Геннадий Хазанов: Лужков хотел убрать меня из театра, а Путин помог

Геннадий Хазанов в свое время вынес приговор разговорной эстраде, ушел с головой в драмтеатр, в конце 2015-го удивил всех попыткой вручить императорскую корону Владимиру Путину. Вот обо всем этом мы и поговорили. Но начали с детства. 

даты

1945 – родился в Москве 1 декабря

1975 – с монологом студента кулинарного техникума пришел всесоюзный успех

1997 – возглавил Московский театр эстрады

2012 – стал официальным доверенным лицом Путина

2014 – подписал обращение в поддержку действий Путина по отношению к Украине и Крыму

– Геннадий Викторович, если, как говорят, все мы родом из детства, то можно ли сказать, что весь ваш путь наверх – это желание доказать отцу, который вас бросил, что вы многого стоите, что превзойдете всех?

– Не думаю, чтобы мне хотелось доказать что-то отцу. У меня не было травмы от ухода отца. Я родился уже без него – была мама, был я и никого рядом. Ну и поскольку я отца не знал, то и никаких счетов у меня с ним не было. Недолюбленность, несомненно, была. И я так скажу: стремление к публичности – это часто компенсация за нехватку любви в детстве. Я один из таких людей. А вообще, стремление к публичности, думаю, нездоровая штука. Я был внебрачным ребенком, который проводил много времени сначала в яслях, потом в детском саду, потом в школе, на улице и в пионерлагере. Мама работала, и я был предоставлен самому себе. Обычный послевоенный ребенок. Но я никогда не чувствовал какой-то катастрофической нищеты. Нет. Наша жизнь была на уровне средней советской обеспеченности. Не меньше и не больше. Мама наказывала меня – она была строгая и достаточно авторитарная. Хотя я не был хулиганом. Но и ботаником не был. Я жульничал: у меня в школе было несколько дневников – один для мамы, другой для учителей. Это, как и многое в моем детстве, было связано со страхом наказания. Потому что вот чего у нас не было с мамой, так это дружбы. Были «взаимоотношения матери и сына» (Геннадий Викторович делает официально-надменное выражение лица).

– А у кого вы в детстве просили защиты? Мысленно у Бога?

– Нет. У Бога никогда не просил. Я вырос в семье абсолютного атеизма. Моя бабушка по матери была членом ВКП(б). Работала одно время в Наркомпросе с Крупской. Она свято верила в идеалы, никогда ничего от этого не имея. Бабушка родилась в Бессарабии, которая тогда переходила из рук в руки. В очень раннем возрасте (это был 1913 год) бабушка оказалась в ссылке – на очень дальнем Востоке. Там в 24 года она родила мою мать. Деда я вообще не помню, он умер, когда мне было два года. Интересно, что дед работал провизором в аптеке, которая до сих пор стоит на том же месте, в конце Большой Полянки. 

Рок-звезда эстрады

– Ваша дочь Алиса назвала вас рок-звездой разговорной эстрады. Многие вас называют лучшим эстрадником всех времен и народов... 

– Что, так и писали? Всех времен и народов? Ну... А слово «эстрадник» – оно царапает как-то. В нем – некая неполноценность.

– Зато это всенародный успех.

– Это такая эфемерная вещь – этот всенародный успех! Утром он еще есть, а вечером крики из зала: «Уходи со сцены!» Было-было такое. В 94-м, 4 октября, в годовщину путча. Помню, что прибежал с репетиции спектакля с Лией Ахеджаковой на сборный концерт в зал «Октябрь», хотя в то время уже почти не выступал в сборниках. Вышел на сцену, стал читать рассказ, и из зала раздались крики: «Уйди со сцены!» Оказалось, в зале сидела публика, которую отвлекали концертом от митинга против власти, поскольку они поддерживали действия распущенного тогда Верховного Совета. Ну а я был по другую сторону баррикад и таким образом расплатился за свои политические пристрастия. Я ушел тогда со сцены. Поэтому я к всенародной любви отношусь осторожно. Она оставила-таки мне на душе и сердце шрамы. 

