Не узнаю́ тебя: в прокате "Лицо" Малгожаты Шумовской
Обозреватель Sobesednik.ru — о фильме «Лицо», который получил Гран-при Берлинале, а сейчас вышел в российский прокат
Обозреватель Sobesednik.ru — о фильме «Лицо», который получил Гран-при Берлинале, а сейчас вышел в российский прокат.
Где-то в богом забытом краю Польши строят огромную статую Иисуса. Пример для подражания — статуя Спасителя в Рио-де-Жанейро, но, конечно, лучше ее превзойти. Яцек, первый парень на деревне — герой Матеуша Косьцюкевича, длинноволосого красавца, которому Малгожата Шумовска еще в фильме «Во имя» ненавязчиво «приклеила» образ христианского Мессии, — трудится на строительстве, по неосторожности падает со строительных лесов и получает страшную травму. Затем — первая в Европе пересадка лица, ежедневная необходимость выносить новое отражение в зеркале, изменница-невеста, мать, уверенно толкующая на исповеди о том, что в Яцека вселился бес. Повествование энергично, смешная сцена в этой на первый взгляд антиклерикальной сатире сменяет другую, и вы не заметите, как пролетят экранные полтора часа.
С самого начала кажется, что Малгожата грубо раскидала своих героев по двум лагерям. Представители первого крестятся, божатся и исповедуются местному батюшке в просмотре порно. Со вторым лагерем сложнее: придется изрядно потрудиться, чтобы вообще кого-то найти. Только сестра Яцека (Агнешка Подсядлик) после трагедии не отворачивается от него, храбро противостоя абсурдистскому миру, воплощенному в микромирах — большой семье Яцека, его коллегах, остервенело крестящихся после матерной перебранки на стройке, или церковным прихожанам, которые не могут собрать больше 20 монет на реабилитацию, ведь на великую будущность статуи ушли последние злотые.
В интервью Шумовска, одна из самых титулованных и узнаваемых современных польских режиссеров, говорила, что это фильм про «других» и отношение к ним. За образом «другого» не надо далеко ходить — стоит только захотеть увидеть его в ближнем своем. Тем более что Польша за время последних событий в Европе не приняла ни одного мигранта, в отличие, например, от своей соседки Германии, которая принимает их толпами. Шумовская поворачивает историю о первой пересадке лица, становящейся в какой-то момент антиклерикальной одой, так же искусно, как сделала это немка Валеска Гризебах в своем недавнем «Вестерне» — истории о чужом среди чужих немце Майнхарде на заработках в Болгарии. Но фильм Шумовской, конечно, в первую очередь не про католический фанатизм современной Польши, хотя отношение режиссера к этой болевой точке кристально ясно. «Лицо» — тоже про неприятие, но на другом уровне: матерью своего ребенка, пастором своих прихожан и в целом человека человеком, когда обличье одного из них перестало быть прежним.
Прекрасно в этой истории, среди прочего, вот еще что: Шумовска фиксирует свой взгляд на сугубо польских проблемах, а снимает так, как будто имела в виду любую точку на земном шаре. Она делает это смешно и зло, варьируя градус сатиры от сцены к сцене. Универсальность срабатывает на всех уровнях: от дико смешной сцены семейного застолья, где каждый из семейства Кашибанов искренне желает Яцеку найти жену и не выглядеть уже наконец как девка, до очередной разборки на стройке. В «Лице» каждый давно и прочно уверовал в собственное превосходство: в рядовой, но страшной сцене перебранки на стройке между поляком и работником-румыном или в шутках про евреев, «черных» и мусульман, которые веселят всех, включая местного священника. В головы местных жителей вбита рядовая обывательская чушь, да и с чего ей там не быть, когда по телевизору день-деньской крутят ток-шоу про бабушку Кристину, ищущую своего ребенка, а ты можешь выбрать ее женщиной года, отправив SMS.
Шумовской вместе с оператором и соавтором по сценарию Михалом Энглертом удается вдохнуть жизнь в самые тривиальные сцены с танцами на сельской дискотеке или перемещением по местным просторам на коне — вне сомнений, самом удобном транспортном средстве в мире. Отношения между теми, кто не изменил Яцеку, и им самим показаны очень трогательно — сестра и он слушают вместе музыку, и она неумело покачивается, не попадая в ритм. И тем пронзительнее на фоне единичных откровений каждая сцена с местными прихожанами. Это чувство доходит до своего апогея в финальной сцене с достроенным Христом, раскинувшим руки над польскими просторами.
Шумовска находит правильный баланс, говоря о проблемах современной Польши таким образом, чтобы они могли быть услышаны: доводя их до абсурда. Это становится отрезвляюще важным именно в разговорах о страшных, но уже как будто привычных вещах: ксенофобии и религиозном лицемерии, морализаторстве и вечном перемалывании абстрактного человеческого долга. Какой еще существует верный способ избавиться от страхов, если не смеяться над ними?