Внук Георгия Менглета: Когда дед умер, я повел себя, как свинья!

Поклонники замечательного актера Георгия Менглета в сентябре прошлого года отмечали 100-летие своего кумира. Майя Менглет, его дочь, звезда фильма «Дело было в Пенькове», вместе с мужем, актером Леонидом Сатановским, уже много лет живет в Австралии. Недавно их старший сын, сделавший актерскую карьеру за рубежом, побывал в России. Алексей надеется стать востребованным на родине и сняться в российском кино. С внуком Георгия Менглета встретилась наш репортер и расспросила его о семейных секретах.

– Алексей, говорят, что вы были самым любимым внуком Георгия Павловича?

– Дед меня очень любил, и между нами существовала близкая связь. Я называл его не иначе как Жорик. Вообще, в нашей семье не говорили «дед», «бабушка», «мама». А только Жорик, Валя, Майя. Когда я родился, мы жили в центре, на улице Горького, все вместе в одной маленькой квартирке. Дед, бабушка, мои родители и я. Я так хорошо запомнил эту тесноту, что с тех пор у меня больше никогда не возникало желания жить с родителями или со взрослыми детьми. Но наиболее отчетливые воспоминания о деде – это когда он уже ушел из семьи к Нине Архиповой. Я помню, что это было очень тяжело для бабушки и мамы. Но меня лично это никак не коснулось. Дедушка часто заходил к нам, дарил мне подарки, например, однажды принес велосипед. И я общался с его новой семьей, с детьми Нины. У мамы, конечно, была рана, и шрам этот остался на всю жизнь…

– А как же «трудный возраст», первая сигарета, первый стакан портвейна? Дедушка насторожился?

– Наоборот! Когда я стал тинейджером, я мог с ним поделиться своими секретами больше, чем с кем-либо. Своего деда я не воспринимал как звезду. Меня в нем привлекали обаяние и простота. Например, он ужасно славно и сладко ругался матом, и свои первые уроки я получил именно у него. А уж когда я заходил в Театр сатиры, где Жорик делил гримерку с Папановым, мне просто приходилось краснеть! Они набрасывались на меня с такими взрослыми шуточками! А уж если зайдет Татьяна Пельтцер, то вообще держись, закурит сигаретку и спросит: «Ну что, мудила, сколько двоек сегодня в школе получил?» Также дедушка умел ухаживать за женщинами и никогда не переставал ими интересоваться.

Это не значит, что он щипал их за зад, наоборот, умел поцеловать руку, открыть дверь, всему этому я научился у него. Я доверял ему, он никогда не читал мораль, не занудствовал… Он был моим товарищем, в котором я нуждался. К сожалению, с братом у меня разница в возрасте 14 лет. Когда он родился, я уже свою первую сигаретку раскуривал в подъезде! Только когда он вырос, мы стали общаться.

– Вы помните период сумасшедшей популярности своей мамы?

– Я родился в 1956 году, мне был всего годик, когда вышел фильм «Дело было в Пенькове», мама на много лет стала звездой, но таковой себя не считала. Она всегда себя комфортно чувствовала в роли домашней хозяйки, обожала готовить и спокойно чистила картошку на кухне, как все. Но когда вечером я провожал ее в театр и мы выходили на Тверскую, начиналось столпотворение! Люди узнавали ее, подходили, брали автографы. К тому же мама нередко выезжала на кинофестивали за границу – во Францию, в Бразилию. Разумеется, ее сопровождал штат «надзирателей», как и других актеров. Но все равно это было здорово! Правда, я родителей из-за съемок и поездок видел очень редко, со мной постоянно сидела бабушка Валя, мамина мама. Она тоже из актерской среды, помню, она мне постоянно читала классику.

– То есть родителей вы фактически не видели?

– Да! А летом я вообще на несколько месяцев уезжал в деревню на Украину и потом возвращался оттуда и говорил с ужасным акцентом: «Ну шо ты, мамо, шо вы гутарите, батя?» Родители были в панике: «Что делать? Теперь его осталось только застрелить, он ведь никогда не избавится от этого говора!» Но, как видите, избавился.

– Родители одобрили ваш выбор: пойти учиться в театральный?

– Я учился в английской спецшколе, и мама в мечтах видела меня журналистом-международником, который разъезжает на «Мерседесе», носит дубленку и что-то передает из Нью-Йорка. Когда я ей сказал, что поступаю в ГИТИС, она предупредила: «Ну смотри! Не думай, что будет легко…

Стал бы лучше журналистом. А тут – собачья, потная, нервическая работа…» Но актером я мечтал быть с детства, ведь еще ребенком снимался в фильмах. В институте ко мне как к сыну актеров было особое внимание, но скорее в минус. Мой педагог Гончаров кричал мне: «Менглет, ты что, забыл, во втором поколении талант молчит?!» А я отвечал ему: «Третье, третье поколение! Вы забыли моего деда». Может быть, преподавателей раздражал и мой внешний вид. Я не вписывался в понятие «советский студент».

– То есть вели богемный образ жизни?

– Именно так. Я вошел в среду богемных художников, нон-конформистов, которые были участниками всех неофициальных выставок. Компания, которая без особого пиетета относилась к советской системе. Носили длинные волосы, слушали западную музыку, пили… ну конечно, не джин-тоник, а портвейн. В общем, родители перестали меня узнавать, и между нами возникло непонимание. Но потом они поняли, что это не просто шалости юности. Закончив ГИТИС и немного поработав в театре, я им прямо сказал: «Я здесь не могу, я здесь задыхаюсь! Я уеду в любом случае».

– И как они к этому отнеслись?

– Без радости… Мама сказала: «Ну, мы-то с отцом никуда уезжать не собираемся. Ты понимаешь, как нас тут зажмут, когда ты эмигрируешь?» Поэтому мне нужно было очень хорошо подумать, как это сделать. Но как уехать, если за границей нет никаких родственников или знакомых? Какие были варианты? Ползти на брюхе через границу и быть застреленным пограничником… Найти какую-нибудь двоюродную бабушку в Израиле и уехать туда… Мне самым реальным показался вариант жениться на девушке с Запада. И такую девушку я нашел, она училась в Институте Пушкина, приехала из Германии.

– А во всех биографиях написано, что вы уехали, женившись по большой любви. Якобы именно потому и уехали, что влюбились в иностранку…

– Нет, как раз все наоборот. Я влюбился в иностранку, потому что мне нужно было уехать. Я не вел с ней никаких темных игр. Объяснил, что наши отношения должны закончиться штампом в паспорте и отъездом. Сказал ей: «Слушай, старуха, так и так, можешь помочь?» Мы поженились в Москве и уехали в Гамбург. Брак этот не распался, у нас родились двое детей, и мы вместе переехали в Австралию. Сейчас, правда, уже не вместе. Всего я был женат три раза и сейчас свободен. Мои дочки уже создали свои семьи, и даже родилась внучка! Так что я дед, а Майя – прабабушка.

– Почему вы выбрали именно Австралию?

– В Гамбурге я замечательно провел два года. Тогда там обожали русских, так называемые немцы-слависты, которые чувствовали вину за прошлое, стремились общаться с русскими. А русских в конце 70-х в Германии было еще мало, не то что сейчас. Так что меня везде принимали хорошо – колбасы, пиво, радушные разговоры. Но я не говорил по-немецки, и это исключало мою реализацию как актера. Я наивно мечтал об Америке, идеализировал ее. Ковбои, индейцы, большие машины, рок-н-ролл… Теперь рад, что туда не попал, потому что многим там пришлось тяжело.

К счастью, визу мне не дали, и я поехал в Австралию, где нашел знакомого кинооператора из Москвы, который мне помог переехать и начать профессиональную деятельность. Он мне объяснил, что Австралия – это не забытая Богом страна, где скачут кенгуру, там и кино снимают, и театры есть. Так что я свою первую работу на телевидении получил уже через две недели, играл русского в сериале. А потом поступил в театр, стал играть Шекспира на английском языке и сниматься в большом кино уже в больших ролях.

– Неужели вы не скучали по СССР? Наверное, родители места себе не находили, когда вы уехали…

– Я очень сильно скучал. Ведь это сейчас понятие «эмиграция» фактически отсутствует. Люди становятся гражданами мира и живут в нескольких странах одновременно, свободно общаются по телефону и компьютеру. Тогда звонки были страшно дорогие и редкие, письма шли неделями… И я так заскучал, что уже через полгода поехал в СССР как турист, набив сумку джинсами и другими заграничными подарками.

– Расскажите, как вы перевезли родителей за границу.

– Это произошло в конце 80-х. Я уже основательно устроился в Мельбурне. Брат тоже сделал выбор жить за границей. Он пошел по ученой части, закончил химический факультет МГУ с красным дипломом. И тут я узнаю, что мама и отец ушли из Театра Станиславского и работы у них нет. Сначала они приехали в Австралию по моему приглашению, посмотреть, как что. Им понравилось, потом собрались и уехали. Произошло это как-то быстро, естественно. Сложности начались потом, им было тяжело, конечно, в первую очередь морально. Спасло предложение работать в Русской театральной труппе в Монреале, которое позволило им и реализоваться, и заработать. Они ожили, почувствовали себя востребованными.

– Учитывая возраст, ваши родители отлично выглядят. Чем они занимаются сейчас?

– В театре уже не работают, силы не те. Не буду скрывать: здоровье родителей оставляет желать лучшего. Папа страдает диабетом, у мамы больные ноги. Родители передвигаются с трудом. Но держатся. У них есть небольшой круг общения среди русских. Мама по-прежнему великолепно готовит – борщ, холодец, салат «Оливье». Если ко мне приезжают гости из России, на обеды веду к ней. Мы живем рядом, на соседних улицах, я часто навещаю родителей. Как я ни ругаю их, английский не учат, особенно отец. Мама еще может купить колбасы в магазине… Недавно мама приезжала в Россию.

Посетила кладбище, почтила память деда. Я, к своему стыду, когда он умер, повел себя, как свинья. Я, по-моему, вообще не обратил на это внимания, мама ездила на похороны одна. Но сейчас я очень часто вспоминаю о деде, говорят, что я на него похож. Я приехал в Россию с желанием поработать с русскими режиссерами и нашел себе агента, который постарается сделать это возможным.

Надеюсь, все получится!

Фото из архива Алексея Менглета

Читайте также

У известного актера пропала дочь

Дочь легендарного актера обвинила его в предательстве