Кира Прошутинская: Я была на грани того, чтобы уйти из жизни или стать инвалидом

Ведущая программы «Он и Она» на канале ТВЦ Кира Прошутинская на телевидении уже более полувека. Работала в молодежной редакции, где создала такие культовые передачи, как «Взгляд» и «12 этаж», а в конце 1980-х вместе с супругом Анатолием Малкиным открыла телекомпанию АТВ, выпустившую более 130 оригинальных программ. «Собеседнику» Прошутинская рассказала о своей болезни, о том, почему редко смотрит сегодня телевизор и как относится к политикам.

даты биографии

• 1967 – принята в штат молодежной редакции Центрального телевидения Гостелерадио СССР на должность корреспондента
• 1968 – окончила факультет журналистики МГУ по специальности «литературный сотрудник радио и телевидения»
• 1988 – совместно с супругом Анатолием Малкиным создала телекомпанию ATВ
• 1989 – стала ведущей авторской программы «Пресс-клуб»
• 2001 – лауреат Государственной премии Российской Федерации

Пугачева умеет дружить и помогать

– Кира Александровна, недавно посмотрел ваше интервью с Владимиром Познером в программе «Он и Она». Очень было интересно, спасибо. В конце передачи было подписано, что производство студии «К & Co»…

– Да, это маленькая наша компания.

– То есть телекомпании АТВ уже не существует?

– Нет, существует. Но мы живем отдельно.

– Это случилось в 2012 году, когда вы развелись с супругом Анатолием Малкиным?

– Да.

– И больше с ним не общаетесь?

– Иногда общаемся.

Послушайте, скажу вам так: мы прожили 28 лет. Это были очень хорошие времена, совместное творчество, совместные переживания, открытия, строительство телекомпании, была взаимная радость, прекрасные друзья. Поэтому, что бы ни произошло, я не буду говорить публично.

Единственное, что могу сказать: он не выдержал испытания моей болезнью. А так я ему благодарна за все эти годы. Я не люблю женщин, которые, расставаясь с мужем, с удовольствием рассказывают о нем плохое.

– О вашей болезни ходили слухи. Можно ли услышать о ней от вас лично?

– Если вкратце, все началось с какого-то прыщика на носу. Один профессор сказал, что «все само собой пройдет». Но наступил тот момент, когда я пришла в онкологический центр на Каширском шоссе, где мне сказали: «Чего вы ждали столько времени? Немедленно на операцию». И было восемь операций. Все было на грани того, что уйду из жизни или стану инвалидом. Честно говоря, мне было страшно!

Сколько труда и таланта потратили доктора, чтобы восстановить меня! Они сказали, что ситуацию спасло мое легкомыслие: я так устала, что во всем полностью доверилась врачам и расслабилась. Хотя и они не были до конца уверены, что я вернусь в профессию.

– Кто в этот момент поддерживал?

– Были такие люди. Например, Алла Пугачева (Кира Прошутинская училась с ней в одной школе. – Ред.). И настоятель русской православной церкви Святителя Николая в городе Бари, в Италии, отец Владимир, с которым она когда-то познакомила меня. Когда я лежала после операции, он вдруг мне позвонил. Причем позвонил просто так, не зная, что у меня проблемы со здоровьем. Такая мистика. И с этого момента он меня поддерживал в те полгода болезни и операций. Спасибо ему и Алле – они умеют дружить и помогать.

Мне кажется, что я белая и пушистая

– Вы в своих передачах часто заходите на личную территорию героев, а себя называете закрытым человеком. Эгоизм какой-то получается…

– Вы правы, получается, что в этом смысле я эгоистка. А может быть, нет пока такого человека среди моих коллег, которому мне захотелось бы рассказать о себе. Наверное, надо суметь добиться отношения к интервьюеру, когда ему доверяют. Мне – доверяют, простите за нескромность! У меня было 160 программ с героинями-женщинами и порядка 12 программ с мужчинами. И я могу гордиться, что никто из них на меня не обижен. Хотя передачи достаточно откровенные.

