих масштабов.
– Ну и вы, ленкомовцы, тоже были не лыком шиты ведь?
– Леонов, Чурикова, Догилева, Янковский, Пельтцер, Ларионов, Гиацинтова, Броневой… Конечно, это гении. Но плеяда великих артистов Ленкома тоже, может быть, без Захарова не состоялась бы. Знаменитые ленкомовцы входили при Захарове в худсовет, где эти ребята кричали до крику – что нравится, что не нравится, что они думают…
Потом, через много-много лет, когда Марк Анатольевич стал плохо себя чувствовать, мы очень переживали, понимали, к чему всё идёт, но даже не знали, что мы потеряем. Не предполагали, что будет такой провал и обрыв в жизни Ленкома.
– В сентябре будет два года, как нет Захарова…
–… и почему в Ленкоме до сих пор нет худрука или главрежа? Нас все об этом спрашивают. Ленком действительно остался с одним директором, который взял на себя творческую функцию. Да, Марк Варшавер считает деньги, он ремонтирует театр – это хозяйственные вопросы, и он их умеет решать. Но он не творческая натура.
Да, он был помощником Марка Анатольевича, но он не был ни его другом, ни его соратником! Он не был Гришей Гориным или Вознесенским, это другой уровень. Но теперь он почему-то решает и художественные вопросы.
Убрали Певцова, Агапова, Захарову…
– А худсовет?
– Худсовет заслуженных ленкомовцев, который был при Захарове, остался в прошлом. Сейчас их никто не собирает. Это вообще ужас. Из худсовета убрали и Диму Певцова, и Ивана Агапова, и Александру Захарову. Даже не поговорив с ними. Просто вывесили объявление в коридоре, что их убирают из худсовета. Кто там теперь собирается, и собирается ли вообще, никто не знает. При Марке Захарове такого быть просто не могло.
– Людмила Андреевна, но Варшавер публично говорил, что сохранит традиции Захарова.
– Да. Когда мы хоронили Марка Анатольевича. Это было очень тяжело, мы были раздавлены. Возле гроба Захарова стоял Марк Борисович Варшавер. Мы продолжим, обещал он, традиции Марка Захарова, мы все сохраним. Говорил, что никогда не бросит Александру Марковну. А потом началось то, что я бы назвала временем Иуды Головлёва. Когда пышные клятвы сохранить и поддержать оборачиваются совсем иными вещами.
Наш директор говорил у гроба одно, а делает теперь совершенно другое.
Как только начался сезон, он убрал спектакль Захарова «Попрыгунья», тонкий, умный, гротесковый, где играл Витя Раков, где Саша Захарова играла замечательную роль. И тут же он ставит Саше дублёрш сразу в три других спектакля.
Вы когда-нибудь видели, чтобы Инне Михайловне Чуриковой ставили дублёрш? Народным артистам не ставят дублёров. Они уникальны. Марк Анатольевич работал с Александрой в этом спектакле, она его плоть и кровь и душа. Вместо захаровской «Попрыгуньи» поставили «Галатею», но она оказалась такой негодной, что её тут же закрыли – а это зря потраченные деньги.
Как такое может быть? А, оказывается, может – когда директор, не занимавшийся творчеством и тем более режиссурой, сам назначает и спектакли, и людей на роли. Для того чтобы продолжать традиции Захарова – а это музыкальность, пластичность, ирония и гротесковость постановок, это наш неповторимый ленкомовский стиль, – должно пригласить режиссёра, близкого Захарову по духу, таланту, взглядам, по знанию литературы, музыки, театра и философии. Но где он, этот приглашённый режиссёр? Нет и в помине.
Где экспериментальные спектакли на Малой сцене? Где наш оркестр? У нас теперь не ставится ни одного музыкального спектакля, которые так любил делать Марк. Чего стоила только «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», не говоря уже о «Юноне». И мне даже трудно представить, что сказали бы о нынешнем состоянии Ленкома Караченцов, Янковский, Леонов или Абдулов.
– Но в Ленкоме все же есть какие-то премьеры?
– Сделали «Вечный обманщик» по «Тартюфу». Директор говорит, что это гениальный спектакль. Но, как мне кажется, это совсем-совсем не так. Роли не разобраны, нет ни мольеровского юмора, ни сатиры на лживых лицемеров – ни малейшей крупицы того, что было в спектаклях Захарова.
– А что сейчас происходит с «Юноной и Авось»?
– Возят, как цирк-шапито, по городам и весям. Пока ещё там играет Дима Певцов. Но вот этой весной на роль графа Резанова Марк Варшавер ввёл Игоря Миркурбанова. Если бы он был Захаровым, он бы понимал, что это совершенно другая личность, другое обаяние.
Миркурбанов хорошо поёт, да. Но Резанов должен быть очень пластичен, в нём должен быть божественный свет, энергия и бесстрашие первопроходца, о чём говорили Вознесенский и Захаров.
