Российская национальная идея: "паркуюсь, где хочу"

C 1 июня парковка в Москве в пределах Бульварного кольца станет платной. Вроде бы всё культурно, как за границей. Однако ушлые столичные водители, понятное дело, недовольны, и уже нашли способ «чисто по-русски» продемонстрировать, что им на всех и на всё плевать

Недавно в Интернете появились фотографии сотен автомобилей, припаркованных в разных местах Москвы. На номерных знаках у этих машин одна-две буквы или цифры закрашены, залеплены скотчем, прикрыты картонкой — так машину впоследствии не смогут опознать на фотографиях парконов. Парконы — это автоматы, которые снимают припаркованные не по правилам машины, чтобы их владельцам потом могли выписать штраф.

Я хочу здесь припарковаться, и мне на всё плевать. Я хочу здесь повернуть или развернуться, и мне всё равно. Я хочу проехать через пешеходный переход (или пройти по нему) на красный, и я проеду (пройду). «Youtube» полон роликов, на которых люди, придерживающиеся такого взгляда на вещи, выясняют отношения с теми, кого только что чуть не задавили или в кого только что чуть не врезались по своему своеволию. Выясняют с помощью травматических пистолетов, бейсбольных бит, монтировок.

Необязательно, впрочем, трогать автолюбителей. Многие ведь покупают машину, поскольку своя жилплощадь им, по нынешним ценам, не светит, а тёплая и красивая машина — какая-никакая иллюзия дома. Но кто всё же обзавёлся своим жильём, подтвердит, что в качестве соседей россияне действуют в рамках той же парадигмы. Я хочу выбрасывать строительный мусор на площадку. Я хочу парковаться здесь. Я буду курить вам в окно.

В политологии есть такое понятие — «failed state», провалившееся государство. Так называют страны, где по всем формальным признакам государственные институты есть, а на самом деле продолжаются насилие, безвластие и война всех со всеми. Россию в этом смысле правильно назвать «failed society» — провалившееся общество. Потому что общество возникает, когда граждане соглашаются, что ситуации, в которых их интересы сталкиваются, лучше регулировать не с помощью насилия, а с помощью закона. Иными словами, свобода — это своеволие, ограниченное законом.

В России каждый считает себя вправе насолить окружающим, если ему так будет удобнее и поблизости нет стража порядка. В других странах, вероятно, то же самое — однако в других странах общество следит за тем, чтобы государство работало в интересах всех жителей и приглядывало за всеми в равной мере. В России в отсутствие общества каждый разворачивает государственную машину в свою сторону (чтобы она задавила соседа) самостоятельно — с помощью коррупции.

По большому счёту, в этой ситуации проще было бы сделать полшага до анархии, в которой государство отсутствует вообще. Однако россияне почему-то продолжают содержать полчища нахлебников, которые ничего не делают, если их не «подмазать» — и даже видят в этом повод для гордости. «Мы — это один народ, а наше правительство — это другой народ», — бойкую фразу пустил в оборот Михаил Задорнов, и этого человека давно пора прославить как автора русской национальной идеи.

Некоторые россияне ужасно обиделись на иностранцев, когда узнали, что по результатам очередного опроса, затронувшего весь мир, отношение к России за рубежом продолжает ухудшаться. «За что они нас так не любят?» — удивляются соотечественники. Да не вас, а ваше государство, которое россияне сами не любят и не упускают случая себя от него отделить.

Другой вопрос, что не замечать и игнорировать можно слабое государство — то самое «провалившееся». Но путинская Россия с чекистами во главе — явно не тот случай. В итоге на самом деле в России государство рулит обществом. Людям сообщают, кого любить, а кого ненавидеть, за кого голосовать, а кого распять, по ТВ — именно оттуда черпают информацию о действительности, по последним соцопросам, 80% россиян. К примеру, перспектива тюремного срока за фразы «Бога нет» и «Геи и лесбиянки тоже люди» возникла на ровном месте: сейчас эти инициативы поддерживает большинство россиян, хотя ещё пару лет назад эти темы не волновали решительно никого.

Десятки политических и общественных проблем не решаются в России годами — но прищучить атеистов и геев куда важнее? Нет, конечно. Просто то, что волнует людей на самом деле, они сформулировать неспособны — именно потому, что в России нет общества. Ближайшая историческая аналогия — это брежневский застой, и недавний опрос выявил, что самый любимый россиянами правитель ХХ века — это действительно Леонид Брежнев. Под шумок даже мемориальную доску на доме на Кутузовском проспекте обратно повесили.

Самыми ненавистными правителями ХХ века стали Михаил Горбачёв и Борис Ельцин. Можно по-разному оценивать то, как они справлялись с вызовами времени, однако очевидно, что эти вызовы не Горбачёв с Ельциным создали. Без них советская система сгнила, потому что уже никто не верил в светлые идеалы и все прекрасно представляли себе масштаб всеобщей коррупции и показухи. Без их участия экономика надорвалась в оборонной гонке, так что не на что оказалось опереться, когда упали цены не нефть. Не их вина в том, что эффективное решение социальных, экономических и политических проблем было невозможно, потому что всем, кто выдвигал оригинальные (читай — отличные от господствующих) идеи, десятилетиями затыкали рот.

Мы почиваем на лаврах путинской «стабильности», не замечая, что за поворотом нас ждут всё те же вызовы, что и тогда, один в один. Пока что у нас сытые, тучные годы; мы даже преодолели кризис. Мы продолжаем рассуждать о том, что никогда не сможем жить по закону и по совести, и продолжать втайне гордиться тем, что мы вопреки вечной войне всех со всеми такие живучие.

А когда наступят новые «девяностые», в этом опять окажется виноват кто угодно, кроме нас и нашего «менталитета».

Дмитрий Быков: Как России спасти свою национальную идею свободы