Трагедия знаменитой актрисы Людмилы Зайцевой

В кино она играла героинь с нелегкой женской судьбой, а в реальной жизни долгие годы была счастлива в семейной жизни. С режиссером, актером, сценаристом Геннадием Ворониным Людмила Зайцева познакомилась на съемках фильма «Праздники детства». Они прожили вместе почти 50 лет. А год назад муж актрисы умер. Людмила Васильевна до сих пор тяжело переживает потерю любимого супруга. Нашему репортеру  она рассказала и о счастливой поре в жизни, и о том, как старается справиться с постигшим ее горем.

- Выросла я в траве, в степи, в бурьянах. На Кубани. Поскольку мне в детстве ничего не объясняли, я подчинялась обстоятельствам, в которых жила, входила в положение родителей. Понимаете? Вот у всех «лодочки», а у меня мужские ботинки. Не было у родителей денег мне на «лодочки». На уцененные в комиссионке мужские полуботинки три рубля было, а пятнадцать рублей на «лодочки» (по старым ценам) не было. Поэтому я никогда ничего у них не требовала. А как зарождается мысль стать актрисой? Это, наверное, никто не знает. По-моему, с детства такая мечта пришла в голову мне.

Потом вся юность была направлена на то, чтобы эту мечту осуществить. У нас в семье никто ни с кем не делился. Это никогда не было принято в простых семьях. Я была человеком самостоятельным: что хотела, то и делала. Мама далека была от всего этого. Крестьянка, колхозница. Какие артисты? Хотя мама очень любила кино и сама была человеком певучим и очень артистичным. У нас вся родня такая, несмотря на то, что все простые люди, всю жизнь на земле прожили.

На Кубани вообще народ певучий. Я пошла в вечернюю школу, потому что надо было зарабатывать деньги и помогать родителям. Потом поехала на комсомольскую стройку в Таганрог, дома строила, много работала на разных предприятиях.

Но я никогда не оставляла свою мечту. Участвовала в самодеятельности, ходила в драмкружок, на танцы. Несколько раз подряд пыталась пробиться в Школу-студию МХАТ. Поначалу мне было сложно в Москве. Все здесь было чужое. Очень тяжело адаптировалась. Домой, естественно, не хотелось. Надо же возвращаться на белом коне, только с победой.

За все годы поступлений я читала бог знает что. Я приезжала и читала по наитию – то, что мне нравилось. Но, понимаете, чеховскую «Детвору» могут читать великие русские актеры – Дмитрий Журавлев, Яков Смоленский. А когда приезжает здоровая загоревшая девка с Кубани, с косами, с цыпками, с веснушчатым лицом и начинает читать: «Ах, мама, тети Нади нет дома». Это, конечно, смешно было. Меня это как творческую личность не очень-то раскрывало.

На четвертый год попыток поступить я была уже, что называется, тертым калачом. За год до поступления меня приняли в Рязанский ТЮЗ. Я занималась вокалом, пантомимой. То есть уже немножко окрепла. Во мне уже не было такого провинциализма, когда не знаешь, куда руки и ноги девать. Я выработала свой стиль. Была гладко зачесана. На вечернее прослушивание у меня было темное платье. Я даже колготки надевала и черные «лодочки». А на дневное – льняное.

Мы, девушки кубанские, хваткие. Наверное, Господь увидел мою настырность, мое стремление и сжалился надо мной. Меня приняли в Театральное училище имени Щукина. Естественно, эйфория. Молодость, Господи! Но потом-то начинается выход в жизнь, поиск места под солнцем. Меня не взяли ни в один московский театр. Я осталась не у дел. Меня подобрало кино.

Помню ощущение от первого съемочного дня. Это был ужас. Тем более роль у меня была – сержант Кирьянова, взрослая девушка, которая прошла уже карельский фронт, руководила целым взводом девчат. Приехали, выгрузились, надели гимнастерки, подпоясались, повесили наганы – и вперед. Даже сейчас, когда снимаюсь, я все равно нервничаю, волнуюсь.

