Борис Моисеев: Бог сказал, что я умру в 87 лет

Прошел год с небольшим с того момента, как Борис Моисеев попал с инсультом в больницу и впал в кому. Тогда поклонники молились за здоровье артиста и ждали чуда. Оно случилось

Прошел год с небольшим с того момента, как Борис Моисеев попал с инсультом в больницу и впал в кому. Тогда поклонники молились за здоровье артиста и ждали чуда. Оно случилось. Моисеев вышел из комы, заговорил, стал двигаться, а спустя восемь месяцев вернулся на сцену. Как течет жизнь артиста сейчас? Чем он живет? Мы напросились в гости к Борису Михайловичу. Под чай с баранками он разоткровенничался... 

Несколько песен исполняю под фонограмму

– Многим казалось, что ваш реабилитационный период продлится минимум год...

– У меня нет этого года, я хочу работать полноценно. А мое здоровье сейчас со знаком плюс.

– Мне кажется, вы все-таки себя не бережете. Не трудно после такой серьезной болезни?

– Было бы трудно, я б из дома не выходил. А так я даже покатился в тур по стране.

Лучшее лекарство для меня — работа. Я только этого и ждал, пока лежал в больнице. Так получилось, что та концертная программа, которую я готовил в 2010 году и должен был показать зрителям в феврале 2011-го, сорвалась. Я попал на больничную койку. Но даже там мне не терпелось побыстрее вый­ти к зрителю. Мечтал скорее начать подготовку новой программы. Значит, надо работать, работать и еще раз работать, как завещал великий Ленин (смеется). Знаете, какое ощущение, когда открывается занавес? Счастье, полет – и никаких болячек.
 

– Говорят, часть вашей программы вы исполняете под «фанеру»...

– По­ка стараюсь синтезировать выступления. Так что несколько песен проходит под фонограмму.

– После болезни ваш зритель не поменялся?

– Наверное, на меня пока ходят с любопытством, но зрители хотят видеть меня тем, какой я был и есть — хороший, веселый, благополучный, запоминающийся.

– Давно ли вы выходили в люди, на какой-нибудь большой концерт?

– В качестве зрителя? Был на концерте к дню рождения Аллы Пугачевой. Кристина Орбакайте посвятила свой концерт маме. Все остальное время я провожу в репетициях и вношу коррективы в свое шоу. Мои концерты мне всегда по кайфу.

– Что в вашем понимании кайф?

– Кайф представляется мне неким замечательным ощущением. Это и атмосфера, и приятные люди вокруг, от которых я получаю удовольствие и заряжаюсь позитивной энергией.

Дружба в нашем цеху невозможна

– В народе говорят: друзья познаются в беде. Вы своих друзей по сцене как проверили?

– У меня друзей нет, кроме Иоси­фа Кобзона, Аллы Пугачевой, Лены Буйновой, Галины Романовской, Ады Тодд, Игоря Крутого. Также есть те ребята, которые у меня работают: мой директор Сережа Горох, мы вместе уже 20 лет, Альгис Онищукас. Они меня поддержали, когда я все-таки решил выйти на сцену. Эти ребята – мои самые первые друзья, без которых не вижу своей жизни. Они больше, чем друзья – это моя семья. Те три месяца, что я лечился и не мог быть на сцене, для меня были испытанием. И все это время я готовился к концерту. Сначала мысленно. Мысленно репетировал от появления на публике до самого последнего па в номере. И это было очень сложно.

– То есть среди ваших друзей не так много представителей шоубизнеса?

– Ну, это не друзья, а коллеги. Дружба в нашем цеху невозможна. А такие, как Иосиф Кобзон, его жена Нелли, как Алла Пугачева, исключение. Таких у нас больше нет. Они готовы прийти на помощь по первому зову. Иосиф Кобзон – настоящий мужик, человек порядочный, по-доброму относящийся к людям. За это его и любят. Кто-то даже называет папой. А Аллу Пугачеву я называю мамой. Она с Максимом Галкиным одной из первых приехала ко мне в больницу.

