Светлана Журова: Представляю себя на месте спортсменов – слезы наворачиваются

Sobesednik.ru побеседовал с депутатом и бывшей спортсменкой Светланой Журовой о допинговом скандале

Sobesednik.ru побеседовал с депутатом и бывшей спортсменкой Светланой Журовой о допинговом скандале.

Светлана Журова – не типичный депутат. На канале «Дождь» ее называют светлым пятном на полотне «Единая Россия». По крайней мере, на фоне других спортсменов, прописавшихся в Думе, ее и правда трудно не заметить.

Встретиться вечером с чемпионкой по количеству законопроектов и заявлений не получилось – у нее по графику была игра в женской хоккейной лиге. Раннее утро чуть свободнее. Между очередными съемками в каком-то проекте и депутатским собранием «Собеседнику» был выделен час для того, чтобы поговорить о вечном – например о допинговом скандале в российском спорте.

Могла бы отказаться от Олимпиады

– Вы были жестко настроены по отношению к участию в Олимпиаде без флага и гимна. Но это было до решения МОК. Сейчас все изменилось?

– Решение однозначно несправедливое, но важны нюансы. Месяц назад мы обсуждали вбросы прессы о том, что в вердикте МОК могут быть очень жесткие положения – жилье за пределами Олимпийской деревни, неучастие в церемонии ни под каким флагом вообще. Говорили с коллегами, что при таких условиях, конечно, не поедем. Но потом появилось несколько компромиссов, например название команды – «Олимпийские спортсмены из России». Это меняет дело.

– Все долго обсуждали бойкот. Но для запрета должно же быть какое-то формальное обоснование, закон. Бойкот вообще возможен в наше время?

– Мы можем только что-то сказать, дать рекомендацию. Дальше спортсмена не остановить. Он может все равно приехать в Южную Корею, несмотря ни на что. Есть пример английских спортсменов, которые стали в Москве чемпионами Олимпийских игр. После возвращения они были подвергнуты критике. Маргарет Тэтчер им сказала: как гражданка я вас поздравляю, но осуждаю как премьер-министр. Это неудивительно, так как они поехали в СССР во время холодной войны. Но сейчас про это уже все забыли и чествуют их, как и других олимпийских чемпионов.

– Вы шли к олимпийским медалям 12 лет – с Лиллехаммера (1994). Если бы в ключевой момент, перед Турином-2006, вам сказали: у нас бойкот, вы не едете, – как бы отреагировали?

– Не люблю отвечать на гипотетические вопросы. Но мне было бы очень тяжело. В моем случае это была последняя возможность поехать на Игры. Это было сразу после рождения сына. Помню, что я его возила в коляске по парку и одновременно делала упражнения. Есть одно под названием «пригибная ходьба». Я шла в посадке, держась руками за коляску. Коляска едет, а меня не видно – прохожие бабушки разбегались в стороны в испуге. И вот, допустим, в тот период мне говорят: ты никуда не едешь. Если это представить – слезы наворачиваются. Но даже несмотря на это, при жестких условиях, я бы скорее всего отказалась. Елена Исинбаева, с которой мы обсуждали эту тему, говорит, и я с ней согласна, что аббревиатура «Спортсмен из России» (OAR) многое меняет.

Отправила Родченкова в корзину

– Вы недавно рассказали, что Григорий Родченков был странным человеком, писал какие-то эротические рассказы. Пересекались с ним когда-нибудь?

– Никогда не пересекалась. Лаборатория была создана в 2006 году, как раз после Турина. Но один раз – в 2008-м – он мне написал письмо с законодательной инициативой. Там было предложение дать возможность лаборатории не только заниматься спортсменами, но и делать другие анализы со стороны, то есть зарабатывать деньги.

Законом это было запрещено, по крайней мере на тот момент точно. Мне это показалось намеком на коррупцию, и я отправила письмо в мусорное ведро. Может, так нельзя поступать с обращениями граждан, но с некоторыми хочется. Потом звонила своим знакомым, они говорят: не обращай внимания, он ученый, весь погружен в свое дело, а денег на лабораторию не хватает.

– Ну вот сейчас и зарабатывает.

– Наверное, да. На тот момент лаборатория действительно не была так оборудована, как потом под Сочи. Ее оснастили по всем современным технологиям, которые были на тот момент. Она стала самой лучшей в мире. Он получил то, что хотел.

– Недавно вы сказали, что лыжников Легкова и Белова, отстраненных пожизненно, могут оправдать после выборов президента России. Как это связано?

– Их репутацию мы точно будем восстанавливать. Так как я была в заявочном комитете сочинской Олимпиады, была у истоков, знаю, как к этой теме относился Владимир Владимирович. Это его проект. Тогда воплотилась в жизнь мечта – его и наша. И когда она воплотилась на все 100%, это, конечно, не дало никому покоя. К тому же ребята завоевали столько медалей...

– Действительно, много как никогда.

