Любовь-морковь Зиненко ищет в провинции

– Саш, как докатился до жизни такой: был дипкорреспондентом, в пуле министра иностранных дел Андрея Козырева – и вдруг стал репортером, снимающим страсти-мордасти из российской глубинки?
– Жень, скучно мне стало! Захотелось реальной жизни. Кстати, многие коллеги не понимают этого. Говорят: «Как ты можешь во всех этих драмах разбираться? Столько негатива цепляешь!» По поводу последнего они правы. Негатив цепляешь, но важно научиться от него избавляться.

– И ты научился?
– Ага. Делал как-то фильм про алиментщиков – «Родительский долг». Ходил в рейды с судебными приставами – женщинами, которые выбивают долги из мужиков, взывая к их совести кнутом и пряником. Однажды сидим в засаде и ждем, когда вернется злостный неплательщик. Уже извелись от ожидания, и судебный пристав предложила: «Пойдемте ко мне чайку попьем, все равно он появится позже!» Ее муж – кок на корабле – нарубил нам колбаски: «Сколько раз говорил жене: «Уходи с этой работы!» А супруга ему отвечает: «Да я весь негатив смываю! После работы становлюсь под душ и говорю: «Водица, водица, смой с меня все плохое!» Глядя на нее, я подумал, что у нас, репортеров, так же. И последовал ее примеру.

– Саш, а чем объясняется твоя любовь к Уралу, где снято большинство твоих фильмов?
– У меня свое житейское объяснение этому. Считаю, что там живет особая порода людей: очень открытые, контактные, добродушные. У них такой мягкий говорок…

– Прилипчивый…
– Очень. Через неделю пребывания на Урале ловлю себя на мысли, что говорю так же, как местные жители. Понимаешь, я боюсь этого клейма: московская штучка. В провинции считают, что москвичи – заносчивые, злые, и я стараюсь людей избавлять от этих стереотипов. Я вообще стремлюсь, чтобы людям было комфортно со мной…

– Но помню, с одной из своих героинь ты не очень-то церемонился. Этот скандал с монгольской «Хакамадой»…
– Она сама виновата! В 96-м году я снимал для НТВ серию репортажей про то, чем живут люди в новой демократической Монголии. В том числе и про парламентские выборы. Нашел там своего «Жириновского». А лидер местной «СПС» внешне напомнила мне Хакамаду. Очень независимая женщина, ездила на советской «Ниве». Она, откровенничая, рассказала мне о своем романе с русским и про то, что с тех пор предпочитает только наших мужчин. Я спросил ее:  «А чем хуже монгольские?» И она ответила: «Это не мужики! Вот русские – это да-а!» Мне стало смешно. Я вспомнил, как у нас считалось, что западные мужчины – это да-а, а наши никуда не годятся. Получалось, по ее мнению, что мы – западные.

– И конечно, именно этот эпизод ты и включил в репортаж?
– Мне и в голову не пришло, что это может стать компроматом накануне выборов. Когда я монтировал материал в телецентре  Улан-Батора, «Хакамада» примчалась туда. Местные телевизионщики донесли ей, что я собираюсь показать. Она вызвала меня на улицу и стала требовать вырезать этот материал. Тут мне и пришлось проявить жесткость: я при всем желании  не мог убрать этот кусок, потому что через 20 минут он должен был по спутнику отправиться в Москву. Это был единственный случай, когда я отказал женщине!

– Тогда с тебя случай, когда ты женщине не отказал.
– Мы снимали последний фильм «Ради мужчины». Про неординарные поступки женщин. Муж ушел от жены к любовнице, а потом вернулся к супруге, но не один, а с ребенком от любовницы. Девочке годика три. А у них с женой было еще двое сыновей. Все говорят: «Ты с ума сошла! Выгони его, а ребенка – в детдом!» Она не согласилась. Более того, эту историю сама захотела мне рассказать. И я пошел ей навстречу.