Дмитрий Глуховский: Путин одержим властью

Дмитрий Глуховский, которому недавно исполнилось сорок, один из самых популярных писателей России.

На днях в прокат вышел фильм «Текст», снятый по его одноименному роману и его же сценарию. И книга, и фильм точно попали, как говорится, в нерв нашей сегодняшней жизни, о которой мы с писателем и поговорили.

даты биографии

• 1979 – родился 12 июня в Москве
• 2002 – начало работы на канале «Евроньюс» в Лионе
• 2005 – вышла первая книга «Метро 2033»
• 2007 – сделал первый в мире телерепортаж с Северного полюса
• 2017 – написан роман «Текст»

– Дмитрий, как вы отнеслись к предложению ввести смертную казнь?

– Ну вообще, у нас в стране она есть и она применяется. Я считаю, что убийство Бориса Немцова и Анны Политковской – это смертная казнь. Внесудебная казнь активно практикуется в Чечне для подавления инакомыслия и исламистского подполья. Были слухи и о том, что там наводили порядок в вопросах гомосексуализма таким образом.

А что касается закона, то я уверен, что в нашей стране смертную казнь ни в коем случае восстанавливать нельзя – у нас отвратительная, тяжелая история смертной казни в отношении кого угодно, но только не действительно виновных. Тем более что в нашей системе пожизненное заключение в тюрьме является гораздо более тяжелым наказанием, чем смерть. Вообще, я уверен, что вброс дискуссии о смертной казни – это очередная операция по отвлечению внимания населения от какой-то темы.

Люди осознали, что с Крымом их надурили

– Возможно, это отвлекает внимание от приговоров по «московскому делу». Что, по-вашему, меняют в стране протестные акции?

– Во-первых, они являются важным барометром общественного мнения, поскольку в стране установлен авторитарный режим, который пытается без необходимости к реальным репрессиям не переходить. С другой стороны, если власть симулирует уступку, то потом за этим следуют жесткие меры, однозначно направленные на заморозку ситуации.

Самая большая проблема системы заключается в том, что она не может быть реформирована, потому что это приведет к потере кресел, а возможно, и голов людей во главе этой системы. Они боятся либерализовать даже экономику, потому что это приведет к восстановлению независимого среднего класса. А там и крупный бизнес тоже захочет большей независимости от государства. Поэтому Путину нужно, чтобы все были бюджетники. Тогда все будут лакать из общего корыта, куда путинское окружение будет бросать объедки и наливать помои – вот тогда все будет хорошо.

– Удастся ли задавить протестные настроения? Может, мы уже достигли стадии смирения?

– Нет. Никакого смирения нет. Я думаю, что, наоборот, бурлит под крышкой.

– В 2011 году тоже бурлило – и что?

– В 2011-м выходил упитанный средний класс, преимущественно в Москве. Это был кризис самоуважения среднего класса. Это были люди, которым в течение четырех лет обещали модернизацию и будущее, а потом плюнули в лицо и сказали: мы пошутили, будет Путин и прошлое. То есть поступили с людьми, как с отбросами, а не как с гражданами. Вот они и вышли.

А сейчас будут совсем другие люди выходить – люди, которым нечего жрать. Я в своих поездках по городам и весям вижу, что никакой былой восторженности от Путина и бравады по поводу Крыма нет. Людям уже даже неловко хвастаться, что они туда ездят отдыхать. Они уже осознали, что их надурили. А ведь раньше, когда я об этом говорил, мне плевали в глаза, говорили: как ты можешь, мы тут поднимаемся с колен, и Путин красавчик. Ну вот, вуаля.

– Тут вообще уже полная гармония наблюдается. И у людей уже нет трепетного пиетета к власти, и власть народ презирает, откровенно считая его дебильным. Путин уже давно сказал, что ему не с кем и поговорить, после Ганди.