Для меня, как в воду, надо вступить в первый съемочный день. Трепет такой испытываю.

После съемок никаких предложений не посыпалось. Все было  –  и безработица, и ожидание, и отчаяние. А потом пошло. «Здравствуй и прощай», «Строговы», «Кадкина всякий знает», в общем, много картин. Конечно, встреча с Василием Шукшиным и Олегом Ефремовым – это подарок судьбы. Я к ним с огромным пиететом отношусь. Но я никогда не чувствовала перед ними себя какой-то школьницей. Все-таки в фильме «Здравствуй и прощай» у меня была главная роль.

Конечно, трепетала перед Ефремовым, потому что его актерское и мужское обаяние оказывало влияние на всех. Он к тому времени уже был главным режиссером МХАТа. Немножко тон у него был покровительственный по отношению ко мне. Ефремов был человек занятой. Снялся и уехал. А поскольку у меня главная роль, из кадра в кадр, я все лето торчала в экспедиции.

Помню, со мной приключился забавный случай. Я ведь играла роль простой женщины и была одета в простое ситцевое платье. А рядом с нашим сценаристом Мережко сидела его жена Тамара. Она была одета, как настоящая кинозвезда. Черные очки, короткая юбка, нога на ногу. Съемочная площадка огорожена, дежурят милиционеры. Я вышла за ограду, а когда вернулась, никак не могла попасть обратно. Милиционер сменился и никак не хотел меня пускать, думал, девушка с улицы прорывается.

Культовой роли у меня нет. Хотя «Здравствуй и прощай» уже разошелся на афоризмы. Что-то из «Маленькой Веры» цитируют. Люди вспоминают. Я никогда не выбирала роли, которые мне не близки по духу. Может, мои героини и не совсем похожи на меня, но в чем-то совпадение было – с тем, что исповедую, с тем, что люблю в человеке.

Но не актерская профессия главная в жизни женщины. Женщина должна быть матерью, женой – это главнее. С Геннадием, мужем, мы встретились на Алтае, на съемках фильма «Праздники детства». Приглянулись друг другу. Он был красивый русский человек. Покорил какой-то непохожестью на других, талантом. На все имел свою точку зрения. Гена детдомовец. Его восприятие жизни этим и объяснялось. Его ранимость, незащищенность, желание справедливости, попытка эту справедливость устанавливать. И в то же время в постоянной обороне. Он был человек отважный и неравнодушный.

Помню, наша соседка несколькими этажами выше заперлась в ванной и несколько дней не могла оттуда выйти. Когда приехали пожарные и приставили вышку, она не дотянулась до балкона. Надо было еще добраться с нее на балкон и потом перелезть на другой. Никто на это не решился, кроме Геннадия Воронина. У него было обостренное чувство правды. Я думаю, это отняло у него много энергии. Но, видимо, по-другому не мог.

Его хотелось обогреть. У нас с мужем были одинаковые ценности в жизни, искусстве, общий взгляд на многие вещи. В любви признавался постоянно. Когда мы поженились, решили, что, если родится мальчик, назовем его Василием. Родилась дочка. Назвали Василисой.

Я обожаю дочь, так же как обожала меня мама. Василиса у меня поздний ребенок, можно сказать, выстраданный. Всю свою жизнь я к ней рвусь. Даже мысленно ее ни на секунду от себя не отпускаю. У меня мама точно такая же была. Только ее молитвами ничего ужасного в моей жизни не случилось. Я всегда завидовала простым людям. Они просыпаются в своей квартире, идут на работу, потом возвращаются домой, вместе ужинают. Они не едут в эти экспедиции, не спят в этих жутких поездах, не томятся в ожидании отправки самолета. Люди живут нормальной человеческой жизнью. С нашей профессией это невозможно. У меня, например, не было декретного отпуска. Я все время снималась. В «Праздниках детства», когда была беременна. Я еще кормила грудью, а меня пригласили на съемки телевизионного спектакля в Ленинград.

