Софико Шеварднадзе: Президента нельзя любить или ненавидеть

Танцы с треснувшим ребром

– В отличие от другой представительницы знаменитой фамилии (Собчак), участвующей в нынешних «Танцах», вы всеми силами в объективы камер не лезете. Что же вас привело в этот проект?

– Мне безумно хотелось танцевать! Я в жизни не пошла бы ни в «Ледниковый период», ни в «Две звезды». А проект «Танцы со звездами» совпал с моими желаниями. После каждой тренировки я выхожу с абсолютно новыми ощущениями. Я вообще поняла, что суть жизни, оказывается, в движении…

– Поздравляю с открытием!

– (Смеется.) Правда. Все изменилось. Я мыслю быстрее. Сплю меньше и лучше. Пусть у меня все дико болит, ребро до сих пор треснуто, тем не менее такого ощущения полного счастья, которое распирает изнутри, я не испытывала давно.

 Казалось бы, конкурс, но духа конкуренции совершенно нет. За исключением двух участниц, которые танцевали в мюзиклах, для всех нас это новые ощущения.

– По-моему, не танцующих грузинок не бывает.

– А я не умела танцевать. Только совсем недавно, два года назад, захотела выучить грузинские танцы, чтобы не чувствовать себя неловко на семейных праздниках.

Однажды на одной свадьбе я (кстати, вместе с Ксенией Собчак) выступала подружкой невесты. По традиции свидетели должны танцевать сразу после жениха и невесты. Я была в паре с Ваней Дыховичным, царство ему небесное. Мы два месяца учили эту хореографию. Как Ваня станцевал! Ни один грузин так ногами не делает. Меня это вдохновило, я вернулась в Москву, и мне захотелось выучить и другие грузинские танцы. Просто для себя. Но занималась то раз в неделю, то раз в месяц – нерегулярно.

20 лет на русском не общалась

– Кроме якобы романа с Чадовым, светских сплетен про вас нет. Почему?

– Не понимаю девушек, тем более мужчин, которые выносят свою личную жизнь на обложки журналов. Мне кажется, это глупо. «Любовь надо прятать, как краденого коня» – так сказал Руставели.

– Семью Шеварднадзе разбросало по миру. Часть осталась в Грузии, ваши родители живут во Франции. А вы своим городом называете Москву?

– В 25 лет у меня был какой-то кризис… Я из Тбилиси переехала во Францию, из Франции – в Бостон, из Бостона – в Нью-Йорк. Не понимала, где мой дом. И абсолютно случайно я прилетела в Москву. Работала тогда спецкором грузинской программы «Намедни» в Нью-Йорке, и меня послали в Москву, чтобы я сняла сюжет о распаде российской «Намедни». Только самолет стал приземляться в сером Шереметьево, как у меня начало бешено колотиться сердце. Ужасный запах, дикие пограничники – несмотря ни на что, я почувствовала себя дома. Интуитивно. Я поняла, что мне обязательно нужно сюда вернуться. Сделать это было очень сложно.

– Грузинские родственники были против?

– Если имеете в виду дедушку, он никогда ничего не запрещал.

Мои родители не понимали, зачем я уезжаю в Москву. Я в жизни здесь не жила, по-русски нормально не говорила. Я 20 лет ни с кем на русском не общалась. Паспорт грузинский, обалденная работа в Нью-Йорке – все как будто есть. Но я уехала. Папа со мной 6 месяцев не разговаривал. Думал, наверное, что помаюсь и вернусь. А я не сожалею о своем поступке. Москву сразу полюбила, она меня – тоже. Пока этот роман продолжается.

Ушла из новостей после войны

– Вы работаете на каналах со взаимоисключающими задачами. Russia Today создавался для формирования положительного образа России за рубежом. А RTVI, транслирующий за границу ваши беседы на «Эхе» и принадлежащий Гусинскому, считается у нас чуть ли не оппозиционным.

– Контрольным пакетом «Эха» владеет «Газпром-Медиа». Какая может быть оппозиция?

Я ни за Путина, ни за Ходорковского – это фигуры, о которых мне интересно рассуждать с разными людьми. Может, потому, что я изнутри, на примере деда видела, как это – быть президентом, у меня иное восприятие первого лица.

Я не понимаю, как президента можно любить или ненавидеть. Мне не 16 лет, а он не рок-звезда. Президента надо в лучшем случае уважать.

– В Америке вы делали репортажи. Почему здесь специализируетесь на беседах?

– На Russia Today еще новости три года вела. После войны в Осетии из новостей я ушла, и мне дали программу «Интервью».
Надо попробовать всё. Мне бы хотелось когда-нибудь иметь крутое интервью-шоу. Но не так, как это делаем мы здесь. Наши журналисты пытаются больше себя показать, чем раскрыть гостя и создать шоу.

– И Познер?

– Он гениальный журналист. Познер – кит, но, мне кажется, уходящий. Молодые должны выйти на сцену. Почему, если интервью, сразу Познер? Для меня он, например, через раз интересен.

– А с чем был связан ваш уход из новостей?

– Я не могла сидеть на российском ТВ и говорить, какие грузины ужасные. Мне потом жить с этим. Любой человек на моем месте поступил бы точно так же. Безотносительно к тому, на чьей вы стороне.

– А если относительно? На недавней встрече Медведева с сибирскими студентами те задали ему «неожиданный» вопрос. Томских обывателей, оказывается, очень интересует, почему Саакашвили еще не предстал перед судом. Вы разделяете их недоумение?

– Если этот вопрос и стоит, то уж точно не томским студентам об этом волноваться. Это должно беспокоить грузинский народ – и только.

Это для меня вообще очень болезненная тема. Для меня Абхазия и Осетия как территории потеряны последние 20 лет. Мне туда не разрешено было ехать, как и любому грузину. Сказать вам, что я не считаю их Грузией, я не могу. Это неотъемлемая часть меня. Я сейчас закрою глаза – запах вспомню. Но даже если это будет моей территорией, я в жизни туда больше не поеду ни отдыхать, ни купаться в море, потому что у меня очень много друзей на войне погибло…