– Путин окружает себя людьми по принципу личной преданности. Они неумны, некомпетентны, но лояльны. И если бы Путин был уверен в тех рейтингах, которые ему рисуют, он бы не окружал себя только друзьями детства, которые сами по себе довольно ничтожны, но стали в одночасье долларовыми миллиардерами и всецело ему преданы, потому что понимают, что, как только он исчезнет, они тоже исчезнут.

Но если ты себя окружаешь верными идиотами, то тебе с ними не о чем поговорить. Путин-то человек, конечно, совсем не глупый, только он не решает задачу прогресса и попадания России в XXI век. Единственная задача, которую решает Путин на самом деле – это продолжение пребывания у власти и сохранение системы, где у него, его детей и у людей, которых он привел к власти, будут гарантии. Всё остальное для него вторично.

Человек одержим властью – это совершенно очевидно. Он же фактически записал страну на себя. А что касается населения, то оно просто очень наивное и скверно образованное. Вместо того чтобы объяснять, как устроен мир, ему промывают мозги и внушают страх перед американцами, гомосеками, НАТО и пятой колонной. И конечно, когда ты используешь чудовищную мощь государственного телевидения, то какое ты хочешь население получить?

В любом человеке заложена тяга к развитию. Но любого человека точно так же можно вбить головой в песок и объяснить ему, что миром правят жидомасоны и педерасты, а у нас счастливая страна удивительных сияющих духовных скреп. А потом такому населению действительно стремновато доверять выборы. Потому что кого они выберут?

– Все безнадежно?

– Сделайте на 10 лет телевидение нормальным, а не используйте его для оболванивания – и вы вырастите себе поколение сознательных граждан. Я также уверен, что новое поколение ютуба – это не поколение соловьевской овощной грядки, ностальгирующее по «Совку», которое в силу биологических причин, включая Владимира Владимировича, потихоньку отмирает.

Спецслужбы слушают всех

– Недавно Оксимирон провел акцию «Сядь за текст», показав, что любому классику сегодня можно припаять оскорбление власти, экстремизм и разжигание. Что можно вменить вам за ваш роман «Текст», по которому сейчас вышел фильм?

– «Клевета на сотрудников органов». У меня и эфэсбэшники плохие, и менты плохие. Человек, которого в самом начале убивают – сотрудник наркоконтроля, а папа у него милицейский генерал. У него ментальность потомственного силовика, ощущение избранности, вседозволенности и неприкосновенности. А простому парню-студенту из Лобни он ломает жизнь, подкинув ему наркотики и отправив на семь лет в тюрьму. Я хотел описать, как сегодняшняя наша страна устроена в концентрированном виде, где самая большая проблема – бесправие простого человека.

«Текст» – предельно конкретная, динамичная вещь. И было ясно, что это должна быть очень технологичная экранизация, поскольку в центре действия – смартфон, в котором сегодня содержится, по сути, вся наша жизнь. Владелец смартфона убит, и тот, кто убил, вынужден, чтобы избежать правосудия, погрузиться в личность убитого. Он начинает эсэмэсить его близким и втягивается в его жизнь. Как вообще изображать в кино все эти коммуникации в смартфоне? Не один и не два режиссера на этом споткнулись.

– О вашем отношении к технологиям. Вы говорили, что заблокировали, например, Siri. Почему?

– В моем телефоне в принципе выключен микрофон. Но спецслужбы слушают в любом случае. У нас в стране в прошлом году был выдан миллион ордеров на прослушивание. Слушают не только оппозицию, но и чиновников, и весь бизнес, потому что планируют что-то там отжать. Все это пишется и благодаря усилиям жены Евгения Касперского цифровым образом анализируется. Так что не нужно сажать десять тысяч офицеров Штази и наряжать их в наушники. Цифровые технологии по ключевым словам анализируют весь массив материала в режиме реального времени.

