Вдова Юрия Сенкевича потеряла смысл жизни
Знаменитый путешественник, телеведущий Юрий Сенкевич ушел из жизни 8 лет назад. Но для его вдовы это по-прежнему свежая потеря. Характерная хрипотца в голосе выдает сдерживаемые слезы, которые под конец все же вырываются наружу
Знаменитый путешественник, телеведущий Юрий Сенкевич (4 марта ему исполнилось бы 75 лет) ушел из жизни 8 лет назад. Но для его вдовы это по-прежнему свежая потеря. Характерная хрипотца в голосе выдает сдерживаемые слезы, которые под конец все же вырываются наружу.
Жить стало нечем
От дома, где когда-то жил Юрий Александрович, до его мемориального кабинета возле метро «Новослободская» – всего несколько минут ходьбы. Этот маршрут Ксения Николаевна, оставшись одна, проделывает очень часто. Кабинет Сенкевича задумывался как музей, но с годами он переквалифицировался в Клуб путешественников. По словам вдовы многолетнего ведущего одноименной телепередачи, это единственное место в Москве, где могут собраться и поделиться своими рассказами альпинисты, дайверы и другие искатели приключений. Ксения Николаевна добровольно возложила на себя обязанность эти встречи организовывать.
– Думаю, если бы Юра знал об этом, был бы доволен, – говорит она. – Да и меня эти заботы по большому счету спасают. Хотя и не до конца. У меня есть семья (сын – гендиректор «Газпром-Медиа» Николай Сенкевич), но если говорить совсем честно, то жить нечем. Вместе с Юрой из жизни ушел смысл, который был каждый день, пусть даже и на бытовом уровне. Раньше я его не сознавала. Когда обладаешь чем-то, тебе это кажется естественным, ты не отдаешь себе отчет, какое это счастье… И вдруг этого нет. Тогда и понимаешь, что было главным и самым любимым.
Ее любимый был многогранен. Мало кто знает, что «Клуб путешественников» в жизни Сенкевича – далеко не все. Телеведущий имел звание полковника медицинской службы и занимался подготовкой космонавтов. Дважды и сам готовился к полетам к далеким мирам, но не срослось. О рискованных экспедициях исследователя (покорении Эвереста, зимовке в Антарктиде, после которой от густой шевелюры Сенкевича мало что осталось, или совместных с Туром Хейердалом путешествиях по океану на папирусных лодках «Ра» и «Ра-2») Юрием Александровичем написаны три книги. Четвертой стали его мемуары. А пятой, состоящей из воспоминаний жены, похоже, не будет.
– Во-первых, Юра о себе уже все рассказал, – объясняет Ксения Николаевна. – А во-вторых, я жутко боюсь уподобиться вдовам известных личностей, изливающим душу миру. Когда слушаю их, мне кажется, что они принимают себя за ушедших мужей. Это ужасно.
Над пропастью не хватало воздуха
Половину месяца Юрий Сенкевич проводил на съемках, в экспедициях, а половину – дома.
– Мы успевали соскучиться друг по другу. Юра всегда очень радовался возвращению домой. А спустя две недели неведомый сигнал снова звал его в дорогу, – говорит вдова.
Ей всего лишь раз удалось уговорить мужа провести отпуск «по-людски». Вместе с детьми они отправились в ялтинский санаторий.
– Это была трагедия, причем для всех, – с улыбкой вспоминает Ксения Николаевна. – Утром медсестра стучит в дверь: «Юрий Александрович, кабинет такой-то. Анализ крови». А Юра за свою жизнь столько этих анализов «наелся»… Завтрак. А что после? Снова медицинский кабинет. Он же сам врач, сам своих докторов может прекрасно обследовать. Потом пляж, обед, сон – распорядок не для него.
От преждевременного бегства из лечебницы Сенкевича спасла лишь встреча с двумя космонавтами, которых он отлично знал. Вскоре о «дорогих гостях» прослышали директора совхозов и стали приглашать выступить.
– Юра с товарищами только этого и ждали, – продолжает вдова. – Каждое утро они с радостью покидали стены санатория. Возвращались к вечеру и всегда с корзинами винограда, чемоданами черешни и арбузами.
