Что потеряла Россия со смертью писателя Валентина Распутина

Самобытный мир Валентина Распутина, классика «деревенской прозы», ушел еще задолго до смерти самого писателя

Фото: Валентин Распутин // Alexei Boitsov / Russian Look

Самобытный мир Валентина Распутина, классика «деревенской прозы», ушел еще задолго до смерти самого писателя.

[:rsame:]

Валентин Распутин, одного дня не доживший до 78-летия, будет похоронен на родине, в Иркутской области, несмотря ни на какие «федеральные масштабы». За место на Новодевичьем хлопотать в высоких кабинетах не пришлось: писатель до конца своих дней оставался большим патриотом своей малой родины.

Валентин Григорьевич, классик «деревенской прозы», не принимал активного участия в современной российской жизни. Три года назад, когда на его 75-летие в Доме кино закатили шикарный вечер, он вроде бы согласился на «выход в свет». Но… не приехал. Отрывок из «Прощания с Матерой» тогда читал Лановой, да так, что сердце щемило.

«Последние три года я мало пишу», – говорил с экрана Распутин в фильме «Река жизни», снятом по итогам его недавней поездки по родной Ангаре. И признавался, что в его время свободу приходилось завоевывать: то же «Прощание с Матерой» в СССР пытались запретить дважды – писатель оплакивал затопленные в результате строительства ГЭС деревни, а это шло вразрез с «линией партии». И все-таки он считает, что «полная свобода – это не свобода».

[:image:]

Распутину не был мил Путин, при этом он был настоящим консерватором, либеральные ценности не принимал, а все, что связано со скандалами, пиаром или покушениями на традиции (например выступление Pussy Riot), откровенно презирал. Он – из поколения людей, взвешивающих каждое свое слово, боящихся словом обидеть.

Кто говорит, что таких людей, как Валентин Распутин, больше нет, от истины недалек. Точнее, если уж положить руку на сердце, из Москвы их стало совсем не видно. Столичная жизнь умчалась от распутинской на скорости «Ламборджини» и устремилась ввысь, как небоскребы «Москва-Сити». Какой из писателей будет сейчас в буквальном смысле рыдать над тем, что его героиня утонула? «Я погубитель Настены», – плакал на плече у друга – поэта Владимира Скифа – Распутин, когда они обсуждали «Живи и помни».

А мы поплачем над Валентином Григорьевичем – настоящим русским, трогательным, ранимым, искренним, хрупким перед стихиями, бурлящими вокруг его самобытного мира. Будем жить и помнить.

[:wsame:]

[:wsame:]

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика