Бари Алибасов: Мы - как подвальные крысы...

В 65 лет Бари Алибасов решил жениться. По этому случаю он собирается в пожарном порядке закончить ремонт в своей сгоревшей квартире. А параллельно занят продвижением своей «национальной идеи». Идея, понятное дело, связана с шоубизнесом.

После пожара живу в студии

– Начнем с приземленного. Новоселье когда думаете справлять?

– Пока ремонт остановился, но самое ужасное уже позади. После пожара в квартиру страшно было зайти. Все черное, вонища стояла на весь подъезд. С одним запахом боролись три месяца! Сначала пришла одна бригада: отмыла полы, потолки и стены – не помогло. Потом другая бригада ободрала все до кирпичей и даже между кирпичами почистила стыки – ноль результата. Нанял третьих, четвертых… В конце концов запах ушел. Тогда мне казалось, что для окончания ремонта этого достаточно. Главное – мы победили запах! Но дальше началась эпопея с черновой отделкой, заняться которой вплотную мешала подготовка к моему юбилею. Для группы «На-На» нужно было делать новую программу, и я плотно подсел на эту работу…

Сейчас юбилейные дела закончены и осталось завершить ремонт. Все стройматериалы и мебель куплены – только распаковывай, наклеивай, укладывай, расставляй. Но тут я с удивлением обнаружил, что во многих комнатах квартиры площадью 250 метров даже не бывал! Кабинет-спальня-кухня – вот мой привычный маршрут. Сейчас пока живу в студии.

Оказывается, удобно, когда всё рядом: туалет, кровать, компьютер, телевизор. Не нужно по комнатам гулять. До работы полтора шага. Единственный дискомфорт связан с тем, что я собрался жениться, а жену привести некуда…

Женюсь по-настоящему

– Да бросьте! Вы серьезно про жену?

– Конечно! Вот вы не верите, а я женюсь по-настоящему. Так что потороплю прораба. Надеюсь, к осени въедем. Тогда и сделаем комплексный праздник, дешевле будет: и свадьба, и новоселье.

– С вами все понятно. А как живет сейчас «На-На»?

– Я бы сказал, неплохо. Последнее 10-летие было откровенным уничтожением артистов 90-х. Это касалось не только группы «На-На» – всех, начиная от Шуры, Губина и заканчивая «Мумий Троллем» и Земфирой. Я знаю, как тяжело живется другим. У нас положение – жаловаться не могу.

– Может, этот процесс уничтожения нормальный?

– Ну как нормальный? Уничтожение образования, науки и медицины можно назвать нормальным процессом? Я совсем недавно слушал доклад академика Капицы, который говорил, что нам мировую науку уже не догнать, потому что в российскую фундаментальную науку не было вложений на протяжении долгих лет. Говоря о шоубизнесе, мы почему-то исключаем его из контекста государства. А он тоже следствие того, что произошло со страной в постсоветский период.

Писал Путину, говорил с Сурковым

– А что вас, собственно, не устраивает? Живете (сами же говорите) неплохо…

– Генри Киссинджер, которого некоторые считают самым интеллектуальным человеком планеты, утверждает, что музыка – важнейший агент политического влияния. Это так. Американцы, начиная со времен Второй мировой войны, вкладывают безумные средства в развитие национальной музыкальной индустрии, создавая систему конкуренции и поддерживая ее на законодательном уровне. А у наших властей, видимо, других проблем много.

– Из чего вы сделали такой вывод?

– Я 4 года пытаюсь привлечь внимание к теме возрождения российской музыкальной индустрии. Мы со Швыдким даже передавали записку Путину на эту тему. Как-то позвонил Сурков, я раза три беседовал с его людьми… Казалось, у музиндустрии, превратившейся в пошлые разборки звезд шоубизнеса, будет шанс, но… все заглохло.

На днях я инициировал совещание у председателя комитета по культуре в Госдуме Станислава Говорухина. Его помощница, консультант по законотворчеству, сказала мне: «Вчера у нас кинематографисты были. Та же ситуация». А как она может быть иной, если вся социополитическая структура страны настроена не на восхождение, а на то, чтобы огородить для себя кормушку и от нее питаться? После визита к Говорухину энтузиазм у меня поугас.

– Знаете, в чем еще сложность? У тех же кинематографистов есть свой союз. И есть Михалков, которому они могут предъявлять претензии. У вас, музыкантов, ничего нет.

– Это как раз то, с чего я предлагаю начать формирование основ музыкальной индустрии – организовать некий союз. Мы уже собирались с нашими суперзвездами и выбрали главным Газманова.

Мы вместе пережили 1991–1992 годы. Не было ни одного концерта на территории России. Я не хочу повторения. Наше рабочее место – наша страна. И она должна позаботиться о том, чтобы артиста, любимого народом, привезти туда, где этот народ живет. Сегодня большая часть исполнителей, за исключением, может быть, Лепса, Ваенги и Михайлова, не в состоянии окупить ни дорогу, ни наружную, ни тем более телевизионную рекламу. Расценки на эфиры загнули такие, что хватит на Луну слетать. Поэтому мы рыщем, как подвальные крысы, по корпоративам, где заказчик все оплачивает. Все любят считать, сколько мы зарабатываем, но никто не знает, сколько нам приходится тратить.

Я никак не могу объяснить моим американским партнерам, как это может быть, когда ты производишь продукт, приносишь его на рынок и, вместо того чтобы продать, сам же платишь деньги, чтобы его взяли «бесплатно». Это я о теле- и радиоэфирах.

В Америке такая ситуация грозит тюрьмой. А мы все несем и несем! Абсолютно открыто! Прейскурант существует!

Знаете, почему я не хожу на митинги?

– Непонятно только, ради кого стараетесь. Вы с Киркоровым и под нынешние условия подстроились. А молодежь… Где она?

– Талантливая молодежь есть, но мы ее не видим. Я восхищаюсь современной молодежью. Это не «совки», которые имели академическое образование и пели одинаковыми голосами. Обязательно набирали полную грудь воздуха, ставили ноги врозь, поднимали ручонки и ну давать глубокое чувство к родине. Это было фальшиво.

Я долго сидел в жюри газпромовского фестиваля «Факел». Был шокирован количеством и качеством талантливой молодежи. Поют в любом стиле, играют на любых инструментах. Танцуют так, что дух захватывает. Помню, мы с председателем жюри Святославом Бэлзой отдали Гран-при трем девочкам из Сургута. Мы не могли прийти в себя после того, как они а капелла спели песню Пугачевой «Расскажите, птицы». Потрясающий джазовый вокал! На заключительном концерте они спели еще раз, а дальше пошли так называемые звезды – группа «Фабрика». Мы с Бэлзой долго спорили, живьем они поют или под фанеру. Это было очень грязное исполнение…

Захотелось во что бы то ни стало открыть хотя бы маленькую щелочку для тех, кто талантлив. Чтобы у них была возможность быть услышанными. В советское время у нас было 5–6 реальных больших конкурсов, которые давали дорогу молодым исполнителям. Практически все, кого вы знаете, вышли оттуда.

– Сейчас конкурсы тоже есть: «Новая волна» Крутого, крымский фестиваль Пугачевой.

– Должна быть государственная, финансируемая из бюджета система продвижения молодых исполнителей. Ведь пытаются сумасшедшим баблом поднять футбол. Артисты благодарнее, они очень чувствительны к аплодисментам.

Мало открывать молодых исполнителей, дальше у этих ребят должен быть путь наверх. А они так и остаются на уровне частных фестивалей, потому что нет общенациональной системы продвижения. Ее появления боятся те, кто у кормушки. Музыкальной индустрии нет – есть шоубизнес. Вот лауреаты конкурсов и болтаются в шоубизнесе – по тусовкам и пиар-мероприятиям.

– А может, правы были люди Суркова? Подождет ваша музыка еще лет 20.

– Знаете, почему я хожу по кабинетам и не хожу на митинги? Все-таки надеюсь, что у власти достаточно ума понять: страна должна идти в ногу с современным миром. Он сегодня меняется стремительно. Мы либо успеваем за переменами, либо погибаем. Второго мне не хочется больше всего.