Рабочие же поездки Сенкевича всегда отличались экстремальностью. Как-то телеведущему понадобилось снять непальское ущелье с высоты 6 тысяч метров. Чтобы тяжелый вертолет смог подняться, с него убрали все «лишнее» – двери, кресла. В течение 20 минут оператор и Сенкевич, который был только после инфаркта, болтались над пропастью на веревочной лестнице.
– А ведь потом надо было еще залезть обратно, – рассказывает вдова. – Представляете, как это далось 65-летнему человеку? Когда я смотрела уже смонтированную передачу о том полете, то видела, что Юре не хватало воздуха, он задыхался… Вот я задаюсь вопросом: ради чего? Он не мог без этого, ему нужно было добыть кадр любой ценой. И результат был соответствующий. Глядя на Юру по телевизору, я (и зрители, надеюсь, тоже) всегда чувствовала, какой горячий ветер обжигает микрофон или какой вокруг него жуткий холод. Ценность таких рассказов, конечно, другая.
Сравнивая те ощущения с впечатлениями от нынешних программ о путешествиях, Ксения Сенкевич не может не заметить отличий:
– Сейчас на каждом канале такие программы. Прекрасные виды, картинка – все отлично. Но есть еще чувство того, что ведущий знает что-то особенное и имеет право об этом говорить. Сейчас же на экране чудесные девочки и мальчики. Но нельзя, на мой взгляд, строить все на том, как они что-то красят или варят. Не представляю, чтобы Юра тряс пельменями в кадре.
«Кто из нас врач?»
Любимый предмет Ксении Николаевны в мемориальном кабинете мужа – не привезенные со всего света диковины, не медицинская укладка, которую он всюду брал с собой и в которой сохранились пузырьки еще 60-х годов. Даже не армейская фляжка и зажигалка, совсем облезлые и побывавшие вместе с хозяином в разных передрягах, а висящее на стене фото. На нем Сенкевич изображен с Хейердалом, а внизу рукой норвежского путешественника сделана «хулиганская», как оценивает ее вдова, подпись: «Юре и Ксении от Тура – левого из двух негодяев». Смерть товарища стала страшным ударом для Сенкевича – он ушел всего через год.
– Юра был здоров всю жизнь. – Видно, что сохранять спокойствие Ксении Николаевне все трудней. – Зубная, головная боль были ему вообще незнакомы. А последние 5 лет он буквально сыпался. У него было два инфаркта. После первого – клиническая смерть. Так уже спустя месяц он читал доклад в Лос-Анджелесе. Чего стоит один перелет в его возрасте… При этом он не разрешал вообще никаких разговоров о своем здоровье (хотя если болел кто-то из нас, поднимал всех знакомых докторов). «Кто из нас врач?» – говорил он. И точка. Я и дети, щадя его, потому что он очень заводился, замолкали.
– Вам когда было тяжелее – первый год без него или сейчас?
– Лет 5 я пряталась от всех. Состояние было такое, что хотелось лежать лицом вниз и не вставать. Меня спасали кот, который прожил почти 26 лет, и собака – белый кавказец Миша. Миша вел себя, как деликатный человек. Сын и дочь приезжали каждые выходные, но они же работают, их дети учатся… Столько было общественных нагрузок, просьб. Я думала: «Еще немного – и я врублюсь в новую жизнь». Но не могла, а потом уже и не хотела… Я заметила за собой такую вещь: когда приезжают дети или когда я куда-то выхожу, то играю. Образ вечно горюющей вдовы наводит тоску на окружающих. Бессовестно давить на всех своим горем. У людей могут быть такие же печали, и каждый держится… Но когда я одна, а одна я большую часть времени, – не дай Бог мне заметить свое отражение где-то…
Имя Юрия Сенкевича присвоено Национальной туристской премии, Московскому институту индустрии туризма, самолету и танкеру-гиганту.
– Когда Юра умер, я ни слезинки не уронила, – признается вдова. – Ком стоял в горле: не могла ни плакать, ни спать, ни есть. А когда увидела махины с именем Юры на борту, меня как прорвало… Боже, что со мной началось! А неудобно – рядом послы, делегации. Я понимаю, что нельзя плакать, не к месту. Я бы ушла, но деться некуда. Какой это был кошмар… Я смотрела на эти громадины и думала: «Ну почему Юра сейчас не рядом? Почему не дожил? Он бы так радовался, увидев все своими глазами…»