– Так это тогда вы решили, что с эстрадой покончено?

– Это только одна из причин. Дело было еще и в том, что я уже пришел к пятидесятилетнему возрасту, а авторы, с кем я сотрудничал, кто писал мне, они все были старше меня, кто-то уходил, кто-то стал писать для себя и сам стал выходить на сцену. На мой взгляд, Жванецкий тут сыграл роковую роль – его талант и самодостаточность «упраздняли» необходимость актера-исполнителя на эстраде. В общем, многие актеры стали лишаться материала. Сильнейшим образом пострадал Роман Карцев. В 1992 году умер его партнер Виктор Ильченко. Но судьба Романа волновала его патрона постольку-поскольку (Театром миниатюр, где работал Карцев, руководил Жванецкий). В общем, с разговорной эстрадой все было кончено. Жванецкий, услышав такой мой диагноз, сказал: «Если один клоун разбился, это не значит, что цирк закрылся».

– Чувствуется, что между вами вражда.

– У нас нет вражды. У нас нет дружбы. Михаил Михалыч, будучи, конечно, на редкость талантливым человеком, хочет быть не просто лучшим, а единственным. А это неправильно. Но все-таки я не сразу ушел, поначалу я нашел себе другую нишу – юбилейные пародии в гриме. Я тут в общем-то был первым, когда 21 декабря 1995 года на 70-летии Ольги Аросевой я вышел в гриме и костюме Верховного главнокомандующего. И с тех пор я делал пародии на протяжении 20 лет и таким образом спас себя после того, как умерла разговорная эстрада советского периода. Вы говорите «рок-звезда» – но когда Гребенщиков сказал, что рок-н-ролл мертв, на него так не набрасывались, как на меня за еретические слова о смерти нашего жанра. 

«Фальшивая нота»

– Понятно. Были вы рок-звезда разговорной эстрады, а кто вы сейчас?

– Я? Актер. Вернулся к юношеской своей мечте о театре. Хотя я в свое время все сделал, чтобы этого не случилось. Мне казалось, ну зачем это все. У меня все было в порядке, я был спокоен. У меня в 1997-м появился Театр эстрады. Это был тот момент, когда я стал задумываться, что меня ждет, понимая, что мои перспективы как эстрадного артиста не соблазнительны. 

– В сентябре у вас важная премьера – Туминас на большой сцене в Театре Вахтангова ставит спектакль «Фальшивая нота», где вы играете с Алексеем Гуськовым. Что это за история?

– Это абсолютно современная пьеса и детективная история о том, как некий человек приходит к знаменитому дирижеру после концерта и между ними завязывается разговор. Я играю этого визитера. Кстати, мне пришлось долго расплачиваться за свой «переход через Альпы»: зритель, приходивший на «кулинарный техникум», долго не мог мне простить уход от лобового смеха в сторону каких-то более тонких вещей. Но я эту инерцию восприятия у зрителя сам сформировал, и тут винить некого. Но как бы там ни было, «Фальшивая нота» точно не комедия. И к тексту пьесы я подхожу очень скрупулезно, буквально с лупой. 

Всё, кроме фашизма

– Вы как-то сказали, что талант может уйти. А дар смешить – он может уйти? Это ведь тоже могло быть причиной вашего удаления от эстрады?

– А как можно определить этот дар – смешить? Все зависит от того, к кому он обращен. Если я говорю и двое смеются, а трое молчат – есть у меня дар смешить или нет? Как тут посчитать? Я помню, как мне сказали, когда я пытался поступить в Щукинское: у вас нет юмора и темперамента. 

– О, так вы поэтому пришли на эстраду – чтобы доказать, что все это у вас есть?!

– Не думаю, что здесь такая прямая связь. Я когда показывался, то, возможно, был так зажат и несвободен и в этой зажатости был необаятелен, поэтому мне вынесли тогда такой вердикт.

