Мама и чудо

Девять месяцев назад у жительницы подмосковного поселка Конобеево Ирины Ковтыковой родилась дочь. Врачи считают это чудом в прямом смысле слова, потому что речь не просто о молодой женщине. В прошлом у нее лейкоз, годы тяжелейшего лечения и операция по пересадке костного мозга. Ирина – единственная в мире женщина, которой после всего этого удалось стать матерью.

«Мы лежали, а детей всё увозили»

В прихожей Ковтыковых стоит большая коляска. Ее 9-месячная хозяйка Вероника с виду самая обычная девочка, чьи мама Ира и бабушка Нина – обыкновенные мама и бабушка, счастливые и немного уставшие. Никто, глядя на этих трех женщин, не догадается, что их история тянет на целую книгу.

Началось все с того, что 11‑летняя школьница Ира Ковтыкова стала жаловаться маме на усталость и головную боль. Она садилась учить уроки, брала книжку, а читать не могла – сильно болела голова и еще почему-то зубы. «Как будто от кислого яблока», – вспоминает Ирина. Вскоре стало понятно, что дело не в зимнем авитаминозе и не в школьной усталости, а в чем-то очень серьезном: у Иры побелели и стали отекать ноги. Мама повела ее в больницу, там взяли анализы, и вскоре к Ковтыковым домой пришли врачи.

– Сказали, что нужно срочно ехать в Воскресенск, а там – что надо скорее начинать лечение, потому что у Иры острый миелобластный лейкоз, – вспоминает Нина Ковтыкова.

Заканчивался 1998 год. Тогда еще не было крупных благотворительных фондов, о больных лейкозами детях не писали в газетах и по телевизору не показывали тех, кого удалось спасти. Ковтыковы совсем ничего не знали о болезни своей дочери, врачи просто сказали им, что лечение – это надолго, на многие месяцы. Ира с Ниной Ивановной поселились в Балашихе, в Московском областном онкоцентре. Оказалось, не на месяцы – на годы. Про эти годы Ира с мамой рассказывают по очереди. Сначала Ира:

– Мы как в центр приехали, мне сразу плохо стало. «Химия» началась. Я молилась, чтобы меня в бокс перевели, чтобы одной там быть. Переселили, а там девочка маленькая все время плакала – ей годика четыре всего было, после операции лежала. Потом другую девочку положили, с синдромом Дауна. Я почему-то очень четко все помню.

Потом мама:

– Это был ад. Мы лежим, а детишек увозят и увозят. Этажом выше взрослые лежат, и там тоже – смерти, смерти. Потом «химия» закончилась, нас домой выписали, но сразу обратно вернули – Ире плохо стало. А дальше в центре ремонт начался, и мы по четыре дня в месяц ездили на «химию» своим ходом – из Конобеево до Москвы на электричке, потом на метро с пересадкой, потом на маршрутке до Балашихи. И обратно. И так весь год.

Целых два донора

Оказалось, что случай Иры очень тяжелый. У нее было два обострения болезни, это много. Но при этом ей повезло. Если ребенок в семье один, неродственного донора костного мозга приходится искать в международных банках данных (в России такого нет) – это очень дорого, очень непросто, а порой и очень долго. У Иры же два старших брата, а значит, два потенциальных донора костного мозга. Анализы на возможную совместимость сдали все члены семьи – мама, папа, брат Сергей,  брат Александр, и оказалось, что последний подходит идеально.

Ира с улыбкой вспоминает, как братья боялись не то что становиться донорами, а даже просто сдавать кровь на анализ:

– Сваливали друг на друга: давай ты – нет, давай лучше ты. Им же 17 и 20 лет было, что с пацанов взять! Еще им казалось, что они после пересадки болеть будут. Саша еще недавно, как только что-то заболит, спрашивал: мам, это потому, что я тогда костный мозг сдавал? Успокоился, когда врачи объяснили, что такого не может быть. Но он, конечно, сразу согласился быть донором. Я у него как-то спросила: не жалеешь? Он удивился: а почему, говорит, я должен жалеть?

Когда донор и деньги на операцию (это, к сожалению, всегда история про «с миру по нитке») были найдены, Иру снова положили в больницу – опять химиотерапия, опять стерильная палата. Ровно 10 лет назад, 18 января 2001 года, к ней в бокс принесли пакет и сказали: «Вот твоя операция». Трансплантация костного мозга – это не та операция, при которой пациент находится под наркозом и скальпелем хирурга, она похожа на переливание крови. Звучит просто, в реальности – как полет в космос. Как дальше будут развиваться события, предугадать невозможно. Кто-то через несколько недель уезжает домой, Ира провела в одиночном боксе еще семь месяцев.

