Куда заехали на «Хромой лошади». Наше расследование

– Бог устал показывать Перми, что она насквозь сгнила, – говорит самый знаменитый прозаик Перми, а может, и всей России Алексей Иванов. – Клуб сгорел – задумались, а когда за два дня до этого три пьяных ДПСника выволокли ночью человека из машины, опрокинули и развлекались тем, что мочились ему на голову, – все было как бы в порядке вещей. Город не просто так притягивает весь этот ужас – у меня давно чувство, что мы прокляты. За то, что предали себя.

В воскресенье на втором этаже Культурно-делового центра, что на углу Ленина и Куйбышева, ровно напротив сгоревшего клуба, идет жуткая процедура – опознание вещей. Дело в том, что в здании "Хромой лошади" сработало нечто вроде нейтронной бомбы. Люди погибли – 112 из 285 гостей клуба (еще у 120 – ожоги разной степени тяжести). А вещи целы. во-первых, огонь не добрался до гардероба; во-вторых, часть обстановки в клубе вообще уцелела – горел только пластиковый потолок, декорированный соломой и хворостом, и местами обшивка стен, отчего все столы и стулья покрылись густым слоем черной копоти.

Люди гибли из-за давки, из-за отравления токсичным дымом и ожогов от капавшего сверху расплавленного пластика. Так что вещи пострадавших целы, и вот их предъявляют к опознанию – на снимках, выведенных на компьютерные экраны. Попутно снимают показания с уцелевших и с родственников. Процедура затягивается: на получение вещей записались больше 70 человек, многие со справками о смерти родственников. На первых четверых ушло два часа. Милиция утешает остальных: последним будет легче, все вещи разберут, выбирать не из чего...

Дополнительный жуткий символизм всему тому придает то, что опознание обгоревших – а иногда и вполне целых – вещей проходит на фоне развернутой тут накануне божественно красивой пейзажной выставки знаменитого местного фотографа Владислава Изразцова "В поисках истины и красоты". Изразцов в ужасе показывает мне два снимка, висящих друг над другом: на нижнем – стреноженная и как бы хромая лошадь, на верхнем – багровый закат и фабричные дымы над черным силуэтом окраинного дома.

–  Кольца, б..дь, нет, нах, – говорит явный браток другим быковатым ребятам, покидая штаб. В "Хромой лошади" много бывало всякого народу, в том числе и откровенно братковские типы, сохранившиеся в провинции в трогательной неприкосновенности. Кучка таких ребят в одинаковых черных шапочках шумно пьет водку на двадцатиградусном морозе напротив сгоревшего клуба. Одни выкрикивают, что надо сделать с владельцами, другие откровенно плачут.

– Это еще народу было мало, – рассказывает Наташа, не пожелавшая называть фамилии; в условиях повышенного президентского внимания к трагедии и требования наказать "по полной программе" очевидцы вообще шифруются, а все следственные действия и судебные заседания производить в глубокой тайне. Это, впрочем, объясняется тем, что родственники потерпевших в самом деле готовы к самосуду. Уже поступило предложение арестовать все имущество подозреваемых и пустить его на компенсации. Предложение это озвучил представитель родственников на брифинге руководительницы Следственного комитета по Перми Марины Заббаровой.

Наташа в числе тех пятидесяти счастливцев, которые сумели выбраться из клуба до начала паники. Правда, она как и многие, запнулась на пороге и упала, но выползла.

–  Это точно пиротехника, – говорит она. – Сначала взрыв, когда фейерверк в потолок ударил, а потом сразу волна угарного газа.

–  Говорят, все за пять минут сгорело?

–  За пятнадцать секунд, – говорит она. – Я почему-то считала про себя шаги. И пока я дошла от стола до выхода, все уже горело. Потом свет погас, электричество выключилось и началась давка. Но сначала это было не замыкание. Фейерверк, точно говорю. Когда потолок загорелся, некоторые решили, что так задумано. И потеряли время. Потом жильцы вышли, из дома 9. (Клуб располагался на первом этаже девятиэтажного дома, между кафе "Пахлава" и косметическим салоном, которые в результате пожара не пострадали). И вот что жутко: многие стояли и смотрели. А вытаскивали пострадавших в основном другие пострадавшие. Первые, кто спаслись, сразу убежали или уехали. А другие – и ночные прохожие, и жильцы, – стоят и смотрят, как девушки с себя горящий пластик и одежду срывают. Я не выдержала и закричала: что же вы, суки?!