 – А как вы относитесь к сатире и юмору в его современных проявлениях у нас? Есть «Камеди клаб», и есть, например, «Гражданин поэт», где резкий стёб над реальностью, включая Путина.

– Да, я знаю хорошо этот проект. Они выступали у нас на сцене Театра эстрады. Это лишний раз говорит о том, что советская цензура и сегодняшняя – вещи несравнимые. Я не могу сказать, что сегодня все шлагбаумы открыты. Но такого проекта в СССР до Горбачева не могло быть в принципе. Я хочу сказать, что уважаю любую точку зрения, кроме зверства и фашизма. И мне как руководителю Театра эстрады никто и никогда ни в какой форме не намекал, что тот или другой неугоден и не надо, чтобы они у вас там выступали. В СССР за такую «нецензурность» меня бы на следующий день уволили из руководителей. 

– Вот про вас и говорят, что вы хитрый. Публично сверхлояльный, но к себе пускает всех на свете вольнодумцев. Даст площадку Невзорову или Орлуше, а сам уедет – нет меня, знать ничего не знаю. Так у вас имеется фига в кармане?

– Хех, понимаете, как у нас устроено. Приходит человек и говорит: я хочу у вас арендовать театр. Пожалуйста, говорю, заключите арендный договор и делайте что хотите, что вы там будете говорить – не мое дело. Они же арен-ду-ют. Я же не сажусь отсматривать их программу, прежде чем подписать аренду. Я убежден в том, что гораздо лучше дать человеку выступить и высказать свою точку зрения. Если все закатывать под асфальт, это даст печальный результат. Это неумно. И те, кто старательно это делает, оказывают власти медвежью услугу. Ну ей-богу, есть проблемы у страны и посерьезнее, чем, скажем, концерт Макаревича. Ими и надо заниматься. 

Корона для Путина

– Геннадий Викторович, а что это был за перфоманс с короной, которую вы вручили Путину? Это был троллинг такой или это крайнее выражение почтения? Народ недоумевает.

– Я расскажу правду, как все есть. Я как-то обнаружил в Москве один магазин, где продают сувенирные ордена и медали. Они очень хорошо сделаны. И уже в течение многих лет я, идя на день рождения, награждаю именинника орденом, купленным в этом магазине. В интернете я увидел, что человек, который делает эти ордена, делает еще и короны. И я заказал такую корону – хотел подарить ее Путину на день рождения. Причем должен сказать, что эта корона для Путина была не первой, которую я попросил у этого мастера, я и раньше уже дарил такой сувенир. Но подарить ее в день рождения у меня не получилось. Просто не получилось встречи. И корона лежала у меня пару месяцев. И потом, когда мне назначили встречу в Кремле уже на мой день рождения, я принес корону с собой. И когда мы уже с Путиным побеседовали – а разговор снимали на камеры, – я попросил, чтобы журналисты ушли. Ну не хотел я делать это прилюдно, при журналистах. Ну а Владимир Владимирович говорит: «Да пусть будут, они тут все пишут». Он ведь не знал, что я сюрприз принес и что мне неудобно будет дарить его прилюдно. Ну и куда мне было деваться? Ну я достал эту корону и подарил. Вот и все. В мои планы абсолютно не входило делать это публично. Это был просто сувенир к дню рождения, и не более. Путин удивился сильно, по-моему. Но я никого не троллил, не было у меня никаких тут многозначительных посылов и прочего – типа того, что «ты ведешь себя, как царь, и вот тебе корона», или как еще это потом истолковывали.

– Ну да, многие посчитали, что это был такой подобострастный прогиб.

– Да в том и дело, что ничего такого не было – ни того, ни другого. А корона очень красивая, хорошо сделана, дорогая, между прочим, там камни, искусственные, правда, но несколько сот тысяч, может, все это стоит. Захотите, я вам телефон и адрес той фирмы дам – сделают вам хоть корону, хоть медаль.

– А вообще бывали на дне рождения у Путина?

– Никогда.

– А вас в качестве эстрадного артиста приглашают? Раньше же вы ходили на дни рождения к членам ЦК.