– Вы правда называете Аллу Пугачеву мамой?

– Да. Котлетки собственного приготовления мне привозила в больницу. А потом Максима Галкина отправила из палаты, и мы с ней час тет-а-тет общались. Учила меня жизни.

– Но вы же плохо говорили? Как же вы с ней секретничали?

– Плохо, но говорить мне нужно было. А Алла Пугачева меня с полуслова понимает.

– Вы не ревнуете нечаянно Аллу Пугачеву?

– Ревную. Мы знаем друг друга 36 лет. И я ее очень люблю. Скажу вам такую вещь: все, кто любит Аллу Пугачеву, любят ее искренне, по-настоящему.

– Помните вашу первую встречу?

– Это было в 1975 году. Мы встретились в ресторане города Каунаса. Я на тот момент там жил и работал в Каунасском государственном музыкальном театре. А Алла Пугачева приехала популярная, очень красивая. Пришла в первый в Союзе ночной клуб «Орбита», где я подрабатывал.

– Вы подошли к ней за автографом?

– Нет. Я подошел и признался ей в любви.

– Думаю, вы были неоригинальны. Ей многие в этом признавались. Как Алла Пугачева вас выделила?

– Многие – это не то. Кто-то говорит, что любит, а на самом деле мечтает к ней приблизиться и поэтому говорит не от души. А она это очень чувствует.

– Как вы относитесь к тому, что Максим Галкин пародирует вас, рассказывает со сцены Кремля, как вы ездите на маленькой машинке по Москве и ругаетесь с гаишниками?

– Это мне очень лестно и нисколько не обижает. Максим свои номера всегда наполняет музыкой и делает это с большим вкусом. Прежде чем рассказывать обо мне со сцены, он всегда звонит и спрашивает, не против ли я. Абсолютно его в этом поддерживаю и даже сам подкидываю идеи шуток по поводу себя.

Мне не хватает общества

– Вы активный пользователь Интернета?

– Да, у меня есть свой блог. Вот сейчас я уже вторые сутки грущу. У меня беда. Дело в том, что сломался компьютер и я не могу общаться со своими поклонниками и друзьями. Вторые сутки жду мастеров.

– Посетителей на вашем сайте стало больше?

– Значительно. Я испытываю потребность в общении со своими поклонниками. Мне пишут разные люди. Знаете, какое самое трогательное письмо я получил? «Я хочу, чтобы ты выздоровел во что бы то ни стало». Просто, казалось бы. Но именно оно мне врезалось в голову. И я выздоровел. Несмотря на свое прошлое, на то, что случилось со мной, я забываю о себе. А о сцене – наоборот. Всё выкладываю ей. Сцена — любовь моя и жизнь моя.

– И ваше жертвоприношение?

– Может быть.

– Кто-то даже хочет умереть на сцене.

– Я из тех, кто готов умереть на сцене. Хотя сейчас у меня все здорово.

– Оптимизм – дело хорошее. Но, может, вам все-таки чего-то в жизни не хватает?

– Мне не хватает... как это сказать... общества. Не люблю находиться один. Мне тяжело без общения. Люблю, когда ко мне приходят люди, когда зритель ходит на мои спектакли. Я готов показать ему все самое лучшее из моего репертуара.

– Не хватает общества? А пойти на тусовку, презентацию?

– Там не то общество. Интересы у людей на тусовках другие.

Я видел Бога

– В прессе писали, что вы продали дом, который долгие годы строили.

– И очень рад, что наконец продал. Потому что он мне мешал.

– Чем?

– Своими габаритами. За ним надо ухаживать. Потом, он хоть и находится рядом с Москвой – в Барвихе, но добираться туда очень сложно. Сплошные пробки. Чтобы доехать до квартиры в центре города, я тратил на дорогу четыре с половиной часа. А из аэропорта – три часа. И когда  продал наконец этот дом, пресса ухватилась за эту новость. Написали, что меня обманули при продаже. Это все слухи и домыслы. Но никто не знает, что он был выставлен на продажу уже три года назад. Его никак не могли продать. И так случилось, что именно сейчас нашелся покупатель. Я не хочу иметь дом, мне достаточно квартиры. Счастье не в замках. Главное, чтобы человек был здоров. Ведь тебя любят не больного, а праздничного.