Я понимаю, что жизнь, особенно у женщин, настолько сложная, настолько противоречивая, столько обид, столько боли, что, если человека еще и безжалостно убивать бестактностью, откровенного разговора не получится. Но когда люди видят искреннее расположение собеседника, они сами захотят рассказать и для этого не нужно каких-то специальных усилий или жестких вопросов. Хотя Людмила Гурченко однажды мне сказала: «Никто не умеет так задавать жесткие вопросы мягким тоном, как вы». Но себя нам трудно оценивать – мне-то кажется, что я вполне «белая и пушистая», а со стороны, наверное, виднее…

– «Женщина менее разговорчива, чем мужчина», – говорили вы в одном интервью. Почему сделали такой вывод?

– Мы более закрыты. Мне кажется, наша жизнь сложнее, чем мужская. Многим женщинам, которым «за...», гораздо трудней, чем мужчинам, начать новую жизнь, найти новую любовь. Недавно смотрела какой-то записанный много лет назад телевизионный концерт. Показывают зрительный зал, в котором находятся примерно пятьдесят процентов мужчин и пятьдесят процентов женщин. А теперь, обратите внимание, у нас и в театрах, и на концертах, и на разных телешоу – сплошная женская аудитория. Мужчин крайне мало. Почему? Не знаю, не могу понять, куда исчезают так необходимые женской половине человечества мужчины. Грустная ситуация.

Селедочка для Жванецкого

– Недавно закрылась передача «Дежурный по стране», где много лет выступал Михаил Жванецкий. Вы же с супругом ее придумали и начинали выпускать. Не из-за цензуры ли программа теперь не будет выходить?

– Нет, это не так. Мне кажется, Михаил Михайлович почти за 20 лет передачи устал, к тому же у него до сих пор напряженный концертный график. Последние выпуски я не смотрела, но помню, какой праздничной для АТВ была эта программа.

Съемка заканчивалась, после нее мы всегда собирались в кабинете и превращали стол для переговоров в стол для ужина. Наш маленький ресторанчик в телекомпании готовил любимые Жванецким котлеты, гречневую кашу, селедочку, картошечку, ставили водочку. Михаил Михайлович был счастлив! Он человек чувствительный, как все талантливые люди, мнительный, иногда обидчивый, поэтому хотелось ему еще раз подтвердить нашу любовь и восхищение. Ведь сколько бы любви ни дано каждому из нас, ее все равно не хватает. В этом смысле мы все «жадные». Вот и ему было так важно чувствовать, что мы его любим.

– Кира Александровна, а вам сегодня совсем неинтересно смотреть телевизор?

– Я смотрю, но мало. То, что вижу, часто смотрится и звучит оскорбительно. С моей точки зрения, нет этики, настоящей журналистики, а вот непрофессионализм, плохой русский язык, вседозволенность, к сожалению, присутствуют часто. К тому же мало нового.

Иногда замечаю, что многое из того, что мы придумали когда-то с Малкиным в АТВ, так или иначе трансформируется, пережевывается и опять выдается. Смотрю информационный канал «Известий», который дает новостей иногда гораздо больше, чем федеральные каналы. Иногда смотрю ток-шоу «Пусть говорят» и «Прямой эфир», потому что бывают интересные коллизии, характеры и судьбы. Если это только реальные герои. Когда чувствую подставы, уже не смотрю.

– Владимир Познер сказал, что профессия журналиста в России закончилась…

– Она стала очень приблизительной. К тому же коммерция диктует свои правила. Например, моя передача «Он и Она» нерентабельна. Она очень душевно затратная, поэтому мы ее пишем два-три раза в месяц. А мои коллеги пишут иногда по четыре программы в день. Из-за этого качество заметно теряется, но «конвейерные» передачи, в отличие от моих, гораздо выгоднее.