– Все уходили, а я все лежала, – вспоминает она. – Началась реакция – трансплантат против хозяина, – очень болели ноги. Три месяца ела только рис и пила ледяную воду. Ничего больше. Рис без соли и вода. Когда разрешили детскую тушенку – знаете, в баночках для маленьких детей, – это было такое наслаждение! А потом вдруг захотелось что-то делать, захотелось есть – так я поняла, что выздоравливаю.

Это было в мае. А в августе Ира с мамой наконец вернулись домой в Конобеево.

– Как все глазели, когда я из машины вышла! Чудище приехало! На мне респиратор, сама толстая, без волос. Я почти все фотографии из больницы разорвала – не могла смотреть на себя такую. Сейчас жалею. А респиратор до сих пор храню. Мне его еще долго пришлось носить, снимать только на ночь разрешали и только в своей комнате – маме для этого пришлось все ковры убрать, все цветы, стены спиртом протереть.
Постепенно нормальная жизнь возвращалась. Через год после операции врач разрешил Ире завести кота. Она вернулась в школу, правда, ненадолго – так и не смогла привыкнуть к постоянному вниманию и шушуканью за спиной. Начались дискотеки...

А спустя два года в компании она познакомилась с будущим мужем Женей. Говорит: любовь с первого взгляда. О болезни долго сказать боялась, а когда решилась – не до конца, только назвать букву, с которой начинается ее диагноз, – оказалось, что он давно знает и что ему все равно. Ира с Женей встречались пять лет, прежде чем поженились. В мае прошлого года у них появилась дочка Вероника. Появилась в срок, после легкой беременности, ставшей, по словам самой Иры, для всех сюрпризом и не доставившей ей никаких проблем.

«Это было невозможно, но все-таки случилось»

На самом деле «сюрприз» – совсем неподходящее слово. Врачи, лечившие Ирину от лейкоза, считают случившееся с ней чудом. Маленькая Вероника – единственный в мире такой ребенок. Лейкоз давно уже не считается неизлечимой болезнью, но все еще кажется приговором для тех, кто хочет не только выжить, но и в будущем стать родителями. На самом деле это не запрещено категорически – людям, перенесшим лейкозы, иметь детей можно, вот только из-за химиотерапии это далеко не всем и не всегда удается. Еще серьезнее дело обстоит с теми, у кого в прошлом были не только лейкоз и стандартная «химия», но и пересадка костного мозга.

– Пересадка как таковая излечивает заболевание, – объясняет Людмила Папуша, научный сотрудник отделения трансплантации костного мозга Федерального центра детской гематологии, где Ирину лечили и наблюдают уже десять лет. – Но чтобы ее провести, нужно сначала убить собственный костный мозг. Делается это с помощью высокодозной химиотерапии, у которой есть такое побочное действие, как снижение или полная утрата репродуктивной функции. Речь идет не о стандартной химиотерапии, которая используется в лечении лейкозов, а о сверхдозах, которые применяются только перед трансплантацией. У Иры – такой вид лейкоза, и были использованы такие препараты, после которых иметь детей, к сожалению, невозможно. Тут дело даже не в том, что их нельзя иметь – у таких людей нет никаких шансов. Ирина – единственная в мире, кому это удалось. Мы с коллегами написали об этом статью, которая выйдет в зарубежном медицинском журнале. Можно сказать, что случай Иры, бесспорно, достоин того, чтобы написать и целую книгу.

Сама Ирина всех тонкостей до конца не понимает – наверное, это и к лучшему. Она показывает фотоальбом, который сделала для дочки, и пожимает плечами:

– А я никогда не думала, что у меня не будет детей. Мне разные врачи говорили, что так может быть, но я все равно не верила – мне же и про волосы говорили, что могут не вырасти, а они выросли. Все как-то легко получилось, и беременность прошла легко. На 9-м месяце я кроватку сама собирала, комодик, обои клеила. Мама ругалась, но мне казалось, что это все очень важно – так ребенок чувствует, что его ждут.
Когда Ирина, показывая докторам фотографии дочери, сказала, что ее девочка – их победа, профессор Алексей Масчан, заместитель директора Федерального центра детской гематологии, ее поправил: «Наша победа – ты, а Вероника – это чудо».

Ира хочет, чтобы лет через пять в ее семье чудо случилось снова.