– Говорят, у тяжелобольных иногда случаются видения.

– У меня тоже это было. Всё помню. Когда лежал в коме, мне казалось, что я в Сочи. Видимо, потому, что люблю этот город. Я был там один, и вокруг меня не было людей.

– Может, вам надо завести недвижимость в Сочи?

– А я чуть не купил там квартиру, но что-то  в последний момент сорвалось.

– Надо наверстать.

– Для этого надо много работать.

– Некоторые говорят, что в коме видели Бога.

– Я тоже видел. Правда, только очертания.

– И какой он?

– Похож на меня. Такой же стройный, красивый, молодой, обаятельный. Бог не старенький.

– Что он вам шепнул?

– Что я умру в 87 лет.

– Вы оптимист.

– Мама меня так воспитала. Все время говорила мне: «Сынок, старайся верить в Бога. Старайся людям верить. Окружи себя людьми, у которых рядом Бог».

– Но люди разные бывают. Как узнать, с кем Бог?

– Люди не разные. Просто мы относимся к людям плохо. Относись к другому хорошо, и к тебе добро вернется. Живи прописными истинами, и все в твоей жизни будет хорошо.

– Вы католик или православный?

– Православный.

– Вам не кажется, что Бог к вам несправедлив? Он сильно вас испытывает.

– Ну, видите ли, добру тоже надо познать горе. Для того чтобы ты знал, как это горе перенести. В моем случае главное, что я не сдаюсь и иду вперед. Вперед на сцене, в жизни, в общении с людьми.

Мечта – быть литовским дипломатом

– Ваш директор Сергей рассказал, что, когда вы вышли из комы, почему-то начали читать стихи на литовском.

– Это правда. Очень странно, но я почему-то стал читать литовские стихи. Мой директор обалдел. В моей памяти всплыли не только стихи, но и чувство гордости за Литву.

– Вы чувствовали себя патриотом Литвы?

– Да. Откуда это взялось, не знаю. Раньше со мной такого не случалось. Что-то пришло, вспомнились слова песен литовских, стихи.

– О чем стихи?

– О росе, о земле, о надежде, о Боге. И как только я вышел из больницы и пошел на поправку, первым делом принял предложение поехать в Шяуляй. Поехал туда один! Никого с собой не взял. Там меня ждала подруга из Америки Наташа Огайо, с которой 30 лет назад я работал в Вильнюсском молодежном театре. Она в Шяуляе ставила спектакль в театре. Пригласила меня поставить им хореографию. В сентябре я уже приезжал на генеральный прогон и на премьеру, видел свое имя на афишах.

– Если бы у вас был шанс изменить свою жизнь, что бы вы сделали по-другому?

– Я бы вернулся назад в Литву. Хочу, чтобы жизнь моя протекала в Каунасе или в Вильнюсе. Я бы работал садовником в каком-нибудь ботаническом саду. Обожаю природу. А возможно, стал бы дипломатом.

– А знаний бы хватило?

– Да. Я знаю несколько языков: итальянский, французский, литовский, польский. Я бы мечтал работать литовским дипломатом в России. Мне кажется, я бы сослужил хорошую службу.

– Что же вас роднит с Литвой?

– Моя карьера началась в Каунасе в 1975 году. Прибалтика в те годы была таким кусочком Запада. Я очень хотел там работать и поэтому быстро выучил язык. А когда работал с трио «Экспрессия» в Италии, освоил итальянский.

– А вы сейчас поддерживаете отношения с девочками из «Экспрессии»?