Я к этому совершенно морально готов. А Siri я отключил для того, чтобы меня не слушали все эти рекламные службы и не заваливали своим спамом. Просто неприятно, что за твоей личной жизнью наблюдают не только спецслужбы, а вообще все подряд. Я вообще не понимаю, зачем давать лишнюю информацию о себе, если ты не понимаешь, куда идет общество и как эта информация будет использована потом.

Кремль, как женщина

– Вы сказали как-то, что для вас Навальный – человек непрозрачный. Вы ничего про него не знаете. А если попробовать объяснить политику Навального с двух точек зрения: если он чистой воды оппозиционер и если он чей-то проект?

– В принципе Навальный ведет себя как обычный публичный политик. Как может, борется за общественное внимание. Использует ту повестку, в которой власть наиболее уязвима. То есть показывает, что люди во власти сплошь проворовались, и тычет их каждый раз носом в сворованное. Навальный огромную фанатскую базу себе построил на этом. Тем более что чем лучше живет чиновничество, тем больше одновременно нищает народ.

– А что вас в нем настораживает?

– Его определенная неуязвимость. И внутриаппаратные слухи, которые я тоже иногда слушаю. Потому что, разумеется, я общаюсь, не только с рукопожатными людьми: у меня есть всякие друзья и знакомые и среди людей, которые работают на власть. Потому что надо знать, что происходит по все стороны баррикад, чтобы какое-то мнение составлять.

– Но слухи о том, что Навальный – «проект Кремля», в Кремле и создаются, нет?

– Кремль, как женщина, окружает себя коконом мифов и недомолвок. Когда все распеленаешь и увидишь все без косметики, то поймешь, что, может, и не стоило распеленывать, может, стоило оставить все это в духах, туманах, в намеках и во взмахах ресниц. Вот Кремль так же себя ведет.

Но мне не хочется Навального атаковать, потому что неважно, проект он или нет, когда он показывает, что генеральный прокурор, его семья занимаются общим бизнесом с Цапками, группировкой, напрямую ответственной за массовые убийства в Кущевке. Он показывает масштаб того ада, который происходит в управленческой системе. И после этого генеральный прокурор не теряет своего места! Ну как после этого можно вообще к власти относиться?! Это же генеральный прокурор, который должен олицетворять торжество справедливости в нашей стране! За это большое спасибо Алексею Навальному. И за то, что он политизирует общество – спасибо. За то, что он людям прививает гражданское самосознание. За то, что он дает людям ощущение, что от них что-то зависит.

Я как-то ехал со знакомым на такси из Тобольска в Тюмень, и мы по дороге стали обсуждать Навального. И смотрю, у шофера заметно багровеет затылок: «Ну! Что про Навального?! Что? Что Навальный?!» Я тут начал свою телегу гнать, что Навальный мне непонятен, а этот дядя рычит: «А мне нравится Навальный! Меня сын подсадил на его ютуб, и я смотрю, и всё он правильно говорит!» А дядьке лет 60. Он то ли бывший мент, то ли пожарный... И таких случаев немало. Так что риторика Навального понятна далеко не только школоте.

– Ладно. А вот теория малых дел – она работает?

– Это порожняк. Любое малое дело быстро упирается в бетонный потолок сущности режима. Ты можешь сколько угодно спасать онкобольных и красить у себя во дворе песочницу и качельки, но в какой-то момент столкнешься с тем, что покрашенные тобой качельки уберут, потому что нужно переосваивать городской бюджет – положить «более лучший» бордюр или спилить деревья, потому что надо освоить деньги на спиливание и завоз новых деревьев из Новой Зеландии по космическому прайсу.

Вот Нюта Федермессер делала великое дело со своими хосписами, но не надо думать, что можно прийти во власть и добрыми делами, мягкими словами или благородными жестами поменять ее природу. Нет.