– Это по большей части сказки и легенды. Был один раз на 70-летии у Брежнева и однажды у министра обороны Гречко. Я был молодым артистом тогда совсем. Это были сборные концерты. У Брежнева ведущими были Суслов и артистка оперетты – не помню уже, кто. А у Горбачева я не был никогда. 

Путин меня спас 

– Говорят, что вы своих соперников-конкурентов выжили из Театра эстрады, когда туда пришли. Это правда?

– Нет. Это абсолютная ложь от начала и до конца. Когда я пришел в Театр эстрады, я попросил всех своих коллег по цеху «застолбить» любое количество дней в месяц, которые они хотят играть в театре. Как сейчас помню, Петросян сказал, что готов играть три дня в месяц, кто-то – два, кто-то – один раз в месяц. Все хотели играть на выходных – пятница, суббота и воскресенье. Я остался один на один с незаполненными буднями. Свои выступления туда ставить? Я был честен, стал сам играть в будни, это влияло на посещаемость моих выступлений. Дальше были другие истории. Например, у одного очень известного артиста был юбилей, и Театр эстрады предоставил ему два дня, субботу и воскресенье, не взяв ни копейки аренды. Что вообще-то уже неправильно. За неделю до этого во время детского спектакля на сцене загорелась декорация. Спектакль остановили, зрители ушли. Взамен сорванного назначили еще один спектакль на воскресенье. А вечером этого воскресенья должен был состояться юбилейный концерт того самого артиста. Но он вдруг потребовал дневную репетицию. Ему говорят: занято, у нас спектакль перенесли. И тогда этот артист сказал: раз так, ну тогда ноги моей у вас не будет тут.

Вот так бывало. В общем, в будни у нас появились театральные проекты, и артисты-юмористы стали объявлять бойкот. И 12 июня 2004 года, в День России, мне сообщили, что на столе у Лужкова лежит распоряжение о моем снятии с должности – на меня коллективно нажаловались. И если бы не вмешательство Путина, меня бы не было в театре. И вот я спрошу: а как я могу относиться к Путину, если он мою личную судьбу решил и, кроме него, этого бы никто не сделал. Я ему благодарен, да. В Кремле был прием по случаю Дня России, и я ему рассказал об этой акции против меня. Сейчас уже все успокоились, но история была та еще, да.

– А как Путин к вам относится? 

– Дело в том, что я его знаю очень давно – мы, конечно, пересекались, еще когда он работал в Петербурге, а я же дружил с Собчаком. То есть я его знаю еще с тех времен. Виделись в неформальной обстановке. Прямо совсем близким это знакомство не было, но все же мы знакомы.

– Он сильно изменился с тех пор?

– 18 лет этот крест тащить – это нелегкое дело. Я когда-то сказал ему, что я бы ни дня не согласился провести в этом кресле. Ни одного дня. Он промолчал. Ну, что тут скажешь, Богу Богово, кесарю кесарево.

– У вас миниатюра была «Одобрямс», ее писал Михаил Мишин, но это слово пущено в народ вами. Вы тогда высмеивали бездумное соглашательство. А сейчас вы подписываете все одобряющие власть письма, вы доверенное лицо Путина, и я по-человечески вас понимаю: вы ему благодарны, вы видите в нем хорошие черты, и они наверняка есть. Но сейчас вы – абсолютный «одобрямс». А раньше критиковали. 

– Да. Но я был в этом смысле менее обязан. Столько, сколько мне помогал Путин, мне не помогал ни один руководитель. Никогда. Есть много других людей, кто скажет: а почему это вы, президент, раньше делали так, а теперь ведете себя эдак? И потом, я вообще стараюсь заниматься только своей профессией. Если вы обратили внимание, я не принимаю участия ни в политических дебатах, ни где-либо еще. Как сказал Черномырдин, у нас чего ни строй, все равно КПСС получается.

* * *

Материал вышел в издании «Собеседник» №30-2018 под заголовком «Лужков хотел убрать меня из театра, а Путин помог».