Помню ощущения, когда оторвала Василису от груди, мне перевязали грудь, чтобы не шло молоко, и я уехала. Не помню, как снималась, потому что думала только о Василисе, как она там с папой, без меня. Помню тот вечер, томительное ожидание «Стрелы», которая идет в Москву. Как я мысленно толкала эту «Стрелу». Это было три или четыре дня всего, но я до сих пор помню эти ощущения жути совершеннейшей, тоски. Конечно, старалась Василису на чужих людей не оставлять, таскала по экспедициям. Ей это безумно нравилось. Все ее любят, холят, лелеют.

Василиса была такая полненькая, волосики вьющиеся, белые. Любочка Соколова звала ее «пшено». В фильме «Говорит Москва» ей дали маленькую роль. Господи, как ребенок радовался! Когда мы возвращались в нормальную жизнь, она не понимала, почему мы не живем в номере люкс и не едем к бабушке в СВ. Для ребенка испытание славой родителей – серьезное испытание. Детям известных людей вообще сложнее. Им хочется все сразу. Они не всегда понимают, что и у родителей не сразу получалось. Но жизнь научит всех. К ней только надо прислушиваться. Я не считаю, что я жесткая мать. Хотя у меня жесткий характер. Извиняться перед Василисой мне не за что. Хотя, бывает, тысячу раз извинюсь.

Иногда, когда у нас с ней возникает какой-то конфликт, я ей говорю: «Не казацкого ты рода, не казацкого воспитания!» У казаков нет разговоров: хочу, не хочу. Надо так надо! Вот як батько и мать сказали, так оно и буде. Теперь другое время, другие отношения. Потом, натуры разные. Мне кажется, что во мне, при всей моей строптивости, даже резкости, больше смирения. Я умела подчиняться воле. Может быть, это даже мне помогло в актерской профессии, потому что в нашей профессии надо подчиняться воле режиссера.

Василиса, конечно, рано сформировавшийся человек. Василисе важно, как сложится ее актерская судьба. А мне – как сложится ее женская. Ей, конечно, хочется играть, ее это распирает. Я переживаю за нее каждый день, молюсь за нее, как молилась за меня моя мама. Может, ее раздражает моя излишняя опека, хотя сейчас мне кажется, она меня больше опекает. Мы друг за друга держимся и боимся друг друга потерять. У нас в семье всегда было так.

Год назад я похоронила мужа. До сих пор не могу свыкнуться. Гена долго болел нормальной русской болезнью человека, который не вписывается в эту жизнь, человека, который отстранен от дел. Он хотел реализоваться, но не мог в сложившихся условиях. Поэтому стал болеть. Сердце. Сначала инфаркт, потом инсульт. Мы делали все, чтобы продлить ему жизнь. Но, видимо, он в какой-то момент сам для себя решил, что уже устал жить.

Все, что происходит сейчас, это не моя жизнь. Я просто живу по инерции. Потому что надо жить. Два года назад у нас родился внук Серафим, на радость мне и дедушке. Гена не дожил дня до его первого дня рождения. Я рада, что Серафим успел пообщаться с дедушкой. Он его помнит, подражает ему. Очень забавно, когда внук видит кого-то с палочкой, выхватывает ее и начинает изображать дедушку. А потом друзья сподвигли меня издать книгу в память о муже. Мы собрали материалы, и вышла книга Геннадия Воронина «Колокол детства моего». В нее вошли сценарии, стихи и рассказы мужа. Конечно, стараюсь помочь детям. Кто же еще будет играть с внуком, кроме бабушки. Я люблю рассказывать ему сказки.

Бабушка – это уже профессия. А кино? Никаких ролей для Людмилы Зайцевой в нашем кинематографе нет. Иногда приглашают, что-то предлагают. Но когда я читаю пьесу, у меня просто волосы дыбом. Настолько низкопробно. И опускаться до того, чтобы ездить по городам и весям великой бывшей России и эти глупости нести со сцены, я не могу.

Не позволяет это ни мое воспитание, ни мой эстетический вкус.

Мне пока пенсии хватает.
 

Записала Наталья Лазарева

Читайте также

Трагическая биография знаменитой актрисы

Страшные смерти знаменитых актеров