Ольга Прокофьева: Ужасно стыжусь, что в мечтах всем помогла, а итоге ничего не сделала

Для Театра имени Маяковского Ольга Прокофьева – ведущая актриса. Для России – знаменитая гражданка. Для сына – замечательная мама. И в каждой из этих ипостасей она мечтала и мечтает о разном

Об умении мечтать

– Мне кажется, умение мечтать – это как музыкальный слух: одним дано, другим нет. Когда человек мечтает о чем-то хорошем и красивом, даже если в его жизни этого никогда не будет, происходят какие-то химические реакции, благотворно влияющие на всё в нем самом – и на душу, и на тело. Актерам в этом смысле легче: профессия заставляет нас мечтать и фантазировать. И я постоянно мечтаю. Точнее, моделирую свое поведение в разных ситуациях. Например, вижу по телевидению сюжет об очередной несправедливости и думаю: я что-нибудь обязательно сделаю, но постараюсь разрешить эту ситуацию! С этими мыслями засыпаю, а утром появляются другие заботы, я несусь вперед. В мечтах всем помогла, а на самом деле ничего не сделала. Ужасно стыжусь этого. Так получилось с одним замечательным драматургом, очень популярным в советское время. Мы когда-то общались. Прошлым летом я прочитала, что он попал в больницу, потерял память, родственники его не навещают. А я была на отдыхе. Стала звонить в Москву коллегам-актерам: «Как же так! Надо помочь!» Но по возвращении затянули дела. Когда вспомнила о нем, снова кинулась к телефону. Слава Богу, у него уже все обошлось.

Об армии

– В детстве я мечтала служить в армии. С удовольствием снялась бы в военном кино, надела бы форму. Периодически выполняю «боевые задания», например участвовала в спортивно-развлекательном шоу «Большие гонки». Возвращалась оттуда с синяками и отбитым подбородком. Но в последнее время к экстриму отношусь осторожнее. В прошлом году меня звали в проект «Форт Боярд». Когда звонили, рядом сидела знакомая актриса, которая там снималась. Я поговорила, отключилась, и тут она поворачивается ко мне и говорит: «Видишь эти два зуба? Они новые, старые подарила «Форту»: в одном половина отвалилась, а другой весь вылетел». И я отказалась. Когда у тебя, простите, юбилейный год, поневоле задумаешься, стоит ли рисковать – пусть даже зубами. Да и подводить никого не хочется. Я играю в спектаклях, антрепризах, там, помимо меня, задействованы другие люди. Хочется ездить на гастроли, а не отменять их, потому что Ольга Прокофьева сорвалась с каната и сломала себе два пальца на ноге (смеется).

Об исторической личности

– Я участвовала в кинопроектах у замечательных режиссеров, которых уважаю и люблю, – Абдрашитова, Эшпая, Суриковой. Но это были небольшие роли. А у таких мастеров хочется сыграть что-то более знаковое.

У меня есть мечта сыграть в кино историческую личность – я уже снималась в роли императрицы Марии Федоровны, и мне это безумно понравилось. Сегодня надо предлагать себя, чтобы мечты о каких-то ролях сбылись. Хороших артистов много. Значит, надо идти к режиссеру и, не стесняясь, говорить: «Мне очень нравится материал. Я хочу сниматься». Но, наверное, если роль, которую ты хотел сыграть, прошла мимо, значит, ты не очень старался ради нее. Вот на днях мне принесли два замечательных театральных сценария. Если соглашусь, кино опять отодвинется.

Хочется, чтобы хороших сценариев было больше. В Театре имени Маяковского сейчас играю в спектакле «Дядюшкин сон» по Достоевскому. Ты произносишь со сцены высокохудожественный текст, потом приходишь домой, читаешь сценарий какого-то бумагомарателя и думаешь: ну почему? Почему же ты так пишешь?! Почему у тебя женщины такие неинтересные? Почему они так одноклеточно мыслят? Отказываюсь от предложений, потому что не могу переступить через себя.

О Наталье Гундаревой

– Хочется поговорить с Натальей Гундаревой. Постоянно ее вспоминаю. Мы тут с помрежем Ниночкой Беловой как-то шли по коридору, я думала о Наталье Георгиевне. Вдруг Ниночка останавливается: «Вот не хватает Гундаревой». То есть и она тоже... К Наташе можно было обратиться по любому поводу – она всегда поддерживала. Есть ощущение, что ее место так и осталось незанятым.

Знаете, для меня театр – это некая возвышенность, если хотите, шкаф, с которого можно посмотреть, как мы суетимся и бегаем. Сверху ведь всё по-другому воспринимается. Я, наверное, сейчас пафосно скажу, но мне бы хотелось, чтобы театр был храмом, куда можно было бы прийти за очищением. Чтобы благодаря ему зритель мог посмотреть на свою жизнь с другого ракурса, чтобы понял, что и кому он не успел договорить. В конце 80-х я играла в спектакле «Сюжет Питера Брейгеля» про советских женщин-спекулянток, которых милиционеры задержали и закрыли в автобусе, чтобы отвезти в отделение. И этот автобус вдруг трогается, едет один, без водителя. Женщины цепляются друг за друга, как слепые, и каждая рассказывает, почему она здесь. Как-то после спектакля ко мне в гримерку зашла зрительница. Заплакала, сняла сережки с бриллиантиками, подаренные супругом, положила на стол и сказала: «Не надо». Что-то во время спектакля перевернулось в ее душе.

О маме и сыне

– Много хорошего сбылось во многом благодаря маме. Она из тех детей, которые родились в войну и с нуля строили свою жизнь. Мама научила нас с сестрой не просто мечтать, а добиваться поставленных целей. Поскольку я сама сейчас мама, мои главные мечты связаны с сыном. Недавно прочла хорошие слова: «Что для вас счастье? Это увидеть своих детей счастливыми». Я думаю так же. Мне кажется, у моего сына Саши есть актерский талант, но пока он ищет себя. Ему 20 лет. Все, что я сейчас могу, – это обращаться наверх и просить Господа, чтобы поддержал его под локоток. Есть притча про человека, которому приснилось, как он шел по песку, а на небе мелькали картины из его жизни. Его вел Господь, но когда небеса показывали тяжелые времена, на песке отпечатывались следы только одной пары ног. И человек спросил: «Видишь, как мне было тяжело. Но Твоих следов рядом нет. Где Ты был?» И Бог ответил: «В это время я нес тебя на руках». Вот и я прошу Бога, чтобы он помог Сашке, когда ему будет трудно.

О надеждах

– Я не политизированный человек, но есть вещи, которые цепляют. Например, я не понимаю, почему такая страна, как Россия, никак не выберется из детских домов, почему на детей выделяются самые маленькие деньги. Не понимаю, почему из нашей страны сделали кормушку и почему те, кто наверху, никак не могут умерить свои аппетиты. Не понимаю, почему мы сами позволяем себе жить в негативе. В прошлом году я ездила по США. Там постоянно видишь улыбки и слышишь: «Сорри! Сорри!», даже если кто-то просто прошел мимо тебя и помешал читать что-то с витрины. Я люблю свою страну. Мне нравится здесь жить и работать. Но мне хочется жить в здоровом обществе.