Другие, правда, рассказывают, что жильцы-то как раз помогали, запихивали пострадавших в машины "Скорой помощи", и "Скорая" приехала удивительно быстро – все машины из городских амбулаторий были брошены на пожар. Что до пожарных, им до «Хромой лошади» было метров пятьдесят: прямо над домом 9 возвышается каланча пожарной части № 1. Здание части – памятник архитектуры (1885) и украшено табличкой о том, что ему грозит обрушение. Но и пожарные, и врачи прибыли моментально, вот только больницы оказались не готовы к приему.

Это рассказала уже Мария, пермский водитель. Она работает на двух работах: день – медсестра, день – шофер такси. В такую экзотику трудно поверить, а как ей иначе жить, если ставка ее после всех налоговых вычетов составляет в больнице 4300 рублей? В такси все-таки немного больше. И вот она рассказывает, что в ту ночь как раз дежурила, а в больницах половина этажей заперта на ночь, и больных класть некуда, и дежурных сестер не хватает, потому что на такую зарплату никто не идет. Эвакуировать из Перми большую часть больных – 60 человек – пришлось не от хорошей жизни, хотя транспортировка в таком состоянии противопоказана и во время перевозки случились три смертельных исхода. Хорошо хоть, доноры в Перми нашлись.

К чести работников "Хромой лошади", на которых будут теперь, конечно, валить все, – нужно сказать, что они как раз многое сделали для спасения посетителей. И вовсе не пытались сами спастись черным ходом, как писали в некоторых изданиях сразу после пожара. Бармен Тимур Парфирьев вывел трех человек и погиб, спасая четвертого. Метрдотель Сергей Жижин тоже погиб, спасая гостей клуба.

–  А к двум подъехали бы еще человек двести, как обычно, – говорит Наташа. – Туда часам к двум только начинали сходиться. Это же было единственное место в Перми, чтоб повеселиться. И не была это никакая закрытая вечеринка, бред все, – свои там отметили восьмилетие клуба еще в четверг. А в пятницу все могли прийти, хотя в основном, конечно, люди побогаче. Это же престижное место было, для состоятельных. Мужской билет стоил пятьсот рублей!

Это в Перми большие деньги.

–  Да что я рассказываю, вы разве там не бывали? – говорит она. – Кто у нас бывает, все туда заходят, больше некуда. Каждую ночь набивались так, что плюнуть негде.

Она рассказывает спокойно, потому что еще не прошел шок. Только иногда лицо у нее становится отсутствующим, а глаза пустеют.

–  Я ей стала делать искусственное дыхание, – говорит она вдруг. – Потому что вижу – не дышит. А может, нельзя было?

Ее подругу и ровесницу, тоже чуть за двадцать, на следующий день после пожара увезли в Москву. Следом собираются вылететь ее родители, но в штабе отговаривают: все равно в Москве к больным никого не пустят. Но родителей это не останавливает.

Больше всего в Перми опасаются случаев мародерства. Как рассказывает Заббарова, «хватило прошлогоднего позора на всю страну» – тогда нескольких местных жителей, включая милиционеров, поймали на месте падения «Боинга» на пермской окраине. «Теперь вернем все, вплоть до использованных трамвайных билетов». Следственная бригада, возглавляемая срочно командированным специалистом из Москвы, за два дня установила личности всех погибших. Самым страшным местом в Перми был в это время морг на Старцева, 61: там проводилось это опознание, крайне затрудненное тем, что почти у всех жертв обгорело до 90 процентов кожи. Старшему из погибших, Равилю Тукачеву, 52 года. Младшим – их было несколько – по 20.

В первый же час после пожара следственная группа изъяла в «Хромой лошади» остатки пиротехники и обгоревшие провода: эксперты проверяют, было ли замыкание. Вероятней всего, оно случилось после, когда в потолок ударил столп огня, зафиксированный на видеопленке (первые секунды пожара запечатлены подробно – от стола к столу ходил оператор, записывая поздравления клубу). Холодные фейерверки устанавливали сотрудники ОАО «Пироцвет», руководитель которого, Сергей Дербенев, был арестован на следующий день (против него возбуждено уголовное дело по ст. 109, ч. 3, – «причинение смерти по неосторожности»).

«Пока они не признают себя виновными, считают себя жертвами», говорит Заббарова об арестованных. Дербенев утверждает, что использовал в клубе только заведомо безопасную пиротехнику, от которой ничего загореться не могло. «Но у нас есть сведения, что там были не только бенгальские огни и вообще не только то, что он перечислил». Кроме пиротехника, арестован бизнесмен Анатолий Зак, сдававший клуб в аренду и не причастный к его эксплуатации, менеджер Светлана Ефремова и арт-директор Олег Федулко (у всех – ст. 219, ч.3, – «нарушение правил пожарной безопасности, повлекшее смерть двух и более…»). «Почему мерой пресечения избран именно арест, ведь убийство не намеренное?» – спрашиваю я. «Беспрецедентность количества жертв, – отвечает Заббарова. – Когда уже у нас научатся выполнять элементарные правила?!».