Зато программы, которые мы производим с моими прекрасными редакторами-профессионалами, можно смотреть не один раз – так тщательно мы работаем.

Опасно, что журналисты сами себя стали цензурировать…

– Вы же работаете на телевидении более 50 лет. Можно ли сравнивать телевидение тех лет и сегодняшнее?

– Когда еще училась в университете, меня взяли в штат молодежной редакции ЦТ. Что было очень удивительно! Помню, все гадали, чья же я родственница. Просто еще на втором курсе я уже работала на телевидении, меня заметили, а на пятом зачислили в штат. Тогда в редакции было столько открытий: «Алло, мы ищем таланты!», «КВН», «А ну-ка, парни!», «А ну-ка, девушки!»… Все, что делала молодежная редакция, как-то пригодилось и в наше время… Конечно, сегодня телевидение стало роскошней, оно технически несопоставимо с тем, что делали мы «на коленке».

– Потом вы работали и над нашумевшей в свое время передачей «Взгляд», где звучала критика власти и показывали больные моменты нашего общества. Как вы думаете, сегодня такая программа возможна?

– Нет, к сожалению. Потому что сейчас журналисты сами себя стали цензурировать, что очень опасно и трагично для профессии. Когда рационально просчитываешь, что можно, а что нельзя, что пройдет, а что нет... Наверное, это генетическая память родом из Советского Союза. А еще люди боятся потерять статус, деньги, работу...

Мне легче, я больше не веду политические программы. Последней передачей в этом плане была «Народ хочет знать»… Я всегда делала то, что мне интересно. Сегодня это передача «Он и Она». В ней душа, психология, судьбы человеческие. Цензуры никакой у меня нет, только думаю о том, чтобы не обидеть героя, не навредить ему. Может быть, и во вред программе – иногда меня коллеги упрекают, что я убираю пикантный эксклюзив во вред программе.

Например, когда я делала передачу «Жена», понимала, что какие-то откровения могут поссорить супругов, и я эти эпизоды не оставляла. Есть несколько принципов в работе, которые я стараюсь не нарушать: не навредить герою, подстраивать себя под работу, а не работу под себя, любить слушать ответы людей, а не свои вопросы к ним.

– Еще в 1990-х была программа «Будка гласности», где каждый мог сказать все, что он думает…

– Это в свое время придумали Ваня Кононов и Лёша Гиганов. Кстати, не так давно мне позвонили с какого-то федерального канала и спросили: «Вы не возражаете, если мы возобновим эту идею?» Даже интервью у меня взяли. Я обрадовалась, что прекрасная идея может быть востребована – это ведь своеобразный срез настроения общества. У нас же эта будка была переносная, ее сделали на заказ, и мы ее ставили, где хотели, даже на Красной площади. Каждый мог там сказать то, что хотел, и никакой цензуры. Мне кажется, сегодня такую программу сложно выпустить… По-моему, новую «Будку гласности» так и не возродили. А жаль!

Не верю политикам – ни либералам, ни депутатам

– Вы сказали про самоцензуру. Но ведь это не от хорошей жизни?

– Конечно, я уже сказала, что люди стали жестко цензурировать себя и тех, кто приходит на политические ток-шоу, опасаться высказать то, что им кажется. Когда я вижу ведущих, которые говорят больше, чем те, кого они приглашают, то думаю: зачем гости в студии, если ты сам знаешь ответы на все вопросы?!

Недавно у меня в передаче «Он и Она» был писатель Захар Прилепин, который считает, что многие ведущие сегодня симулируют интеллект, образованность, знания. К сожалению, он прав! И еще: я не уверена, что ведущий, особенно политического ток-шоу, должен высказывать свою точку зрения – это не его дело. Он должен выяснить, выслушать все точки зрения на проблему, а зритель пусть уже сам решит, с чем он согласен или не согласен. Если помните, в наши программы «Пресс-клуб» или «Народ хочет знать» мы всегда приглашали людей с разными мнениями и разными точками зрения и пытались вместе разобраться.

