"Красивый мальчик": невыносимая тяжесть бытия

Кинообозреватель Sobesednik.ru — о новом Феликса ван Грунингена с Тимоти Шаламе в одной из главных ролей.

Ник (Тимоти Шаламе)— очаровательный и талантливый парень, ему 18 лет. У него трудный, но типичный период в жизни: например, он решает, идти ли ему в колледж, потому что не понимает, готов ли. А еще потому, что он сидел на метамфетамине и сейчас в завязке, проходит реабилитационную программу в центре. Но потом срывается опять, и опять, и опять… Его отец Дэвид (Стив Карелл), известный журналист, воплощает собой само понимание. Он всеми силами пытается понять, что он сделал не так и когда дорожка его горячо любимого сына стала кривой.

Фильм бельгийца Феликса ван Грунингена («Разомкнутый круг») — экранизация реальной истории отца и сына: оба они написали по книге воспоминаний о том, как один в течение восьми лет был зависим, а второй раз за разом помогал ему выкарабкиваться из крайне паршивых ситуаций. В контексте всей истории почти сразу, с первых минут фильма кажется странным тот факт, что вопросы о причине возникновения зависимости у Ника так и останутся незаданными. На этом просто нет фокуса, вопрос хоть отдаленно не принимает четко проговариваемой формы.

От этой несформулированности становится сначала не по себе, а потом и совсем страшно. Потому что ситуация, в которой обаятельный и чуткий к миру молодой человек абсолютно внезапно становится метамфетаминовым наркоманом, не может сам собой не заставлять брови в недоумении подниматься, как поднимаются они через сцену в течение фильма у героя Шаламе. К слову, мало у кого есть то необходимое сочетание невинности и порочности во взгляде и образе, какое есть у него.

Неоспоримое обаяние «Мальчика» — не только в присутствии в картине Тимоти Шаламе («Назови меня своим именем», «Жаркие летние ночи»), новой американской звезды, в главной роли. Главное в том, что это не история о бремени наркозависимости, возведенная в самоцель. Это не «На игле» — 2019 и не воспевание глубин экстатического погружения впротивовес ужасной обыденности мира. Трипы Ника показаны чисто технически, как болезненные изменения сознания, которые он не может контролировать. Затем всегда наступает одно и то же состояние, с которым он не может оставаться один на один.

Главная линия «Красивого мальчика» — линия отражения: все, что делает Ник, сразу же сказывается на его близких, которые все время находятся рядом. Переживания его отца, журналиста New York Times, очень скоро выходят на первый план. «Как вышло так, что Ник подсел на мет? Где я как отец дал слабину?» — Дэвид не может отмахнуться от этих навязчивых вопросов, они не дают ему есть, спать и помнить о наличии еще двоих детей. Они заставляют еще активнее атаковать Google запросами в духе «Чем опасен метамфетамин?». Но когда невыносимая зависимость от потерянного благополучия сына становится главной проблемой в жизни Дэвида, он находит в себе силы остановиться. И это становится откровением. Дэвид не сделал «что-то не так», а для Ника Рубикон перейден давно, и можно сколь угодно пытаться вылезти из черной дыры, но дальше ситуацию контролировать невозможно. Потому что, словами одной из посетительниц терапии для близких: «Тяжело жить, когда оплакиваешь живых». Именно в этой остановке на пути прижизненной скорби кроется отцовская сила Дэвида — в самой возможности отпустить.