– В 2010 году Россия пошла по принципу канадцев в Ванкувере. Они сделали феноменальный скачок после туринской Олимпиады 2006 года. Перед своей, в 2010-м, у них была специальная программа – «Взойди на пьедестал». Мы наняли ту же компанию, которая делала этот проект канадцам. Те же самые эксперты проанализировали, чего не хватает российским спортсменам, чтобы сделать прорыв. Всё за деньги, конечно. Они общались с тренерами, выезжали в команды. Предложили нам маркетинговые подходы, которые используются во всем мире, научную базу, новые методики тренировок. Они сказали, что если вы всё это сделаете, то у вас будет то количество медалей, которое в итоге и получилось в Сочи. Был составлен список ребят, которых посчитали перспективными для Игр – до них оставалось тогда 2 года. Что странно – потом все эти ребята попали в список Родченкова. Якобы они использовали его коктейли.

– Удивительно.

– Для меня – нет. Просто те, кто обличает, пошли по простому пути. Как мэр Олимпийской деревни, я чувствовала этот накат на нас еще перед Олимпиадой. Всё пытались опорочить, истории придумывали про то, что где-то что-то не построили. Только когда все приехали на Игры – увидели, что это не так. Ко мне подходили иностранцы и говорили: «Светлана, что пишет наша пресса?! Тут же нет ничего подобного». С допингом то же самое.

Подарят ли машины?

– Мы говорим об отношении, но есть и практические вопросы. Будет ли Россия финансово стимулировать тех, кто поедет на Игры, дарить машины?

– Государство не дарит машины. Это делает Фонд поддержки олимпийцев.

– Зато государство начисляет чемпионам пенсии.

– Ну пенсия – да. Пока это не обсуждалось. Если же говорить о подарках спонсоров, таких как премиальные, то они вообще вправе ничего не дать. В Турине призовые были 50 тысяч долларов, а уже на следующей Олимпиаде – 100 тысяч. Мы же не говорили через четыре года: дайте нам эту разницу. Может, не будет сейчас возможности – и вообще ничего не дадут. Просто из-за того, что это делается публично, с чиновниками, складывается впечатление, что это от государства. Даже на саму Олимпиаду, как многие считают, спортсмены едут за бюджетные деньги.

– Это не так?

– Нет. Сборная едет бесплатно. В Сочи мы всех принимали, так же и сейчас – проживание, питание бесплатно для наших и других спортсменов. Даже авиабилет компенсируют, по минимальному тарифу. Сейчас Томас Бах сказал: российские спортсмены получат все то же самое, что и остальные, за счет МОК. Все подумали: нас купили. Да нет. Он же не будет все до конца разжевывать и объяснять: то, что страна платит – это только депозит на случай, если в Олимпийской деревне спортсмен что-то поломает или увезет. Там есть плазмы, компьютеры – вдруг кто-то украсть что-то захочет. У нас иностранцы в Сочи и двери выламывали. Если все нормально, этот депозит возвращается стране. Именно это МОК и берет на себя.

– Не перестанут ли после допинг-скандала давать России мегатурниры – как в Сочи, ЧМ-2018, Универсиады?

– Но мы реально проводим лучше всех эти соревнования. Международные федерации это знают. Иностранные спортсмены даже дома не испытывают такого интереса к себе, как в России. И далеко не везде есть такие условия. Например, конькобежные Кубки мира за рубежом – это очень скромно, очень просто. Хочешь что-то дополнительно – плати. Мы все-таки стараемся наших гостей принять от чистого сердца.

– Год назад был принят закон об уголовной ответственности за допинг. За это время, по словам почетного президента ОКР Виталия Смирнова, было заведено одно дело. Для страны, которая борется с допингом, это нормальное количество?

– У нас от всех проб 0,4 процента тех, кто попался. А по всему миру – 2 процента. С законом тоже не все просто. У меня были опасения по поводу детей. Как быть, если к врачу-терапевту в обычной поликлинике с диагнозом гайморит привозят ребенка? Первым делом он пропишет ему серьезные препараты, в которые входит эфедрин тот же, который запрещен в спорте. А потом что – этот врач будет давать показания следствию по делу о допинге? При этом самое жесткое наказание – за склонение к допингу детей.

**Светлана Журова с сыном** // Фото: Global Look Press

– Это может произойти и со взрослыми.

– В сборной двести раз подстрахуются, а с детьми немного по-другому. Но тоже вопрос. Я знаю случай, когда одна из наших спортсменок была беременна и у нее была угроза потерять ребенка. Имя не назову, но это знаменитая спортсменка. Она хотела сразу после родов вернуться в спорт, поэтому сдавала допинг-тесты, даже когда была в положении. Она срочно поставила кого надо в известность о том, что ей прописали определенные препараты, но ответ был: нет, это принимать мы не разрешаем. Мол, выбирай, что тебе важнее. Это к вопросу о тех самых терапевтических исключениях для легального использования допинга и о том, насколько объективна эта система.

До сих пор на службе в органах

– После завершения карьеры у каждого знаменитого спортсмена появляется выбор: в тренеры или в политику. Как вы определились?

