Вячеслав Зайцев: Обшивать вождей не хочу

Кажется, что цифра «70» – это ошибка, не может быть столько этому улыбчивому импозантному мужчине. Максимум 45. Как заметила Людмила Гурченко: «Славочка, ты так хорошо выглядишь, потому что добрый и никому не завидуешь». Художник с большой буквы, революционер в моде, а теперь еще и телеведущий. Именно под него на «Первом канале» создали программу «Модный приговор».

Родом из города невест

– Расскажите о своем родном городе, я знаю, вы не теряете с ним связи, там даже проводится конкурс, носящий ваше имя.
– Меня пригласили в ивановский клуб деловых женщин обсудить, как поднять интерес к легкой промышленности, вселить веру и надежду в людей, работающих в нашей профессии. Членами клуба были бывшие хозяйственные и производственные руководители, они когда-то много сделали для своего города, а выйдя на пенсию, не хотели сидеть дома, пытались применить свои знания и опыт в кризисной для отрасли ситуации. Сначала мы с ними организовали конкурс молодых талантов, потом развернулись и создали модельное агентство… Я приезжал к ним, проводил мастер-классы, привозил своих манекенщиц, которые демонстрировали модели молодых конкурсантов. Теперь я спокоен за конкурс, он уже несколько лет – событие не только для города, на него приезжают таланты из Белоруссии, Украины, Германии…

– В Москве работают модельеры – выходцы из Иваново и победители конкурса имени Зайцева.
– Изначально целью нашего конкурса было поднять интерес к  промышленности и дать работу ивановцам. Но мы сделали больше, чем планировали. Сейчас ивановские мастера составляют серьезную конкуренцию выпускникам столичных вузов. Москвичи далеки от реальности, они нацелены на креатив, а ивановцы знают, что надо людям каждый день. Знаете, за эти годы я приобрел в Иваново столько друзей! Они стали мне буквально родными. Их любовь меня греет. Они так нежно за меня переживают, создают мне условия, когда я приезжаю на один-два дня в Иваново. Контролируют, чтобы я был сыт, вовремя отдохнул и так далее. Я к ним приезжаю как к людям, ближе которых у меня нет.

Мой сын поборол наркотики

– Вы рады, что ваш сын пошел по вашим стопам?
– Егор – большой мастер и человек масштабного мышления. Но я делаю одежду для людей, ориентируясь на клиентов, а он создает коллекции, ориентированные на моду будущего, инсталляции, арт-объекты из ткани. По моему мнению, демонстрирует при этом высочайшее мастерство художника. Он хочет найти свое место под солнцем, говорит мне: «Папа, пока ты занимаешься своим делом, я буду заниматься разработкой более креативной одежды, создавать свой стиль». Хотя может с точностью работать и в моем стиле, блестяще это делает, помогая мне в Доме моды. Кроме этого, он как режиссер ставит мои показы – сценография, музыка.

– Были времена, когда Егор заставлял и огорчаться?
– Это было связано с наркухой, да-да. Был такой период, когда он расстался со своей женой и лишился возможности общаться с дочкой. Тут он и связался с дурной компанией, это было очень жестокое, тяжелое время. К счастью, ему удалось завязать с этим. Большой силы воли ему это стоило, но даром, что ли, он сильный мужик. Не стал со своей жизнью играть и сумел выйти из болезни.

– Когда я сюда шла, увидела при входе «Харлей Дэвидсон». Это Егора?
– Да, он носится.
– Вы одобряете?
– Не одобряю, так же, как и мама, и очень переживаю за него. Но он человек созревший и сам для себя решает, что не полезно, а что хорошо. Я давно уже не вмешиваюсь в его жизнь, взрослый ведь мальчик. Я его ценю за то, что он не копит в себе зло, высказывает тут же. Но иногда именно по этой причине у нас бывают стычки: Егор может мгновенно взорваться. Раньше, когда он хотел со мной серьезно поговорить, мы часто горячились. Но теперь, как только назревает буря, я стараюсь свернуть дискуссию, даже если считаю, что прав. Хотя у самого такое состояние души, что горит все внутри. Иногда бывает, что и не сдержусь. Но я чаще прощаю людям, может быть, в силу возраста. А он не прощает ни предательства, ни подлости. У меня, кстати, этого «добра» тоже было много в жизни.

