Фото с историей: Райкин не весь в белом

Фотограф Валерий Плотников поделился вспоминаниями о семействе Райкиных и рассказал нам историю уникального снимка

Фотограф Валерий Плотников поделился вспоминаниями о семействе Райкиных и рассказал нам историю уникального снимка.

Я был знаком с Аркадием Исааковичем страшно сказать как давно. И снимал его еще в ту пору, когда он моментально переодевался за кулисами и менял маски. Я бывал у него в гостях, знал и Руфь Марковну, и Котю – еще очень-очень юного.

И сделать портрет Аркадия Исааковича не на сцене, а в каком-то спокойном приватном интерьере мне давно хотелось. Аркадий Райкин – человек известный, артист штучный и вообще интеллектуал, – и я думал, что его квартира (тогда он жил в Ленинграде) должна быть особенной. С Брокгаузом и Ефроном, золотыми книжными обрезами, с эрмитажными картинами. Скоро выяснилось, что Аркадия Исааковича мало волновала степень роскоши, потому что его квартира на Каменноостровском проспекте выглядела лаконично: и вместо картин – на стенах там висели огромными блямбами майоликовые или глиняные блюда, которые, видимо, Райкину дарили на гастролях.

Но это был не тот интерьер, в котором я мечтал снять Райкина.

Потом Аркадий Исаакович переехал в Москву, и я подумал, что по прошествии многих лет что-то изменилось. Но ничего подобного! В новой квартире Аркадия Исааковича всё было по-прежнему, только прибавилось много-много всяких фигурок и фиговинок.

И вот уже почти на исходе лет и дней Аркадий Исаакович приезжает в Петербург на гастроли со своим «Сатириконом». И я, придя на спектакль во Дворец культуры им. Горького, вдруг увидел на огромной сцене какие-то элементы той райкинской квартиры из моего замысла. И я понял, что там можно собрать маленький уютный уголок для съемки.

Раскрыта тайна смерти Аркадия Райкина

Ну а Аркадий Исаакович, к сожалению, тогда был уже очень слаб. Его сил хватало только на спектакль. Выглядело это так: он тихо-тихо ходил, тихо-тихо говорил, потом резко «включался», выходил на сцену, быстро, громко и отчетливо отыгрывал мизансцену, выходил за кулисы – и опять становился тихим и шелестящим. И я понимал, насколько чудовищно было, пользуясь хорошими отношениями, просить его потратить энергию на съемку. Но тем не менее, каюсь, я припёр Аркадия Исааковича к стенке: ему было неудобно отказать и он согласился выделить мне 15 минут перед началом спектакля. А спектакли – это очень важно! – Райкин начинал ровно в 19:00, не позволяя себе ни минуты опоздания.

В первом отделении он должен был выступить в обычном костюме с галстуком-«селедкой», а во втором – в белом костюме. Я говорю: «Аркадий Исаакович, пожалуйста, для съемки нужно надеть вот этот белый, который мне нравится!»

Договорились. Я ставлю свет, камеры, выстраиваю мизансцену, разгребая все ненужное, маскирую фанерную стену и старые обои картиной... Ровно без пятнадцати семь появляется Райкин – и тут у меня внутри все рухнуло! Он – в сером костюме и «селедке».

«Аркадий Исаакович! Мы же договаривались, что вы белый костюм наденете». А он на голубом глазу: «Как, Валерочка, разве? Я шо-то не помню». И я, понимая, что все летит к черту, тащу его переодеваться.

И тут начинается страшное. В этом ДК от сцены до гримерной, а потом обратно – это семь верст! Но я думаю о вечности, поэтому беру его под локоток, благо мне это позволяет наша дружба, и веду. Идем медленно, конечно, а мне в спину летят проклятия, потому что все понимают, что у Аркадия Исааковича силы рассчитаны, как в аптеке. А Люся-костюмерша – была такая у Райкина, вечная, а-ля Нонна Мордюкова – шла по пятам и грозилась меня убить.

Словом, пока туда и обратно, у меня остается на съемку минуты три. Как я изловчился все сделать, не знаю, но я был мокрый, как корабельная мышь. Только я за камеру – вижу: бабочка у Райкина съехала набок. Поправить невозможно – Люся-костюмерша уже готова меня зарезать.

«Уф! Снял!» – думаю. Но Костя, который уже работал у отца в театре, говорит: «Слушай, а сними меня рядом с отцом – у меня ни одной такой фотографии нет». И пока я пристраивал Котю в мизансцену, от спектакля были украдены еще минут семь. Я, как спринтер, сгребаю свою аппаратуру, Аркадий Исаакович тут же переодевается, и спектакль наконец начался.

Этот снимок висит и в театре «Райкин Плаза» в Марьиной Роще, и в Питере, в гримерке Аркадия Райкина в Театре эстрады, и даже, как мне сказали, это изображение есть на памятнике на кладбище. И хотя я такую идею не одобряю, но все-таки понимаю, что не зря я тогда Аркадия Исааковича мучил.