Поэтому я даже никогда и не рассматривал для себя возможность политической карьеры. У меня перед глазами сколько угодно примеров, когда люди с горящими глазами приходят во власть, думая ее модернизировать, но оказываются пережеванными и выплюнутыми. Или им просто ломают хребет и набивают из них чучело, которое начинает потом произносить все те же мантры, что и те, кого они хотели изменить.

Вот есть Борис Немцов, который не переступил через себя, и есть Элла Памфилова и Сергей Кириенко. Точка. А это же все одна волна, все они верили в свободу и демократию. Ты приходишь в эту систему, и система тебя достаточно быстро переформатирует. Я знаю, как это работает, – я работал на канале Russia Today.

Сначала прихватило, потом попривыкли

– Ваши инсайдеры во власти что-то говорят о том, когда нас отрубят от Всемирной сети?

– Технологии отключения интернета опробованы в Москве на митингах 27 июля и 3 августа. Не такие уж это супертехнологии – вышки отключил, и всё. Или просто дал команду операторам. Я был 3 августа на Новом Арбате, у меня с собой было два телефона – один МТС, другой «Мегафон». «Мегафон» работал, МТС – нет.

Они, думаю, припоздали с историей перекрытия интернета. Не думаю, что есть задача идти прямо по китайской модели. Все-таки мы относим себя к Европе. И людям во власти совсем не хочется, чтобы у нас тут был совсем Китай. И нет сознательной программы по превращению России в тоталитарное государство. Хотя в 2014-м казалось, что тоталитарное государство наступит завтра. Когда открыли эти потоки помоев из телевизора и промыли населению мозг украинской повесткой. Тогда казалось, что вот-вот границы закроют и на фонарных столбах начнут вешать. Но тем не менее прошло пять лет, и мы не видим существенных отличий.

– Лет 10 назад вы говорили, что в наши дни человек будет полностью прозрачен – его поступки, мысли, чувства. Говорили и о киборгизации. Сбылось?

– Человечество сегодня абсолютно оцифровано. Огромное количество функций, умственных и эмоциональных, осуществляется сегодня через телефон. Пока ничего не вживлено, но в цифровом пространстве можно находиться с помощью манипуляции большим пальцем или голосом. Общение и работа осуществляются через гаджеты. Мысли делегированы в гаджеты, поэтому их можно перлюстрировать. То, что американцы давно это могут делать, мы знаем из книги Эдварда Сноудена. Он рассказывал, как они в АНБ ради развлечения взламывали телефоны друг друга, хотя у них, казалось бы, телефоны должны быть защищенными.

Эта тема продолжает меня волновать, как и тема бессмертия из моей книги «Будущее». Большие компании вкладывают в исследование бессмертия или существенного продления жизни очень большие деньги – Google вложил недавно два миллиарда. Генетическая инженерия, избавление от механизмов старения – это все будет. Появятся технологии, позволяющие поместить нашу личность на какой-то цифровой носитель, когда и если мы будем готовы отказаться от своей телесности.

Но это перспектива на сто лет. А уже сейчас, например, есть технология CRISPR-Cas9, которая позволяет в домашних условиях перепрограммировать свое тело, и уже продаются наборы для изменения собственной ДНК.

– Ваша следующая книга тоже будет про перемены?

– Про коллапс семьи. О том, что институт семьи оказывается архаичен и разваливается.

Человек сейчас постепенно отказывается от устаревших представлений о морали и аморальности. Раньше можно было скрывать интрижки, а теперь, когда мы все как на ладони, это практически невозможно. А это значит, что мы переходим к состоянию полиамории – это когда люди признают, что у них есть параллельно несколько отношений. Я в последнее время постоянно сталкиваюсь с этим термином. Видимо, это человеческой психике соответствует в большей степени. Просто мы раньше могли притворяться, что это не так, а теперь из-за прозрачности жизни уже не можем.

* * *

Материал вышел в издании «Собеседник» №41-2019 под заголовком «Дмитрий Глуховский: Путин одержим властью».