Я не могу забыть глаза Коли, сколько в них было света, когда он играл Резанова, – зал вставал с мест в катарсисе…
Недавно я прочитала одну новую пьесу о царе Ироде – вот его-то Игорь Миркурбанов сыграл бы невероятно! Но это вопрос точного выбора режиссёром актёра на ту или иную роль. А Марк Борисович… у него нет и никогда не было этого нюха. Он может быть каким угодно директором, но он не худрук. И почему этот человек должен править театром, я не понимаю. Достойным актёрам нужны достойные режиссёры.
Какая честь убивать Ленком?
– А как и кем было принято решение о том, что директору будут делегированы полномочия художественного руководителя?
– Ленком в подчинении у департамента культуры Москвы. Но я, честно говоря, не понимаю какая честь им убивать театр, созданный Марком Захаровым и названный теперь его именем. О чём они думают? Где департамент и где Министерство культуры? Почему власти до сих пор ничего не предприняли, зная прекрасно, что Ленком просто разрушается? Может быть, так понимается дружба? В Ленкоме есть фитнес-зал, есть кафе, есть отличная сауна – и некоторые чиновники ходят в ленкомовскую парилку.
Меня все спрашивают, «что происходит, что происходит», а то и происходит, что разрушается то, что делал Захаров. Например, все помнят его «Поминальную молитву». Гениальный был спектакль. Марка Анатольевича просили его восстановить спустя 30 лет. Он не хотел.
– Почему?
– Я объясню. Захаров при мне объяснял журналистам, что невозможно войти два раза в одну и ту же воду. Во-первых, уже нет Гриши Горина, а пьесу надо под сегодняшний день подработать.
Во-вторых, Евгений Леонов тоже на небесах. У Евгения Павловича талант, как и у Коли, редчайший. Он был актёром необыкновенной солнечной доброты. С первых же его слов зал начинал плакать. Он одними глазами мог передать всю человеческую боль и всю любовь, которой он был переполнен.
Да с ним даже за одним столом было сидеть одно удовольствие. Помню, как он на гастролях, когда худел, звал: приходи ко мне есть морковку. Я ела с ним морковку, а потом говорила: «Ну всё, я пошла обедать с Колей». «Ну, иди-иди, – вздыхал Леонов, – я не палач». И через какое-то время приходил к нам и: «Ну дай мне супчику попробовать. Ой какой супчик! А вот это что, котлетка, да?»… Ну и всё, диета, до свидания.
А как мы с ним ходили на рынок! Он звал: ну, пойдём. И мы шли по рынку, и ему клали всё с прилавков так, без денег. Мы как-то, помню, в городе Кемерово даже до гостиницы не дошли с дарёными раками – их нам уже где-то по дороге сварили.
Мы под этих раков просидели всю ночь и вернулись на рассвете, когда нас уже искали с батогами в речке. Коля стоял бледный: «Я не знал, что сказать твоей маме. Ну а Ванда просто дала Леонову по морде и сказала «сволочь». «Ну Вандочка, прости, ну нас раками кормили».
Леонов был уникальный, и Марк Анатольевич просто не захотел без него восстанавливать «Поминальную молитву». Но он ставил другие спектакли, которые отвечали времени. Если бы Захаров сейчас ставил «Поминальную» заново, он бы её и сократил, и поменял ритм, он бы дал спектаклю движение, созвучное нашей жизни.
Но воля Захарова нарушена, и в Ленкоме всё-таки сделан ремейк «Поминальной молитвы». Сергей Степанченко хороший актёр, но у него нет леоновского свечения. И Олеся Железняк хорошая актриса. Но это абсолютно не захаровский спектакль. Это как картина и репродукция. Подлинник с тобой говорит, с ним можно и молчать, и плакать. А возле копии просто поцокаешь языком и поставишь галочку – да, видел.
– С одной стороны, директора можно понять – «Поминальная молитва» слишком знаменита, чтобы позволить добру пропадать. Но с другой стороны, это выглядит, как непочтение к мастеру.
– Это и поражает. Это выглядит именно так. И он не послушал мнения Саши Захаровой, которая говорила о воле отца. А у неё не только знаменитая фамилия, она имеет и опыт, и обоснованное мнение, и вес в театре. Саша Захарова была рядом с отцом, она питалась его мыслями, она может подсказать и сделать. Так почему не посоветоваться? И с ней, и с Певцовым и с Агаповым – с теми, у кого сердце болит за Ленком?
Скоро будет два года, как нет Захарова, и за это время Варшавер ни разу не зашёл к Александре, хотя их дома рядом. Она осталась одна, это такая тяжёлая потеря, так неужели нельзя зайти или хотя бы позвонить и просто вспомнить с ней об отце, расспросить её? Она же знает, что Захаров дальше собирался ставить, каких актёров в каких ролях он видел. Того же Серёжу Степанченко или Диму Певцова. Но нет. Вместо этого уничтожение и выдавливание из театра.
«Мы даже поговорить боимся»
– Но Марк Борисович говорил, что будет приглашать на постановки талантливых режиссёров.
– Режиссёры, которые приходят ставить спектакли, они же приходят один раз. Это какой-то набег. Прибежали, сделали, деньги забрали, убежали. А нужен дирижёр, который знал бы и первую скрипку, и вторую, и контрабас. Который собирал бы мощный оркестр, как Захаров.
Разве Марк Борисович этим дирижёрским талантом обладает? Он всегда считал деньги – да, у нас в театре хорошие унитазы, хорошие двери, у нас даже прачечная своя есть и почему-то у нас обосновался продюсерский центр Янкловича, хотя мы на госбюджете. И Янклович принимает решение, что ставить в нашем театре, хотя он у нас не работает. Какое отношение он имеет к Ленкому и что делает в нашем театре? Высасывает последние силы?
Наверное, речь а каких-то очень высоких доходах, потому что антреприза его продюсерского центра на сцене какого-нибудь ДК стоит две тысячи, а та же антреприза, но названная «спектаклем», на сцене Ленкома стоит уже семь тысяч.
Это же всё понятно. Но мы-то говорим не об унитазах и не о бизнесе, а о творчестве.
Вот почему в БДТ все знают Товстоногова, но никто не помнит, кто там был директором.
– Складывается такая картинка, что театр захватил Карабас-Барабас, но почему его все боятся?
– А как не бояться актёру, человеку зависимому? Ему могут дать роль, а могут не дать или вообще уволить. Как сейчас роли Захаровой отдаются дублёршам. При этом Саша прекрасно выглядит, у неё прекрасное лицо, прекрасная фигурка. Делается это беспардонно – без предупреждения, просто вывешивают в расписании другую фамилию. Так возьмите нож, да зарежьте сразу, если вам мешает то, что она Захарова.
У Димы Певцова тоже нет новых ролей. Не удивлюсь, если из-за его хорошего отношения к Саше. Я в шоке, в частности, от того, что мы даже поговорить о происходящем не можем – только где-то вдали от театра, иначе донесут. В нашем театре-доме сейчас холодно.
Я-то человек, не боящийся Марка Борисовича, потому что за мной стоит гений, за мной стоят его друзья, в том числе и те, кто уже ушёл. Но если он захочет меня выгнать из театра, ну что ж, это будет ещё одним пятном на его совести. Но понимаете, такой захват театра – это захват душ человеческих. Ну а в интервью Марк Борисович говорит о том, какой он добрый и отзывчивый, как он помог, например, Поргиной и Караченцову, как выплачивал нам зарплаты.
«Нас обманули!»
– А разве этого не было?
– Я вам скажу, что было на самом деле. Два года после катастрофы Коля был на бюллетене. После чего Марк Варшавер объявил, что получил бумагу о том, что Караченцов по результатам обследования признан инвалидом без права работы. Поэтому, мол, заберите его трудовую книжку из театра. Как же так, говорю, Караченцова же никто в действительности не обследовал! Эта бумага – фальшивка.
Мало того, эту бумажку показали Коле и он просто плакал: «Почему они так со мной поступили?» А я заплакала уже от обиды за него – нас обманули. Вот так и привыкаешь к борьбе. Я звоню Генриху Падве, у которого учился наш сын Андрей, и прошу помощи. И мы добились врачебной комиссии. Мы с Колей возвращаемся с фестиваля театральной песни, где он был председатель жюри, являемся на эту комиссию, и два часа Караченцов им читает стихи! Так, что врачи были потрясены: «Мы оставляем первую группу, поскольку травма слишком серьёзная, но с правом работы».
Я хватаю эту резолюцию и бегу в отдел кадров. И вдруг звонок от директора. «Да, Марк Борисович. Что я делаю? Я восстанавливаю Караченцова в нашем театре. По заключению комиссии. А это уже не четыре тысячи народному артисту Караченцову по инвалидности.
Тогда Варшавер вызывает меня и говорит: «Знаете, Людмила Андреевна, хочу вам сказать, что вы не нужны театру». Он так решил. Я ушла, но обратилась за помощью наверх.
Ему позвонили и указали: значит так, у вас работает народный артист Караченцов и работает заслуженная артистка Поргина. Вот так всё было. Это не он мне платил зарплату, это я не дала убить себя. А он везде говорит, как он «помог».
– Как вы думаете, от кого и от чего зависит решение проблемы Ленкома?
– Спасти Ленком можно только одним способом: отстранить от творческой деятельности директора и назначить художественного руководителя или главного режиссёра. Мы с Колей люди творческие, поэтому ходили во все театры даже в самые маленькие. Я могу сказать, что хорошего режиссёра можно найти. И актриса Саша Захарова могла бы быть художественным руководителем.
Как мог быть прекрасным художественным руководителем актёр Кирилл Лавров, удивительно приличный человек, который после Товстоногова сохранил его театр. Он звал на постановки хороших режиссёров, чтобы сохранить эстетику БДТ. Хотелось бы обратиться за помощью к Собянину. Он мог бы не дать погибнуть театру. Марк Захаров в последнее время, по-моему, предполагал, что когда он уйдёт, тьма восстанет. Он подозревал, что это может случиться, если театр попадёт не в те руки.
Но я все же думаю, что этого не случится – Господь этого не допустит. Я уверена, что правда и справедливость в этом мире существуют.