– В первом составе трио работала Люда Чесновелечуте. Она первой уехала жить за границу. Вышла там замуж. И спустя много лет перебралась в Монреаль, в Канаду, где совершенно случайно встретилась с моим родным братом Марксом. Уже пять лет они живут вместе. Конечно, мы дружим. То есть даже породнились.

– Кем теперь вам приходится Люда?

– Как кем... Женой. Двоюродной! (Смеется.)

С Гурченко не ссорился

Борис, вы знаете, что собой представляет шоу бизнес. Зависть. Злость. Но при этом о вас плохо никто не говорит.

– Это точно.

– Чем вы завоевали такое отношение коллег?

– Я люблю говорить правду. Но делаю это по-доброму.

– Когда-то вы записали с Людмилой Гурченко песню «Петербург – Ленинград» и сняли на нее клип.

– Была такая красивая история.

– А потом вы с ней поссорились...

– Нет, что вы! Это журналисты раздули «трагедию» из-за ерунды. Мы работали вместе с Людмилой Гурченко тур по Америке. Успешно гастролировали, всегда перед выступлением обсуждали последовательность песен. А в один вечер была суета, много народу, ко мне приехали друзья. Мы на ходу обсудили программу, и Людмила Гурченко забыла упомянуть песню «Пиджак в клеточку». Звукорежиссер не поставил ее, и Людмила Гурченко жутко напряглась, когда не услышала нужную фонограмму. Людмила Гурченко сильно обиделась, что без ее ведома убрали песню из концерта, и уехала. Но длилась эта обида недолго. Людмила Марковна поняла, что моей вины в том нет, и мы снова стали общаться с ней.

Когда Людмила Гурченко умерла, я лежал в больнице. Это ужасная трагедия, я очень переживал. 12 ноября ей бы исполнилось 76. Я ездил в этот день на кладбище. Она конечно же меня простила, но мне очень жаль, что я не успел услышать ее голос.

– Недавно инсульт уложил на больничную койку и хорошо знакомого вам Бориса Краснова...

– Я за него очень переживаю. Борис Краснов делал мне не одну постановку. Мы с Сергеем ходили к нему, но нас не пустили в больницу. Там никого не пускали... Не будем о грустном.

– Расскажите тогда, что за история с вашим обручением произошла на одном из концертов?

– Было дело в Днепропетровске. Программа называлась «Танец в белом». Вдруг на сцену вышла женщина в белом подвенечном платье с цветами. Подошла ко мне, схватила за руку и надела кольцо на палец. «Теперь ты мой навеки», – сказала она. Пришлось ответить: «Я вас не знаю, но согласен!» Экспромт. Весело было. Все поздравляли.

– Вы поклонник Николая Баскова? Вижу книжку с ним на обложке у вас на столе.

Николай Басков на свой день рождения подарил всем гостям по книге о себе. А ему этот альбом издали родители.

Людмила Гурченко – звезда эпатажа. На пятки вам наступает.

– Так это ж хорошо. Он веселый, позитивный. Лучше смеяться, чем плакать.

 

История болезни

Как Борис Моисеев попал в больницу

21 декабря 2010 года Борис Моисеев планировал устроить презентацию своего нового клипа, но случилось то, чего не ожидали не только поклонники, но и сам певец.

20 декабря страну потрясли слухи о скоропостижной смерти Бориса Моисеева. Затем появилась информация о том, что артист впал в кому. И это известие оказалось правдой. Резкое недомогание артист почувствовал еще накануне. Друзья вызвали ему скорую, но  Борис Моисеев отказался от госпитализации, сославшись на занятость. Оказав первую помощь, медики уехали. Но ближе к вечеру Борису Михайловичу стало хуже, и его доставили в реанимацию одной из частных клиник. Половину тела парализовало.

23 декабря врачи ввели Бориса Моисеева в состояние искусственной комы и подключили аппарат вентиляции легких. 26 декабря Борис Моисеев вышел из комы. Положительная динамика показывала, что пациент долго в больнице не пробудет. 4 февраля артиста выписали домой.

Рубрика: Шоу-бизнес

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика