Стас Костюшкин: Будь я скотиной, а жена - стервой и тварью, было бы легче...

Стас Костюшкин, бывший солист дуэта «Чай вдвоем», рассказал нашему репортеру, как хотел вычеркнуть из жизни нынешнюю жену Юлию, о том, кто его лишает секса, чем закончился его развод с первой супругой и о шикарных подарках любимым

Со Стасом мы встретились в спортивном клубе. Где же еще? Появился Стас Костюшкин. Красивый, молодой, разгоряченный. Настроение у него прекрасное.

– Каждый день качаетесь?

– Пять раз в неделю качалка, раз в неделю бокс. Один день – выходной, на семью. Мне запрещают по воскресеньям заниматься.

– И сколько так лет?

– Всю жизнь. С 14 лет я начал заниматься дзюдо, и пошло, пошло. И если женщины и девушки мои меня к кому-то и ревновали, это всегда был только спортзал.

– Стас, смотришь на вас, и хочется сказать вам что-то приятное. Просто так. А когда вам начали говорить комплименты?

– Я всегда был таким обаятельным и лучезарно-добрым мальчиком в глазах знакомых моих родителей. И они думали, что я весь из себя такой хороший. А потом, когда они узнавали, что я круглый двоечник и что, хоть и не хулиган, но мог прийти домой в восемь вечера, весь мокрый, потому, что я лазил в камышах, очень изумлялись. Как? Это он? Мама до сих пор мне говорит, когда какие-то удачи у меня происходят: «Господи, Боже мой! Не зря же мамочка все детство плакала».

Так что детство мое прошло без комплиментов. Максимум, на что я мог рассчитывать, это на снисхождение.

– Это в какие камыши вы лазили?

– В нашем районе были места. Питер же на болоте стоит, поэтому тогда, да и сейчас, легко можно найти какую-нибудь помойку с камышами. У нас был такой пруд Баваровка. Говорят, якобы Екатерина Вторая приезжала туда загорать. Но в 80-е, кроме алкоголиков и бомжей, туда никто не приходил. Мы с друзьями там отлично проводили время. Становились по разные стороны этой маленькой лужи, брызгались и бросали друг в друга камнями. Однажды один камень попал в щуку и оглушил ее. Я помню, как мы с этой щукой шли домой и нам какие-то дяденьки предлагали за нее восемь рублей. Но мы ее не продали, сделали уху.

– А драться вам приходилось?

– Меня всегда это крайне сильно пугало. Я был такой очень трусливый и «слюнтяистый» в этом отношении. Все-таки я сын манекенщицы и музыканта, а не боксера или метростроевца. Я плакал до пятого класса. Меня можно было довести до слез любой репликой. Мама могла это сделать очень легко. Мне надо было учиться как-то себя преодолевать, закалять. Наконец случай представился. Район Красногвардейский шел на район Гражданский. Это было круто. Мы собирались где-то за две недели. Нас было человек сорок, по тем временам это много. Я понимал, что это будет настоящая битва, и гордился тем, что буду в ней участвовать. Но я не пошел, я поехал на битву на велосипеде.

Мы ломали заборы, отламывали какие-то палки, вооружались, как могли. Мне очень не повезло, потому что мне досталась какая-то «хромая», гнилая палка. У всех были нормальные железные прутья, и я им очень сильно завидовал. Но зато у меня был велосипед. Милиция хорошо знала о предстоящей битве. И когда милиционеры нас окружили и надо было избавляться от оружия, ко мне подбежали и дали железный прут. С этим прутом меня и поймали. Вызвали маму. Но меня не ругали. Родители понимали, что это было какое-то мое проявление мужественности. А это хорошо.

– Получается, у вас были две параллельные жизни. Вы ведь выросли в творческой семье, а это неизбежно сказывается на интересах?

– Совершенно верно. У меня был дворовый и культурный микс. Мой отец был известным джазовым саксофонистом. Я слушал джазовые концерты и общался с джазовыми музыкантами. Они приходили к нам домой и по ночам устраивали джем-сейшен. Музыканты называли меня Пуной. Я был очень маленький, такой кучерявый, похож на негритенка. У них была даже целая песня про меня: «Ах ты, Пуна-карапуна». Они играли, а я никак не мог заснуть.

Мама до сих пор рассказывает, как я выходил в какой-то ночной рубашке, меня сажали на рояль, и дальше весь праздник шел вокруг меня. Папа играл на саксе, кто-то на трубе, и все пели про карапуну, пели только про меня. И я уже тогда понимал, что эта ода мне и что это здорово. Вот такая разная жизнь. Тогда нужно было быть и тут, и там. Это такие послевкусия козаностровской Италии, когда люди могли послушать Фрэнка Синатру, а потом поехать на какие-то разборки. Очень похоже.

– Мама была эталоном и идеалом женщины для вас?

– Пожалуй, нет. Это ее сильно расстраивало. Недавно достал фотографии, смотрю и думаю: Господи, какая же она красавица. Но тогда я не мог всего этого почувствовать, понять. Папа – лучший джазовый музыкант. Мама – самая красивая манекенщица. Вокруг нее крутилось столько мужчин. Сам Жванецкий был в нее влюблен.

– Чем вас очаровала и покорила Юля?

– Это была самая необыкновенная история в моей жизни. Потому что это любовь, которую ты не ожидаешь. Вся любовь в моей жизни была ожидаема. Не знаю, как у женщин, у мужчин проще. Ты видишь женщину, сам себя в нее влюбляешь, и ты уже с ней. Как-то так все происходит. А тут все было по-другому. У нас был кастинг среди танцовщиц в группу «Чай вдвоем». Юлька подсела ко мне в машину, и мы поехали в танцевальный зал, чтобы я посмотрел, как она танцует. Она излучала какое-то сумасшедшее, невероятнейшее обаяние. У нее фантастическая улыбка и очень красивые глаза. На ней была такая вязаная розовая шапочка, и я подумал: здорово, если бы она сняла эту шапочку, а под ней оказалась какая-то дурацкая прическа и она совсем бы мне не понравилась. Я так начал настраивать себя, хотя в данном случае от меня ничего не зависело, потому что я был тогда женат, у меня только что родился ребенок и я совсем не хотел никаких перемен в своей жизни. Я вообще их жутко боюсь.

Она сняла шапочку и оказалась волшебной женщиной. Естественно, я влюбился. И когда я почувствовал, что совершенно не могу обуздать свои чувства и что ничто во мне меня не слушается, я решил ее уволить. Просто выкинуть, вычеркнуть, вырезать этого человека из своей жизни. Иначе все будет очень плохо. Денька тогда мне сказал, что на это нет ни одной причины и все сразу поймут, почему я это делаю. Поработали, и я понял, что меня все больше и больше засасывает. Мы поехали в тур по Дальнему Востоку. После тура пошли в баню. Все девки отказались, а Юлька пошла. Я человек непьющий, а в бане ничего, кроме медовухи, не было. Я набрался и начал приставать. В общем, вел себя безобразно. В сауне вылил целое ведро воды на камни, чуть не подпалил ее и себя. Настроение у меня было просто шикарное, потому что именно в тот день я понял, что ради этого человека я готов поменяться и поменять все в своей жизни.

– И после этого вы сказали жене, что у вас есть другая женщина?

– Сначала я подумал: а почему бы мне не пожить жизнью новых русских, когда одна жена в Москве, другая в Питере, третья где-то в Америке. Мне показалось это возможным и что я могу себе это позволить. У меня та жена красивая и эта. Оставалось только договориться с Юлей. Ей эта история, конечно, не понравилась. Как, в общем-то, и то, что я к ней приставал. Она знала, что я человек женатый, и сразу дала мне понять: никакого общения не будет. Но я три месяца настойчиво стучался в закрытые двери, причем ногами, и в конце концов достучался. Она сказала: ладно, бог с тобой, давай просто проведем время, но я совсем не хочу в тебя влюбляться. У нас не было никаких интимных отношений. Мы просто ездили, общались, ходили в кино. Мне было этого достаточно.

Однажды сели в машину и она говорит: «Ты дождался. По-моему, я в тебя влюбляюсь». Вот с этого все и началось. Мы поехали в Турцию как любовники. Не скажу, что все прошло гладко. Юлька была человеком своенравным и сложным. А я привык, что женщины так характер не показывают, что они все-таки как-то приспосабливаются к мужчинам. Тут было все наоборот. Это я должен был приспосабливаться. Меня кидало. Было то хорошо, то плохо. Бред какой-то. Надо сказать, это продолжается и по сей день. У нас неровные отношения. Сегодня мне это нравится. А тогда мне было это непонятно, и я решил, что это наша последняя поездка. И вдруг в последний вечер она меняется. Она умеет потрясающе меняться. И она превращается в такую, без которой я жить не могу. Конечно же я поехал к жене Ольге, мы встретились, поговорили. Она догадывалась обо всем. Но с этого момента пошли какие-то сложности, перипетии и неясности. Было тяжело. Но как говорит мой друг Борька: «Вперед на мины, ордена потом».

Вот я сегодня такой жизнью и живу. Мне страшно, потому что в моей жизни перемены, связанные с созданием новой группы A-DESSA. Но лучше так, чем сидеть и бояться всего.

– По крайней мере, это честно. Сейчас вы общаетесь с Олей или все сложно до сих пор?

– Мы не можем общаться. Знаете, почему? Потому что мы друг другу ничего плохого не сделали. А это серьезная причина. Если бы я был скотиной, алкоголиком, наркоманом, было бы проще. Была бы она стерва и тварь, тоже было бы проще. Но я ничего плохого ей не делал. И она всегда пыталась подстроиться под меня, выполнить любую мою просьбу. Не было лишь одного: вот такой любви. Вот этого только не было. Когда какие-то журналы или газеты пишут, что Ольга со мной себя плохо повела, она плачет и рыдает, в течение трех месяцев не разговаривает со мной. Я пытаюсь ей объяснить, что я этого не говорил. Но это совершенно бесполезно. Поэтому, дабы не травмировать друг друга, скорее даже чтобы я ее не травмировал, мы не общаемся.

– А с Мартином?

– С Мартюхой мы общаемся. Но он такой занятой. Он собирается быть президентом, поэтому у него крайне мало времени.

– Как вам Юля сообщила о ребенке?

– Мы очень хотели, желали, ждали. Но она что-то не беременела. Месяц, два, для меня это долго. Она пошла к врачу. Он сказал, что есть небольшие проблемки и надо пропить лекарства. Она пила эти таблетки, и мы знали, что, пока она принимает лекарства, забеременеть не сможет. Мы ехали в поезде, она встала, долго копошилась в сумочке, что-то взяла и вышла. Я сделал вид, что сплю. Хотя я догадался, что это был тест на беременность. Вот не знаю, почему. У меня вообще интуиция хорошо развита. А на следующий вечер она мне сказала: «У нас, видимо, будет ребенок». Это было круто и очень здорово. Потому что я очень сильно мечтал, чтобы у меня был ребенок с глазами мамочки и с ее улыбкой. По-настоящему хотел от нее ребенка.

– Любимую сюрпризами удивляете?

– Подарил Юльке «Мини-купер» на день рождения. Причем в год такой кризисный. Она совсем не ожидала такого подарка. Мы праздновали на корабле, я пел песни. Под английскую песню «Ты все для меня», залпы салюта и фейерверки я вынес ей ключи от «Мини-купера». Девушки плакали, а мужчины подошли ко мне и сказали, что я скотина. Потому что они так петь не умеют и не знают, что им теперь делать, чтобы произвести такое же впечатление на своих любимых.

– В вашей семье есть глава или у вас равноправие? А может, вы подкаблучник?

– Я далеко не подкаблучник. Многие думают, что Юлька доминирует. И только совсем близкие люди знают и видят реальную иерархию, когда я проявляю себя очень жестко. Это бывает крайне редко. Тогда все сразу начинают жалеть Юлю.

Я же не истеричная телка, чтобы по каждому поводу и мелочам распыляться. Я спокоен. Но, бывает, набирается, и я, конечно, лапой бью мощно. Лучше меня до этого состояния не доводить. Это уже армагеддон. Многие это знают, очень хорошо это знает Денис. Я много занимался восточными единоборствами. Планка у меня не падает. Я никого не убью, но давлю сильно. Начинаю говорить человеку крайне неприятные вещи, выверенные, специальные и очень обидные. Бывает такое.

– Дети понимают, что папа известный человек?

– Думаю, да. Богданчик понимает это точно. Они с няней гуляют, я подъезжаю, он бежит, кричит: «Папа!» Я понимаю, что ему надо похвастаться. Я обязательно со всеми детками постою, поговорю. Я прекрасно помню себя в детстве. Как я гордился, что мой папа стоит на сцене, что мой папа музыкант, артист. Когда спрашивают, что же ваш ребенок столько времени проводит без родителей, я говорю: это не страшно, страшно, когда ему нечего про родителей сказать. Потому что в этом возрасте это тот самый панцирь, то самое незыблемое, то, что им необходимо. А мой папа, он вот такой! Папа – авторитет. Это самое важное.

– По характеру ваши дети в кого?

– Мне кажется, Мартюшка больше похож на Олю, а Богдан очень сильно похож на меня. Юлька всегда говорит, когда он плачет: «Вылитый папаша твой в детстве!»

– Какой отдых любите?

– Семейный! Мне нравится в нем все, за исключением секса. Секс на отдыхе – это ужасно, это криминал. Потому что надо дождаться, пока Богдан заснет, и потом бояться, чтобы он не проснулся.

– А что сейчас важнее всего для Стаса Костюшкина?

– Стабильность в семье. Ничего важнее у меня нет. Все, что я делаю, я делаю ради семьи.

Беседовала Наталья Лазарева

Читайте также