– А как с внучкой ваше общение протекает, без споров?
– С Марусей мы сейчас видимся реже, потому что у нее большая программа – учится много. Да и живем мы в разных точках Москвы. Раньше была возможность заехать за ней на машине и увезти их с бабушкой ко мне в усадьбу. Сейчас я практически не могу вырваться, да и у нее времени мало.
– Марусе 15 лет, ей скоро профессию выбирать, не собирается быть дизайнером?
– Она любит живопись, блестяще рисует, уже в восемь лет ее эскизы были почти профессиональными работами. В прошлом году у меня практику проходила, кроили, шили вместе. Егор ее в одном плане воспитывает, я в другом: он тянет ее к металлистам, к рокерам, а я – к романтизму. Она тоже сильная личность, серьезный человек. Читает умные книги, с ней интересно общаться. Когда у меня была презентация книги, жена Коли Караченцова Люда сказала мне: «Зайцев, какая у тебя взрослая внучка. Она так по-взрослому говорит». Со мной, к сожалению, она так мысли не излагает. Да и я с ней, как дедушка, кручусь. Наряды и подарки для Маруси привожу со всей Европы. 

– В отличие от внучки, у вас в юности с одеждой было не так благополучно.
– Я в детстве носил лишь то, что маме давали вместе с грязным чужим бельем. Она была прачкой, ей отдавали белье в стирку, а заодно старые вещи выросших детей. Так что я ходил в обносках. В них и в Москву в институт приехал в 18 лет. Курточка, штаны зеленые. Как форма офицерская. Так и ходил, пока сам не научился шить. Когда научился – пошил себе рубахи ситцевые. А в 24 года сшил себе первый костюм. Мне очень нравилось шить. По сей день делаю это, но уже не для себя, а для других  – фуфайки, пальто, кители сугубо эксклюзивные. Простые по форме, но обязательно в русском стиле.

Мода – это деньги

– За вашу творческую биографию у вас было много разных прозвищ – советский Пьер Карден, красный Диор.
– В 1974 году в чехословацком журнале «Кветы» появилась первая информация обо мне. Это было событие для меня и, как мне казалось, для России. Мне принесли эту публикацию «Обзор моды за 100 лет». В галерее портретов выдающихся мировых художников столетия моды были: Шанель, Кристиан Диор, Поль Пуаре и Вячеслав Зайцев. Я – единственный русский, советский попал в этот престижный список! Можно ли было не очуметь от радости и счастья? Я побежал, добился разрешения попасть на прием к Косыгину, пытался ему что-то втолковать, говорил: «Надо использовать эту популярность, ведь даже не все западные модельеры с именем попали в этот список! Мы открыли окно в Европу в моде!» После моего визита к Косыгину позвонили в Дом моделей парторгу и сказали: «Заткните рот этому человеку». Хотя, честно говоря, в те времена русские на Западе были особо никому не нужны. Равно как и сейчас.

– А тогда вы действительно надеялись, что вам удастся открыть окно в европейскую моду?
– Да, я очень хотел, чтобы на Западе не думали, будто в России только валенки да медведи. Мне хотелось, чтобы иностранцы могли почувствовать эту радость, эти краски, которыми мы славимся. Хотел передать ощущения, которые я сам испытывал. Но вышло так, что мне одному это нужно и я один это понимаю. Тогда я пошел в народ, стал модным миссионером. Разъезжал по разным регионам СССР – Средняя Азия, Молдавия… Рассказывал о советском стиле одежды, о своей фирменной одежде. Для того чтобы хорошо доносить свои мысли, пришлось учиться говорить, ведь я был косноязычный раньше, очень плохо говорил.

– Ваша профессия хорошо вас обеспечивала?
– Я был всю жизнь нищий человек, пока 15 лет назад не состоялись духи «Маруся». Французская фирма «Л’Ореаль» подписала со мной контракт на их производство и реализацию. Они названы в честь внучки, а еще так же звали и мою маму. Кроме этого, «Маруся» расшифровывается как «моя Русь».
– Сейчас очень многие создают свою парфюмерную линию – Алла Пугачева, Анжелика Варум… Но никто не говорит, что духи принесли им реальный доход.
– Наверное, они неудачно их делают. Я считаю, у «Маруси» подобрана очень удачная ароматическая композиция. У «Л’Оре­аль» это вторые по продажам духи. Хотя сейчас и у меня не такие прибыли, как были раньше. Но до сих пор духи реализуются без всякой рекламы. Если бы у меня не было парфюма, я бы и по сей день сидел с голой ж… Еще кое-какой приработок есть от продажи моих картин, от лекций в Европе, немного приносят выступления нашего театра по России. От государства за 25 лет существования Дома моды Вячеслава Зайцева мы никогда ничего не получали.