Был у меня вопрос, которого я так и не задал на брифинге в крошечном зале пермского СКП (оно расположено в одном здании с миграционной службой, зубоврачебным центром и турфирмой, а новое здание обещают, да все не дают): президент Медведев уже дал команду «наказать по полной программе». Не придаст ли это следствию явного обвинительного уклона? Но спрашивать не стал, ибо ответ очевиден.

Запуганы даже адвокаты потерпевших. Вопрос о мере пресечения пообещали решать в открытом суде, но потом процесс закрыли – якобы все от тех же родственников пострадавших. Здание суда Ленинского района на улице Кирова, где решался вопрос об аресте подозреваемых, охранялось ОМОНом – хотя никаких родственников потерпевших в окрестностях не было, только мерз на двадцатиградусном морозе десяток журналистов. Вышедшая из здания адвокатесса Дербенева Екатерина Голышева ничего комментировать не стала: «Можно, я оставлю свое мнение при себе? И вообще, пропустите, очень холодно…».

Понять ее можно, должность у нее и так рискованная: ясно, что верховная власть выбрала владельцев клуба и устроителей празднества крайними. Виноватыми во всем: в том, что пожарные проверки нельзя проводить чаще раза в год, что эти проверки чаще всего становятся средством выбивания взяток, что в России так и не научились ни цивилизованно праздновать, ни налаживать медицину на местах…

Дмитрию Медведеву – юристу, «законнику», так он по крайней мере себя позиционирует, – полагается вроде бы знать, что до приговора суда и выяснения всех обстоятельств никого виновным называть нельзя. А он сразу: «Ни ума, ни совести»… И о побеге Зака, которого в самом деле задержали на посту ГАИ в Суксунском районе Пермской области: следователи утверждают, что, получив сообщение о масштабе ЧП, он немедленно выехал на машине в Екатеринбург с намерением улететь в Израиль, гражданином которого является. Но ведь Зак утверждает, что у него в Суксунском районе дача, куда он и ехал на выходные. Так что вопрос о побеге открыт – а президент уже все знает. Не хочу никого выгораживать, но боюсь, что президент и премьер (последнего ждут в Перми утром в понедельник, опять мы с ним разминемся) хотят сыграть на весьма опасных настроениях. Ответственными за кризис лучше всего сделать богатых, которых у нас и так ненавидят, а Пермь вдобавок – регион не из самых благополучных.

Натравить народ на владельцев богатого по местным меркам клуба, которые цинично веселятся, бабахают фейерверками и не соблюдают правил пожарной безопасности, – ход беспроигрышный и отлично вписывается в кампанию против «финтифлюшек» и «золотых зубов», начатую премьером во время телемоста. Правда, о каком правосудии можно будет говорить в таких обстоятельствах? Страна, в которой любая трагедия становится поводом для внутренних разборок и перевода стрелок на целые классы, вряд ли способна выбраться из ямы. В Перми и так много разговоров о том, что вот, веселились богатые и довеселились.

А между прочим, переговариваются старушки прямо перед входом в «Хромую лошадь», где стоит оцепление, лежат в пять слоев гвоздики и горят свечи, – 5 декабря-то ведь день введения Богородицы во храм. Праздновать надо было в храме, а не в клуб идти. Жалко, конечно, молодые все, им бы детей рожать да воспитывать… Но вот не рожали и не воспитывали, а в клуб шли. И доигрались.

Такие разговоры в городе можно услышать часто – и власть, кажется, намерена поддержать именно эти настроения. Хотя сама эта власть отлично знает, как связаны между собой коррупция и нищета. Знает и то, что ночные клубы в России открывались и строились не профессиональными архитекторами, дизайнерами и аниматорами, а бывшими инженерами или врачами, которым перестали платить зарплату. Профессионалов в этой области не было. И деваться в Перми ночами, кроме как в «Хромую лошадь», тоже было некуда. И праздновать в России так и не научились, во всяком празднестве был оттенок вызова и отчаяния, потому что в богачи выбивалась соответствующая публика, и фон жизни заставлял ее веселиться до полного угара. Петарды на каждый новый год бабахали артобстрелом, знаменуя победу высшего класса над прочими. Все это началось не вчера. И превращать несчастный случай в удобный случай для вымещения социальной ненависти – не лучший путь: это, мол, богатые во всем виноваты, от них и кризис, а мы ни при чем…

Никого не выгораживаю. Но, стоя напротив «Хромой лошади», не могу отделаться от все того же чувства страшной символичности происходящего: опасно разжигать открытый огонь в помещении с узкими входами и низкими потолками. Таких, как этот клуб и как весь породивший его социум.