– У меня был пример моего визави, американца Джоуи Чика, с которым мы вместе выиграли чемпионат мира до Олимпиады и потом вместе одну и ту же дистанцию на Играх – 500 метров. Он тогда мне сказал: я пойду в политику, буду избираться в сенаторы. Я на него смотрю и думаю: какой смелый. Но там очень многие после карьеры идут, так сказать, в спикеры. Ездят по всей стране с выступлениями. Это не политика? Политика. Сейчас ко мне приезжала делегация из Марокко, у них одна олимпийская чемпионка на всю страну, и она – в парламенте. Это во всех странах. Знаменитые спортсмены ездят по всей стране, выступая перед людьми.

– К тем, кто ездит, претензий быть не может. Но в Думе очень много бывших спортсменов, деятельность которых незаметна. Александр Карелин за 14 лет поучаствовал всего в 15 законопроектах. Не больше было бы пользы от него в спортивном зале?

– Мне сложно отвечать за своих коллег. Я могу сказать, почему я не стала тренером. Когда закончила я, закончили спортивную карьеру еще несколько человек, и они все были мужчины. А тренеров-женщин в сборной практически не было. Тренировать детей было бы неправильно. Я не знаю, как это делать, и неверно человека с такими знаниями, как у меня, направлять в детский спорт. Это разные уровни. Подходящие места сразу заняли мужчины.

– Но это же тоже неправильно.

– Но это так есть. Мало того, чтобы прийти в сборную, мне надо было выгнать моего тренера. Это было бы бесчеловечно.

– Можно же пойти работать в другой город.

– Я тренер уровня сборной по образованию, я не могу быть другим. А там все ниши были заняты. Единственное, что я могла делать – преподавать. Образование позволяет учить тренеров в Институте физкультуры. Но получилось так, что я сразу после окончания карьеры стала директором в заявочном комитете Сочи-2014. И что, разве это была не моя тема? Спикер, продвигальщик, знание языка, везде ездишь по миру, общаешься со знаменитыми людьми, пишешь заявочную книгу про Олимпийские деревни, которые ты знаешь лучше всех, потому что прошел через пять Олимпиад. Я все это знаю изнутри. Я была на своем месте. Почему обязательно в тренеры? Я пошла в организаторы.

– А чем можно объяснить работу в Федеральной службе исполнения наказаний, при СИЗО?

– Просто по традиции, оставшейся с советских времен, спортсменов закрепляли за ведомствами. Поскольку я была в «Динамо», мне предложили поработать в управлении по конвоированию. Это тоже была скорее спортивная работа – я не общалась с заключенными, а работала с сотрудниками ФСИН как инструктор по физподготовке. Я пришла туда, когда еще была не чемпионкой мира, а просто рядовой спортсменкой. Я думала: если что, это моя возможность сразу быть на работе, а не оказаться на улице после спортивной карьеры. Поскольку в нашей стране на тот момент не было никаких грантов олимпийским чемпионам, придумали такую систему. Я, кстати, до сих пор оттуда не уволена. Меня не имеют права уволить, пока я не закончу быть депутатом.

Под санкциями – в Швейцарию

– Вы три года в санкционном списке. Насколько сильно это повлияло на вашу жизнь?

– Почти никак не повлияло. Наездившись по миру за спортивную карьеру, я бы не сказала, что мне очень хочется смотреть его снова. Я скорее Россию не видела.

К тому же я недавно ездила в Швейцарию. Мне дали национальную визу, несмотря на санкции, потому что приглашали на очень крупное мероприятие – 125 лет Федерации катания на коньках. Они позвали олимпийских чемпионов, в том числе меня. Я передавала Олимпийскому музею свой беговой комбинезон, в котором выиграла Олимпиаду. И мне дали визу на три дня. Единственное, от чего пришлось отказаться – я раз в год неделю отдыхала в Черногории. Мне нравился там сплав по рекам, он очень комфортный, безопасный – можно детей взять. Но Черногория никогда не считалась такой уж и заграницей. Это же не Лазурный Берег.

– Зато у вас много друзей-иностранцев. Тот же князь Монако Альберт II. Он, кстати, поддерживает Россию. Это ваше влияние?

– Нет, он просто относится к России по-доброму. У него много друзей отсюда. Даже Леонид Слуцкий (глава думского комитета по международным делам. – Ред.) его друг. Они близко общаются. В Монако приезжает много людей из России. К тому же у Альберта II в семье есть бронзовые призеры, олимпийские чемпионы. Он высокопоставленный член МОК, но в то же время еще и спортсмен, поэтому, конечно, на стороне спортсменов.

– Этот затянувшийся скандал с допингом напоминает сериал, где один эпизод тянет за собой следующий. Что можно назвать самой первой серией, с чего это началось?

– Это и Крым, и Олимпиада в Сочи. Это момент, когда понятие патриотизма стало меняться и все больше людей стали это ценить. До этого иначе относились к стране.

Сейчас Крым – это замкнутый круг. Мы не можем уже отойти. И нам говорят: пока не вернете, не будем с вами разговаривать. И с допингом ровно та же история. От нас требуют признания в участии государства, а его не будет никогда. Один из учредителей ВАДА недавно сказал, что при такой конструкции мы никогда не договоримся. Если так ставить вопрос, у этой истории просто нет будущего.