– Наверное, поневоле позавидуешь в этой ситуации Юдашкину, который получил такой госзаказ – сделать коллекцию для армии.
– Ну и что? И мне поступало такое предложение, я отказался. Видимо, их устроили условия, которые выставил Валя.
– А вы почему отказались?
– В конце восьмидесятых я три года разрабатывал коллекцию для милиции. Пахали как лошади: объехали всю страну, изучали историю костюма, общались с милицией, чтобы понять, что для них комфортнее, сделали лекала, эскизы. Все у меня забрали, а потом обосрали: сказали, не то сделал. А уж я с ними воевал, скандалил, почему не шьют из хороших материалов. Я-то предложил для обуви кожу натуральную, а не искусственную, как они сделали, просил дубленки шить из натуральной овчины – а они из синтетики сшили. В общем, милицию одели в синтетику, в которой они в жару парились, а в мороз мерзли. А мы ни копейки не заработали, только потратили собственные средства и время. Вот и связывайся после этого с госзаказом. К тому же, когда идут большие госзаказы, на них сидит много прихлебателей. И деньги очень быстро пропадают. А я дорожу качеством своей одежды, она высокого уровня.

Я не одевал жену Горбачева

– На ваш взгляд, в России есть имена, которые достойно выглядят на зарубежных подиумах?
– Кроме Вали Юдашкина, Денис Симачев, Алена Ахмадулина… Это уже другое поколение, потому что сейчас мода – это бизнес. Я-то всегда был романтиком, а сейчас моду делают прагматики.
– Вы много одевали высокопоставленных жен, например, членов правительства?
– Нет, жен членов правительства я не одевал, это блеф и вранье, это они так хотели привлечь внимание людей к себе. А, например, Раису Максимовну я отказался одевать. Хотя все говорили, что я ее одевал. Я как-то однажды спросил ее: «Раиса Максимовна, зачем вы говорите, что я вас одеваю?» А она мне отвечает: «А разве, Славочка, вам это неприятно?» Мне бы было приятно, если бы это было правдой, но я не работаю с людьми, которые не уважают мой труд, не уважают меня как человека. И всего один раз я одевал дочку Косыгина, а потом еще Шеварднадзе, но со мной некрасиво поступили. И я поставил на этом точку.

– Не заплатили?
– Да просто смешно даже. К нам люди из власти относятся, как к рабам. Думают, нам за счастье одеть жену члена правительства на халяву. Или дочь. Или любовницу. Вот актеров я уважаю, потому что они талантливые, но нищие. У нас не ценят таланты. Поэтому я стараюсь им помогать и не продаю, а порой дарю вещи.
– Вы со столькими красивыми женщинами общались, почему около вас нет той единственной и неповторимой?
– Я принадлежу всем и никому в отдельности. Я был женат однажды, второй раз был гражданский брак. Ревность, которую испытывали мои жены, заставляла меня все время жить в напряжении. Для меня это слишком.

– Но ведь, наверное, у ваших жен были поводы для ревности?
– Однажды (давно это было) мы показывали итальянцам моду. Потом меня девять моих манекенщиц повели домой к одной из них и устроили там конкурс поцелуев. Они знали, что я обожаю целоваться. Домой я пришел с распухшими губёшками. И конечно, был скандал, потому что не каждая жена может такое стерпеть. А я – увлекающаяся натура, выбирал, кто лучше из девчонок целуется. Ну и нагоняй был дома! Хотя потом мне и самому было неловко ходить с распухшими губами.

Марина Зайцева, бывшая жена:

– От того, что Слава одинок, есть большая польза для него: ему нужно абсолютное уединение, чтобы послушать, что сверху говорится. В тот момент у него закрываются глаза, и вместо молитвы он берет карандаш и рисует. Да, он еще и художник, график, но об этом мало кто знает. А ведь то, что он делает в этом направлении – чудо! Не сомневаюсь, что когда-нибудь его будут копировать. На его выставки ходят коллеги, узкий круг знатоков, друзья.
 А самое главное, Славка для меня – пример ответственности за свой талант. Он понимает величину дара, данного свыше, и он его отрабатывает. При этом Слава своим даром все время делится. Чем больше он отдает, тем больше ему радости.
 Есть у него еще одно редкое качество – он человек радостный. И это несмотря на то, что он в принципе одинок и ему бывает грустно. Он сам про себя говорит: «Я хочу дарить радость бытия, красоты». И это не просто высокопарные формулировки, это все так и есть.
Слава ни от кого никогда не зависел, не дал никому себя купить – ни партии, ни покровителям. Он абсолютно свободен и честен. Его самый любимый цвет – белый, он сидит у него внутри. Даже цветы Слава любит белые, огромные и сказочные – калы и лилии.