• Захар Прилепин: Я всегда был крымнашист и имперец

– Когда вы поняли, что уходите из политического телевидения?

– В 2012 году, когда на ТВЦ мне сказали, что устали от моей программы «Народ хочет знать». А почему? Не знаю. Думаю, что наши руководители на телевидении иногда больше боятся, чем нужно… Работать в таких условиях мне некомфортно.

С другой точки зрения, считаю, что, если человек работает на канале, он обязан соблюдать корпоративную этику. Не нравится – не работай на этом канале. У меня победило желание сохранить себя, снова делать те программы, в которых можно быть абсолютно искренней. В свою неполитическую программу политиков не зову. К сожалению, я им не верю. Ни либералам, ни депутатам.

И тогда Градский закричал: «Журналюги…»

– Если не ошибаюсь, именно у вас в «Пресс-клубе» впервые прозвучало выражение «журналюга»?

– Даже помню, как это было. На тот выпуск мы пригласили членов ГКЧП. Те сказали: что бы ни произошло, они уйдут из студии ровно в 20:00, где-то у них была назначена еще одна встреча. И я об этом знала. И вот на программу пришел какой-то случайный человек (а у нас было свободное посещение, часто и сама не знала, кто будет в студии), который сказал что-то неприятное этим гэкачепистам. А было как раз уже восемь часов вечера, то есть их час «икс». Они демонстративно «обиделись», встали и ушли.

И потом вскочил Александр Градский, который решил, что гости ушли из-за оскорбления того случайного человека, и гневно, темпераментно прокричал: «Вы все журналюги…» Это выражение ушло в народ. Градский тогда нашел обидное, но точное определение не лучшим представителям нашей, одной из древнейших профессии.

– Вы тоскуете по своим передачам?

– Мне иногда хочется что-то из них посмотреть, как это было. Иногда какие-то кусочки просматриваю в интернете и понимаю, насколько это интересно, весело, остроумно. Я даже не могу понять, почему сейчас свежих идей так мало на телевидении.

Однажды я спросила Градского: «Почему на нашей эстраде последние лет пятнадцать нет шлягеров?» Он ответил: «Комбинации нот закончились». Может, на телевидении то же самое?! На АТВ не было ни одной покупной лицензионной программы, всё придумывали сами, интуитивно понимая, что нужно и интересно зрителям.

Хочу выйти из состава телеакадемии

– Много споров вокруг телевизионной академии, которая учредила премию «ТЭФИ». Вы же член этой академии?

– Скажу честно: я хочу выйти из состава академии, потому что сегодня я не понимаю смысла в ее работе. Мы больше не влияем на телевизионную программную политику, на качество программ. Мы как одноразовый электорат, которому раз в год велят отсмотреть огромное количество передач. Но все понимают, что всё отсмотреть физически невозможно. Значит, наше голосование – фикция. К тому же непонятно, кто и по какому принципу эти программы отбирает. Раньше все это было более объективно, честно и прозрачно.

– Кира Александровна, вы ведете дневники. Но сказали однажды, что их не опубликуете. Почему?

– Я там не пишу о себе, о своей личной жизни. Только то, что мне бывает интересно, о каких-то встречах, событиях, людях.

Понимаете, притом что я действительно хорошо отношусь к людям, это не значит, что я такая прекраснодушная и не вижу сути человеческой. Иногда мои наблюдения бывают не самыми приятными, довольно жесткими и ироничными. Понимаю, что у кого-то они вызовут обиду. Но меня оправдывает то, что я с такой же иронией в этих дневниках отношусь и к себе. Так что пусть пока эти дневники остаются только для меня.

* * *

Материал вышел в издании «Собеседник» №01-2020 под заголовком «Кира Прошутинская: Я была на грани того, чтобы уйти из жизни или стать инвалидом».